День зачатия

День был предпраздничный.
Скажем так: это был индивидуальный праздник ― день рождения, Кириллу исполнялось тридцать лет.
Сегодня ночью.
Это был конец карьеры ― так он сам себе определил.
Кирилл нигде не работал и ничем не занимался.
Он был индивидуалом. Вором-форточником.
Несмотря на то, что форточники, как известно по фильмам и книгам, все маленькие и компактные, это совершенно не так.
Кирилл был высоким, даже длинным, правда, очень худым. Такой, длинный червячок, необычайно ловкий и извивистый. Тонкий и плоский ― пролезал в маленькие оконные дырочки, протискивался своим жантильным скелетом в узкие проемы.
Однажды Кирилл поступил в колледж (не всю же жизнь влезать в форточки, рано или поздно организм начнет «бомбеть», живот станет выпирать, жопа округляться, перестанет Кирилл пролезать в окна! А надо иметь профессию, чтобы не умереть с голоду. Это был айтишный колледж.
Да и… лазать по этажам на старости лет невозможно, — сноровка теряется и обязательно наебнешься рано или поздно.
Что и говорить: профессия оконного воришки весьма и весьма опасна: надо вылезти из окна в подъезде, по малюсенькому, шириной десять сантиметров карнизику, выпирающему из питерской или московской стены, пройти, прижавшись к стеночке, чтобы не упасть вниз с двадцатиметровой высоты, дойти до нужного окна, открыть форточку или осторожно раздавить стекло, предварительно оклеив ее липкой пленкой, забраться в квартиру, а дальше уже дело техники.
Смотря по тому, что есть в этой квартире.
Конечно, самое главное найти то место, где хозяева хранят ценности, золото, брюлики, денежные купюры.
Разумеется, Кирилл скопил себе на старость, кое-что, и вот эта старость наступила.
Его куратор из ФСБ не советовал так рано заканчивать свой бизнес, но все кураторы преследуют только свои цели.
Им похер, если их подшефный помрет.
Упадет-разобьется.
Перспектива же досрочной смерти расходилась с планами Кирилла: «работаю только до тридцати лет», так он себе постановил.
Жестко и безапелляционно постановил.
И ни днем позже. Ага.
Далее открыть какой-нибудь маленький бизнес, связанный с компьютерами. И жениться. Хотя… с этим спешить не стоило. Все бабы — суки. Что было вполне естественно по гендерному определению самого Кирилла, с детства страдавшего дамским равнодушием. Им нравились мускулы. И наглость. А он все ждал, когда появится та самая, которая… Поймет его тонкую, ранимую душу.
Собственно,тридцать лет со дня рождения было его мечтой, он думал, что наконец то придет этот день и он переступит жизненный рубеж.
Ему был тогда двадцать один год. Когда его «прихватили» фсб-шники. Они кого-то «пасли» этой скучной ночью и неожиданно заметили Кирюшу, ловко гуляющего по периметру карниза. Сначала опера приняли его за младшего научного сотрудника, тайно пробирающегося в спальню своей жены, дабы застукать с любовником. Потом поняли свою системную ошибку и решили взять паренька по тихому.
Взяли.
Далее под страхом заключения заставили Кирилла работать на контору. «Иначе — сам понимаешь, старичок! Твой дом тюрьма, жизнь твоя поломатая, тюремным трахтором переехатая!»
Взяв с него все необходимые подписки-расписки, присовокупив к этому угрозы и заклинания, типо: «вход рубль, выход два», «теперь твоя жизнь тебе не принадлежит» «а расскажешь кому-нибудь про наше сотрудничество, тебя расстреляют за разглашение гос. тайны.» «У нас длинные руки, даже есть специальная служба чистильщиков».
И прочие гб-шные разводки и понты. Пришлось уступить. Один-два раза в год он выполнял опасные задания всемогущей организации, за что ему было обещана полная отмазка, если попадет к ментам.
Надо сказать, контора держала слово и пару раз он и вправду попадал: один раз сработала сигнализация, с которой он лоханулся и его повязали тепленьким. Второй раз его увидел какой-то полуночник, которому не спалось, и сообщил в полицию.
Оба раза прошло на отлично: его покровители забирали Кирилла из ментовского обезьянника, объясняя это задачей особой государственной важности, и полицейские не смели им сказать ничего против.
Но каждый раз за такое освобождение Кирилл должен был отработать задание повышенной опасности, которое обязательно находилось для него в этой неугомонной конторе.
