В самый мистический день в году, когда границы миров стираются и каждый может найти и богатство, и любовь, синоптики обещали дождь. И не просто дождь, а ливень с грозой и градом – особенно под вечер, когда запалят костер. Впрочем, до костра ещё надо было добраться. Пошевелилась в кровати и скинула ком одеяла на пол: уже которую ночь злые духи месят одеяло, мнут простынь и раскидывают подушки. Игрушечный белый кот, которого обнимала, чтобы было не так грустно засыпать, валялся около кровати – даже он убежал. Но рука потянулась не к коту, а к айфону.
В чатике писали, кто с кем поедет на Купалу и даже не боялись дождя. Спрашивала, где большая компания ролевиков и реконструкторов будет праздновать – ответили, но никто не пригласил. За городом, на большом фестивале – но нет ни палатки, ни спальника, ни машины, да и на Купалу обещали холодный дождь, а нельзя переохлаждаться. Пока спала, левиафан чата разбился на маленькие группки, кто с кем дружит, кто кому больше нравится. Ну понятно, она не нравится никому, ни разу не тегнули в чате, не спросили, лишь коротко ответили на вопрос, кто когда поедет — как бездомной собаке кость кинули. Ответ не предполагал дальнейшего диалога. Да и о чём говорить? Она не приходила в клуб последние полгода, а до этого когда приходила, все молчали и сидели, поджав губы. И когда перестала унижаться, приходить куда не ждут, никто не спросил, хоть она всегда и приносила вкусняшки, и шила парням рубахи. Парни начинали встречаться с девками, которые им ничего не шили, и сегодня наверняка будут прыгать с ними через костер, взявшись за руки. Тогда их любовь будет благословлена на веки. На веки — значит ещё на полгода, и уже колядовать эти пойдут с другими парнями, как будто быть шмарой — норма. И видимо, норма, раз их приглашали отметить Купалу, а ее — нет.
Отшвырнула айфон, поймала мягкого беглеца, подняла одеяло и, накрывшись с головой, постаралась проспать как можно дольше — после согревающего и омолаживающего сна надеялась увидеть обещанный на праздник ливень. Но получила головную боль, из-за которой долго не могла встать. Кара за то, что она думала плохо о бывших приятелях и подружайках. Встала, поймала равновесие, пошатнулась, схватилась за воздух. Словно поплыла в стоячем озере, глубоко под тёмной мёртвой водицей, развела руками шторы — зажмурилась от дурацкого солнечного света. А где же дождь? Ведь обещали. Приоткрыла окно и в щелочку впустила немного питерского неба — с ним вошла предгрозовая свежесть, и это обнадёживало.
Щелкнула клавишей на кофе-машине, коричневая струйка влилась в чашку, туда же отправились две, даже три ложки сахара. Вместе с неприлично сладким и крепким кофе в тело возвращалась жизнь. Первую чашку выпила почти залпом, вторую — медленно, чередуя с приготовлением авокадо-тостов. А куда торопиться — всего 11 утра, суббота, впереди — без огрызка два дня, совершенно без дел и без планов. Самые безнадежные два дня — некуда себя деть, некуда пойти, нечем заняться, а в голову лезут черти. Ещё и дождь обещали, вот и сиди дома, как в клетке.
Не хотела, но разблокировала айфон — многие уже приехали на фестиваль. Девки фотографировались в белых славянских рубахах, по которым петляя бежала огненная богатая вышивка, а венки будто эти бездельницы начали плести ещё в четверг. Мужичьё тоже позировало, как бабы, в исторических рубахах и портах, надо же — они так гордились аутентичностью своих тряпок, но на их волосатых ногах красовались не первой свежести кеды: Китай, 21 век, реконструкция известного бренда, найденная на раскопках барахла на Апрашке. Она посмотрела на своё, обычное белое платье — было бы похоже на саван, если бы не небольшая красная строчка, змейкой ускользающая к воротнику. Платье выглаженное, висело на вешалке на двери. Странно, вроде вчера оно мятым валялось в баке с грязной одеждой. Не помнила, как его стирала, гладила и вывешивала.
А может, надеть платье и поехать на фестиваль? Скоро начнутся хороводы, где есть место всем — даже ей, хоть никто и не ждет. Платье, конечно, из масс-маркета, не историчное, синтетическое — но пусть и подумают плохо о наряде, вслух же никто не скажет. Праздник ведь для всех. Да и дождь, возможно, боги отведут — вот какое солнце светит. Наверняка, не все плохо относятся. Кто-то, пусть даже один человек рад её видеть — а если и нет, на фестивале полно людей. А ещё — мастер-классы по мезенской росписи и вышивке, палатки с историческим мерчом, таверна с вкусняшками, любимая музыка и обряды, которые завораживали со студенчества и обещали: всё будет хорошо. Тогда и было хорошо, в какой момент сломалось? В какой момент боги прогневались?
Подсмотрела в сторис — девки уже вышивают, собирают травы и плещутся в реке. Мужики — устраивают показательные бои на мечах. Даже под кольчугами видно, как играют мускулы и первобытная сила и мужественность рвётся наружу. Их мужественность — не для неё. Девки надевают своим мужикам на голову венки после боя, словно метят их, как сучки во время течки. Зачем? Через полгода в соцсетях они будут писать «Мой мужчина — настоящий богатырь» уже выкладывая фото совсем другого человека. Надо было тоже так делать, но не получается. Подколодной гадюкой вилась мысль: а вот приеду, когда никто не ждет, и надену венок на голову руководителю клуба, высокому красавчику с небесными глазами и волной пшеничных волос. Он такой красивый, как Купала. Должен же кто-то быть его Костромой, почему не я?
