(Главы из книги “Несостоявшиеся судьбы. Запиcки практикующей медсестры”)
Осень. Моросит дождь. Холодно и неуютно в городе.
Мне некогда обращать внимание на превратности погоды, спешу на работу.
Вдруг замечаю какое-то необычное оживление на проезжей части дороги: машины тормозят, останавливаются, водители, выглядывая из окон, ругаются, подают гудки.
Взгляд мой отыскивает виновницу происходящего. О, ужас, это моя пациентка тяжёлой поступью медленно, но уверенно идёт посреди дороги во время интенсивного движения. Я понимаю, что изменить происходящее в этот момент почти невозможно. Машины объезжают её, нарушая правила дорожного движения, ситуация выходит из-под контроля. Непонимающе и осуждающе наблюдают за происходящим прохожие. Мне только остаётся набраться терпения и дождаться, когда смогу, вмешавшись в ситуацию, изменить ход событий.
К счастью, помощь женщине с моей стороны в этот день не понадобилась. Вызванная кем-то полицейская машина вызволила её из кольца машин и увезла в сторону психиатрической клиники.
Такая ситуация создалась не впервые. Женщина давно знакома со стражами порядка в городе, и им хорошо известно, по какому адресу её нужно довести. Когда я появилась на рабочем месте, она уже сидела в столовой у окна и наслаждалась тишиной, царящей в отделении в послеобеденное время.
Если спросить эту маленькую с горделивой осанкой женщину, какова последняя точка её пути, она ответит, правда, не сразу, а, задумавшись на мгновение: „В Америку“. Почему именно в эту заокеанскую страну направлен её путь, никому не известно. Она на этот вопрос тоже ответить не может, но знает, что её там ждут.
Более десяти лет знакома мне эта женщина, но я всё ещё не могу свыкнуться с её манерой поведения, вернее, не могу понять, о чём она думает, какие чувства одолевают ею, когда, к примеру, она выбирает меня своим доверительным лицом. Не понимаю также, почему она порой светится от умиления и счастья, порой называет меня по имени, доверяет тайны, обращается за помощью, а порой не узнаёт, неприступна и холодна, недосягаема и величественна.
Женщина знает имена персонала. Неожиданно оказывает то одному, то другому особое внимание, а потом каким-нибудь одним резким словом оскорбляет, унижает. Она умеет быть беспощадной. Остриё её мщения попадает прямо в сердце, может пробить до боли. Главное в таких случаях – не принимать огонь на себя, не винить себя, когда она в глаза бросает тебе оскорбления, или в душевой комнате наносит неожиданно удары в грудь, по ногам. Это поистине трудный случай.
Не смотря ни на что, я люблю эту гордую седовласую красавицу и стараюсь облегчить её одиночество в моменты депрессии и отчаяния.
Однажды я оказалась свидетельницей сцены, когда к ней издалека приехали родственники. Как мне помнится, это были её сёстры с детьми и собачками дорогой редкой породы. Наша пациентка отказалась разговаривать с ними. Она не вышла из комнаты, молча лежала на кровати с открытыми глазами, и ничто не могло привести её в движение. Родственники постояли несколько минут около её постели и вышли один за другим из комнаты. Сёстры плакали, пытались в оправдание себя говорить какие-то слова. Видно было, что чувство вины двигало ими.
Моя героиня не молода. Ей уже за восемьдесят, но в это трудно поверить. Она независима в поведении, да и обслуживает себя сама, как может. Женщина не позволяет оказывать ей помощь, даже если она в ней нуждается.
Седовласая, всегда с гордо поднятой головой, она или целыми днями находится в комнате, лёжа на кровати, ведя вслух нескончаемые беседы с самой собой и ещё кем-то невидимым, к кому она обращается в приступах бешенства, крича и взывая о помощи, доводя себя тем самым до экстаза, или сидит на одном месте в столовой, почти не шевелясь в течение полусуток, или неустанно, наматывая километры, гуляет по коридору взад и вперёд, заходя в комнаты к больным, страдая вместе с ними от их страданий.
Она может в порыве отстаивания своих и чужих интересов обвинять персонал в плохом уходе за больными, который привёл их к такого рода тяжёлым последствиям. Взгляд её тогда пронзает словно остриё молнии, голос груб и громок, она полна ненависти к персоналу и всему окружающему миру. Порой в ней просыпается материнский инстинкт. Тогда она простаивает часами около немощного больного, кормит его с ложечки, называет своим сыном и молится за него, сложа руки на груди.
В руках этой миниатюрной женщины почти всегда дитя, рождённое ею в пожилом возрасте, вернее, это кукла, в которую вложена мечта женщины о желании иметь ребёнка. Мечта, воплотившаяся в реальность в образе куклы, окутанной заботой и любовью с момента рождения, скорее, приобретения в собственность.
В её комнате находится детская кроватка, в которой много кукол. Она называет их по именам, воспитывает, наказывает, лечит. Однажды она подошла ко мне и попросила перевязать ручку дочери, дать таблетку от температуры. На день рождения женщине была подарена миниатюрная детская коляска, в которой она до сих пор вывозит своих детей на прогулку.
Настроение её меняется независимо от времени суток и происходящего в отделении.
Отметины прошлого можно отыскать в судьбе любого из пациентов нашего необычного дома престарелых при психиатрии. Но в их прошлое закрыты двери и даже окна. Трудно определить причины столь разных судеб, хотелось бы верить, что они находятся не в наследственности, не в заранее заложенной программе жизни индивида. Так кто же тогда несёт ответственность за изломанные, исковерканные жизни, многолетние мучения, жизненные ошибки? В чьих руках наши души? Когда и почему подсознание даёт сбой? Почему именно этой женщине была уготовлена такая участь?