В конечном итоге, эти задания всегда сводились к сухому остатку: отжать чей-то бизнес, или пакет акций. Или что-то в этом роде. Собственно, деятельность организации мало чем отличалась от деятельности Кирилла. Ну, разве что масштабами. Он залезал для них в офисы, будучи отличным скалолазом.
Каждый раз надо было что-то стащить. Блок памяти компьютера. Или бумаги. Иногда работали в паре или тройке: контора давала в помощь специалиста по сейфам, и Кирилл только открывал дверь. И уходил восвояси. А те заканчивали свою часть работы. Разделение труда под зонтиком ФСБ.
И вот этой профессии пришел конец. По его собственной инициативе.
Позвонила мама.
Она была старухой уже, матери было пятьдесят.
Поздравив сЫночку, справилась о его здоровье.
Маманя все еще думала, что он компьютерщик. Айтишник.
А он ее не переубеждал.
– Ах, Кирюша! Какой ты у меня взрослый!
Но ты к тому же умный и перспективный: кто из твоих одноклассников сам купил квартиру в двадцать семь лет? Только ты! Ты у меня талант! Компьютерный гений!
– Да мама…
– Ты хорошо кушаешь? Не устаешь у экрана своего компьютера?
– Нет, мама…
– Ты смотри, сынок, не сиди долго, а то глаза портятся!
– Да, мама…
– А жениться то ты не надумал еще?
– Нет, мама…
– Ну пора уже, сынок! Тридцать лет все же.
– Разве это важно, мама?
– Ну как же! Ты семью то собираешься заводить?
Кириллу уже начал надоедать этот разговор. Впрочем, эта тема постоянно поднималась и каждый раз с той же мотивацией.
– Собираюсь, мама. Но пока что нет подходящей кандидатуры.
– Ты не тяни, сынок! Жизнь такая, что не увидишь, как пролетит!
– Хорошо, мама.
– Ах, как я радовалась, тридцать лет назад, когда ты родился! Вот тебя не было, и вдруг ты появился!
– Как не было?
– Ну… ты еще не родился!
– Но разве меня не было к моменту рождения?
– Ну… ты был, конечно, но еще у меня в животе.
– Значит, я был?
– Был! Но не родился.
– А вот скажи: а чем отличается ребенок за час до рождения и через час после рождения?
Мать слегка растерялась.
– Да… ничем не отличается!
– Значит я был живой, то есть, существовал и за два дня, и за две недели, и за два месяца до моего рождения?
– Да! Ты был! Живой, только в животе.
– А за полгода до рождения я был?
Мама стушевалась от сложности вопроса.
– Ну… был, конечно! Ты был живой. Но не такой, как после рождения.
– А это неважно, мама. Через полгода после рождения я тоже был уже другой. Вот ты мне скажи: а когда я стал живой? То есть, я хочу спросить, когда моя жизнь как таковая появилась, как ты считаешь?
– Ай, сынок, ты такие вопросы задаешь!
– Мам, да это простые вопросы, скажи честно: ведь я стал живым фактически тогда, когда папин сперматозоид достиг твоей яйцеклетки? То есть после эякуляции?
– Ну… да, наверное! А почему ты завел этот дурацкий разговор?!
– Я хочу понять.
– Что понять?
– Я хочу понять: что за праздник этот идиотский ― день рождения.
– Почему идиотский?
– Ну не знаю, почему. Прикинь, муттер: когда я был в твоем животе за 5 минут до рождения, я ничем не отличался от меня, когда я вышел из тебя. Кроме одного: я сам начал дышать!
– Ну… в принципе да!
– Тогда получается, что день рождения ― это день первого самостоятельного вздоха, не более того! Ну, по смыслу!
– Наверное! Но ведь все празднуют день рождения!
– Да пусть празднуют. Но получается, что с рождением жизнь не началась, с рождением она продолжилась, но в другом качестве.
– Да, получается..
Мать была слегка обескуражена: она не понимала смысла этого разговора.
– Тогда что люди празднуют? Это же не начало новой жизни, а только продолжение той жизни, начатой девять месяцев назад!
– Тьфу на тебя! Совсем мне голову заморочил!
– Мамелла, я хочу сказать, что праздновать надо не момент рождения, а момент зачатия. Тот самый момент, когда ты вместе с папенькой моим испытала полет чувств! Вот это надо праздновать! Именно это начало новой жизни, а не дурацкое вылезание на свет божий!
Главное было достигнуто: вечная тема женитьбы переведена на более нейтральную.
Теперь мать станет усиленно размышлять о том, стоит ли праздновать день зачатия.