Глоток остывшего кофе, стрелка кухонных часов подползла к двум, а айфон почти разрядился. Надела выглаженное, неужто домовым или домовихой, платье и посмотрелась в зеркало. Хоть на лице и в осанке уже отпечатался возраст, свет-зеркальце говорило: ещё ничего, ещё есть пять-семь лет. Предстояло не только собраться, но и решить вопросы и трансфером и билетами. Написала в чат, узнала, где клуб разбил лагерь — странно, ответили быстро, хоть и не спросили, приедет ли. И хорошо, что не спросили — давно уяснила, что обычная вежливость дурит ей голову, как одолень-трава — русалок. Привяжется, словно бездомный котёнок, которого погладили от скуки, развлечения, не подумав. Пускай лучше холодная, как внезапный летний ливень, сдержанность или даже ненависть — так проще. Трансфер уже ушёл. Придётся ехать на пригородном автобусе, а потом идти пару километров, но ничего. Палатку арендует уже там — за деньги её даже поставят. Осталось только одно — купить билет на фестиваль. Сколько? Вы совсем из берегов вышли с вашей Купалой, что за дебилы будут ходить хороводами и слушать дерьмовый неофолк за такие деньги, да ещё и под дождем? Но судя по сторис — даже безработные реконструкторы, до седой жопы воображающие себя рыцарями. Ехать туда, где тебя не ждут, или наконец-то заплатить проценты по кредитке — а как бы Елена Премудрая поступила?
Открыла окно — ну где же этот дождь, вы же обещали? — вопрос пролетел над крышами многоэтажек и ударился о сухую небесную твердь. Без ответа, даже небо смеётся. Но влага всё-таки появилась. Сначала стало мокро под глазами, и вот дождь можно остановить, только зарывшись в мягкую и тёплую подушку. Слезами горю не поможешь, уговаривала себя и ревела всё сильнее. Ведь это должен быть их дождь, им должно быть хоть капельку также плохо, как ей. Но они же не звери, возможно, кто-то и предлагал помощь, когда случилась беда — но вполголоса, не услышать. Наверняка у кого-то лишний билет, покупали же для своих содержанок, а рассорились перед самой Купалой. Не звери же они, продадут же подешевле, чем на сайте, всё равно деньги на ветер. Слезы капали на айфон, он с трудом узнавал опухшее лицо — в сторис готовили обед и пели «Купалинку». Тёмная ночка, где же твоя дочка? Но никто не спросил, где она — хотя тут, рядом, всего полчаса на машине. Нет, зачем унижаться, спрашивать про лишний билет? Лишнего билета может и не оказаться, но окажется лишней только она. Они и так знают, что нужен билет — просто не хотят помочь.
Душно, какая в городе духота, открыла все окна — невозможно дышать, ничего делать невозможно, в сознании Перун бьёт молотом. За что? Лучше бы проехал на своей колеснице над фестивалем и всех бы поразил молнией. Ещё кофе, покрепче, шоколадка, вчерашний холодный ужин. Тошнит, еда не идёт, только кофе. Треснул купальским костром блистер таблеток. Красные камешки в руке, запила кофе, с надеждой глянула на облака — проплыли мимо, предатели. В соцсетях — танцы, песни, венки, река, любовь, праздник жизни. Ещё раз треснул блистер, задернула шторы, легла на кровать прямо в купальском платье и свернулась калачиком.
Наконец-то рыдания отпустили и можно было вздохнуть. Как только наступила тишина, в дверь позвонили. Пришла девушка в длинной белой рубахе, в её светло-салатовых волосах — венок из листьев папоротника и цветов ромашек. Другой венок она отдала и сказала:
— Пойдем, сестрица, все тебя уже ждут.
Свежесть леса после дождя — вдалеке играют балалайки и цимбалы, озеро в чаще сверкает синевой. В отражении — прекрасная дева с венком из ромашек и васильков. Опустила руки в прохладную водицу — волны спокойствия разлились по телу, давно такого не было. Посмотрела на зеленоволосую.
Она усмехнулась:
— Ты просто очень хотела. На Купалу мы, девы озера, всё слышим и даём надежду отчаявшимся. — Она показала на опушку леса. К ним приближался высокий широкоплечий мужчина с небесными глазами и волной пшеничных волос. Сказала:
— Искал тебя. Не буду мешать, — и растворилась в воздухе.
Лежала в своей кровати, смотрела в потолок. Не хотелось шевелиться и дышать, так бывало после каждого приторного сна, когда всё хорошо и как в жизни никогда не будет. Сквозь щель в шторах видела — на город обрушились сумерки. Она проспала весь день. Бодро встала с кровати — возможно, обезболивающие и антидепрессанты наконец-то подействовали, и чувствовалась невероятная лёгкость в теле, почти как во сне. Однако изменилось что-то ещё. В окно со всей злостью бил дождь. Обещанный ливень пришёл в самый нужный момент — когда они палили костёр. Перун проезжал над городом на колеснице и бил молниями, а уж что происходило за городом, красота!
Нечёсаная, в мятом от сна купальском платье выбежала на улицу, кружилась под дождём и подставляла ему лицо, руки. Купальская вода смывала чёрную тоску. Как же легко дышать! Вымокла за одну секунду, редкие прохожие под зонтами шарахались, как от ведьмы. И пусть. В соцсети можно уже не заглядывать — улыбалась, зная, что долгожданный ливень с грозой хоть на десятую, пусть на сотую долю испортил им праздник.