А начиналось всё так хорошо. Голубоглазая девочка родилась в семье, где царили любовь и достаток. Она росла, окружённая теплом и любовью родителей, среди братьев и сестёр до восемнадцатилетнего возраста. После восьмилетки поступила учиться в экономический техникум.
Время было военное и послевоенное. Проблем тогда хватало у всех. Всё осложнилось и тем, что отец не вернулся домой из плена. Нужно было помогать матери по хозяйству, оставаться с младшими детьми дома. В то время ей очень хотелось быть со сверстниками, ощутить воздух любви и свободы, но обстоятельства были выше желаний. Ей пришлось поменять несколько работ, пока случай не привёл в дом малютки. Там она проработала недолго, но тепло людского к себе отношения пронесла через всю жизнь.
Замуж так и не вышла. В жизни была несостоявшаяся любовь, вернее, как ей позже казалось, она её сама себе придумала. Начала преследовать своего начальника письмами, просьбами о встрече, объяснениями в любви. Ему это показалось неприличным. Он уволил её, не объяснив никому причины. Это уязвило её гордость. Она перестала разговаривать с людьми на обычные темы, ушла в себя, погрузилась в мысли, стала резкой, недоступной, недосягаемой. В тридцатилетнем возрасте нашла работу по специальности в бюро на одном из больших предприятий родного города. Появилась возможность карьерного роста. Любимой работе молодая женщина посвящала всё свободное время. Сотрудники уважали её за старание, усидчивость, признали, как специалиста. Как она позже скажет психиатру, ей в то время было очень важно уважение людей и признание её способностей.
Всё было как будто хорошо, но в ней начала развиваться мания величия. Она стала пренебрежительно относиться к окружающим. По её мнению, все были глупы, совершали ошибки, делали не так, как она хотела. На этой почве начала развиваться чрезмерная раздражительность, нервозность. Женщина могла в споре с коллегами сорваться на крик, рвать документы, доводить дело до суда, выражая нескончаемые обвинения и недовольство всеми.
Она не могла долго работать на одном месте. Ей казалось, что все против неё, весь мир обрушился на неё с тёмной стороны, все её не любили, не считались с ней, не нуждались в ней.
Женщина меняла одно место работы за другим, одно место жительства на другое. У неё не было друзей, подруг, мать умерла, родственники оградились собственными проблемами, семьями.
Однажды она набросилась с обвинениями, оскорблениями и кулаками на совершенно незнакомую женщину на улице. После этого ей в полиции посоветовали обратиться к психиатру. А когда ей исполнилось тридцать пять, она оказалась на стационарном лечении в психиатрической клинике, которая несколько лет позже стала её постоянным местом жительства. Пришла она туда, конечно, недобровольно. Как сложилась её последующая судьба, без слёз рассказывать невозможно.
Когда я впервые увидела её, она произвела на меня неизгладимое впечатление своей неординарностью.
Седая женщина сидела одна за столиком и задумчиво смотрела в окно, за которым была жизнь. Деревья шумели листвой, птичий перезвон долетал до нас в своей первозданности. Чарующая игра света, лучей солнца бросалась в глаза невооружённым взглядом. Женщина повернула голову в мою сторону, словно приглашая проследить за ней взглядом и, хитро улыбаясь, протянув руку в сторону окна, что-то невнятно прошептала. Я наклонилась к ней и тоже почти неслышно спросила, что она хочет мне сказать, чем поделиться. Она не ответила и продолжала, тихо улыбаясь, вглядываться в глубь волнующейся листвы. „Разве вы не видите, – спросила она меня после долгого молчания. – Разве вы не видите фею в лиловом платье?“ Я как не напрягалась, к сожалению, не могла ничего разглядеть. Тогда женщина сказала чётко, как приговорила: „Жаль“, – мне осталось только скромно промолчать и даже в какой-то степени ей позавидовать. Так я впервые встретилась в практической жизни с понятием галлюцинация.
Во время ночного дежурства есть возможность индивидуального общения с людьми. Они тогда по-детски доверчивы, открыты. Моя героиня неистово молится по ночам. Она читает громко, неистово „Отче наш…“ порой целую ночь, почти не делая пауз, неистовствуя и как будто впадая в экстаз.
В хорошем состоянии духа она ночью чувствует себя хозяйкой большого дома: часто поливает цветы, любит покушать в моём обществе. Она умеет прекрасно пользоваться столовыми приборами, обожает плавленый сыр, оранжевый сок. Она может рассказывать в эти ночные часы о том, что её тревожит, мучит.
Однажды моя героиня взяла меня за руку и повела вглубь помещения. Побродив по коридору, отыскала ей нужную дверь и попросила умоляющим голосом освободить из заточения святую Марию. Мне пришлось для её успокоения обследовать вместе с ней указанную комнату с целью спасения Матери Божьей.
Спасение в этот день и в этом месте не состоялось, но откуда вообще эти навязчивые идеи о спасении святой у этой маленькой, хрупкой и немолодой женщины? Кто управляет ею? Кто приказывает спасать? Кто ведёт этим странным путём по жизни?
Для меня эти вопросы остаются сегодня открытыми. Хотелось бы хоть на шаг приблизиться к ответу на них.
