Валентин лежал на асфальте. Стучало в затылке, болело в паху, животе и груди, саднила содранная на руках кожа. Деньги с телефоном и проездной еще ладно, а вот паспорт… Козлы, мать их, было бы что брать… Валентин медленно поднялся и, сгорбившись, побрел к скамейке. Четыре месяца назад он приехал в Москву на заработки, в Налибоках работал сантехником, маляром, столяром, электриком, отец всему научил, но на жизнь все равно не хватало. После смерти матери остались с сестрой вдвоем. Семьи ни у него, ни у нее не было, сидели по вечерам на пару, он за компьютером, она перед телевизором. Иногда Валентин выбирался в Минск, ремонтировал квартиры. Но одно дело Минск, а другое дело Москва, здесь и денег больше, и работа всегда есть. Приехал, пристроился к одной бригаде, работали наравне, а делиться с ним почему-то не хотели. Начал работать сам, расклеивал объявления «муж на час», ездил по заказам, спал в общежитии в восьмиместном номере на втором этаже деревянной скрипучей шаткой кровати, которую они с соседом кое-как укрепили.
Валентин тяжело опустился на основательную лавку, медленно, осторожно откинулся на спинку и закрыл глаза. Добраться до общаги и попросить в долг у Рамиза или Азамата. Пойти в посольство и подать заявление о выдаче паспорта взамен утраченного. На красной шее проступала гематома, дергались углы окровавленных, плотно сжатых губ, набухал и лиловел правый глаз. Надо было вставать и идти хоть куда-нибудь, но боль и странное равнодушие не давали подняться. Брать у него больше нечего, а если убьют (что маловероятно), то, может, даже и к лучшему.
«Наконец-то!» — услышал он старческий надтреснутый голос.
Разлепив здоровый глаз, Валентин увидел неопрятную пожилую женщину в поношенном коричневом пальто и широкополой черной шляпе с претензией на моду.
«Что же Вы, — продолжала она, — только вочеловечились и сразу драться? Нехорошо! Хотя бывает иногда, что хочется кому-нибудь двинуть». И она взмахнула старой потертой сумкой из красного кожзама. «Ну, пойдемте, у меня все готово. Мне ведь еще на прошлой неделе обещали!» — сказала она дребезжащим от нетерпения голосом. Валентин даже про паспорт и деньги забыл, так все это было малопонятно и неожиданно. Не его сегодня день, бабка эта взялась откуда-то, она конечно безобидная, сумасшедшая только, но ему бояться уже все равно нечего, хуже не будет, пусть стоит.
Женщина перешла на доверительный шепот: «Портал уже работает, пойдемте! Очень хорошо, что Вас прислали сегодня, я как раз все успела. Осталось, правда, одно дело, но это Вам на пять минут». Валентин подумал, что, может быть, ей нужно что-то починить. Раз про портал говорит, то с компьютером проблемы, наверное. Сумасшедшая-то сумасшедшая, а компьютером пользуется. Дома в Налибоках он иногда и компьютеры чинил. Валентин, морщась от боли, боясь сделать лишнее движение, встал и побрел за женщиной.
Грязная большая квартира была завалена тряпьем, стопками журналов, пустыми бутылками, старыми кастрюлями. На одной из гор хлама Валентин обнаружил паспорт на имя Остапенко Вениамина Степановича. Потерял, наверное, а она прихватила. Вениамин Степанович был на два года старше Валентина, земляк, уроженец города Полоцка. Домой бы сейчас, колдунов поесть, налисников со сметаной и крамбамбульки сверху.
Женщина гордо открыла перед ним дверь в комнату. Посередине была сложена пирамида из табуреток, обмотанных пищевой фольгой. «Я все сделала, как велели! Он принимает сигналы, сейчас, сейчас!» — странная дама подбежала к радио, покрутила ручку настройки и подняла вверх указательный палец. Из приемника раздался монотонный, напевный голос диктора:
Предскажи мне счастливый путь,
Предскажи мне к тебе дорогу.
Я дойду, мне осталось немного.
Предскажи, а потом забудь.
Валентин вдруг вспомнил Оксану, и как он стеснялся читать ей свои неумелые стихи, но когда это было… Дама подбежала к сооружению из фольги, провела рукой по смятой зеркальной поверхности и радостно зашептала: «Он вибрирует, вибрирует, сигнал принят!» Вдруг она обернулась к Валентину и озадаченно посмотрела на него: «Так это мы с Вами сейчас полетим уже? А как же Коля?» Она подошла к Валентину почти вплотную и придавила его своим взглядом, Валентин попробовал сделать шаг назад, но его спина и затылок уперлись в стену и отозвались болью. Дама посмотрела так, что Валентин чуть не вскрикнул. «Коля — мой внук, — сказала она торжественно и трагично, — но об этом никто не знает. Она не дает мне с ним видеться. Коля очень болеет. Обещайте мне, что Коля будет здоров». Дама замолчала и перевела дыхание: «Вы слышали, как Коля играет на скрипке? Поклянитесь мне, что Коля поправится, Вы же посланник! Что Вам стоит?» Валентин побоялся спорить и печально кивнул. Лицо дамы просветлело, и она показала в сторону притаившейся за дверью тумбочки с частично утраченной лакированной поверхностью: «У меня даже деньги приготовлены на лечение». Потом она оглядела комнату с потрескавшимся потолком, отстающими от стен, похожими на грязные паруса обоями, вышарканной, кое-где беззубой паркетной доской и задумчиво спросила у Валентина: «А у посланников дом есть? Вы часто уезжаете из дома? А я первый раз. Представляете?»
Валентин хорошо помнил свой первый отъезд из Налибок, когда его призвали в армию. Накануне они с сестрой сходили на кладбище к отцу, потом он забил пеструю курицу, и мать сварила руляду. Вечером он пошел к Оксане. Как же сладко пахли в тот вечер ее волосы… Через полгода она перестала писать и отвечать на звонки. Валентин взял увольнительную, по дороге думал, что главное не убить, только в глаза ей посмотреть и обратно. Мать Оксаны, осунувшаяся и опухшая от слез, рассказала, как найти могилу. Несчастный случай, водителя посадят, наверное, только что уже теперь…
Дама вдруг заторопилась в прихожую: «Мне ведь надо с Колей попрощаться, я сейчас, сейчас, Вы подождите пока». И она выбежала из квартиры, оставив дверь открытой. Валентин подошел к окну. Четвертый этаж, широкий пыльный подоконник, старые облупившиеся рамы, загаженный голубями отлив, серое вечернее небо, через двор проехала машина, шлагбаумов нет, плохо, здесь же дети могут гулять. Визг тормозов и скрип шин ударил по ушам. Коричневая фигурка скатилась с капота и, неестественно вывернув руку, распласталась посреди двора. Скорая приехала быстро, тело погрузили на носилки, закрыли простыней и увезли. На асфальте, как старая преданная собака, ждущая хозяина, осталась лежать одинокая черная широкополая шляпа.
P.S. Анна Ильинична Полетаева погибла под колесами автомобиля во дворе собственного дома в возрасте семидесяти восьми лет, за неимением наследников ее квартира отошла государству. Валентин Савинич вернулся в агрогородок Налибоки Столбцовского района Минской области, места жительства больше не менял, не женат. Коля Семенов, сосед Анны Ильиничны Полетаевой, был успешно вылечен от острой лейкемии и стал известным музыкантом.
