I
Что было что будет чем сердце успокоится дама червей шестерка пик туз трефовый предстоит тебе жажда любви жажда знаний дорога дальняя встреча в казенном доме
Тебя как звать-то? Катя… А лет сколько? Девятнадцать. И зачем тебе весь этот акционизм, зашитые рты, отрезанные уши? Да нет, мы с другом просто посмотреть пришли. Потом он тоже решил поучаствовать, я с ним. Ясно, Катя. А друг куда делся? Не знаю… Не москвичка? Нет. Давно в Москве-то? Три дня… Ого! Ну и что думаешь про все это? Хоть понравилось? Нет. А Вы зачем этим занимаетесь? Борюсь за воплощение свободной мысли, Катя. Открываю двери. Россия всегда была страной закрытых дверей, в самом буквальном смысле: если у нас где-то что-то может быть закрыто — то обязательно будет. Если есть несколько путей — открыт максимум один. Если у двери две створки — открыта только одна, да и та не всегда снабжена ручкой и исправным доводчиком. Да ты не бойся, вандализм нам не будут вменять, не потянет, подержат и выпустят. У тебя деньги хоть есть? Есть, отец оставил. Вот и хорошо, Катя, никому об этом не говори, другу этому твоему особенно. Ты где вообще живешь? На маяке в Крыму. А как же ты пост бросила? Он автоматический давно, просто надо, чтобы при нем кто-то жил. Иногда смотрю, если вдруг свет не горит, я техника вызываю. Значит у самого синего моря? Ну прямо Ассоль какая-то. Читала Грина? Да, но я не Ассоль. Ассоль в поселке жила и ждала чуда. А ты тоже жди, Катя. Уезжай домой на маяк и жди, это будет твой хеппенинг, у нас вся жизнь считай какая-нибудь акция, у кого-то перформанс, у кого-то эвент, у кого-то искусство действия или искусство демонстрации. А на это на все положи с прибором. А Вы не хотите положить? Я азартный и злой, Катя, мне иначе жить скучно. А еще я очень порядочный. Смешно.
II
Маяк ждал ее как ножка циркуля, воткнутая в плотный лист картона, ждет ту, вторую, которая очерчивает круг, как пес ждет в аэропорту улетевшего без него хозяина, как ребенок вечером перед сном ждет мать, чтобы не погружаться одному в темноту и неизвестность.
Мы будем жить с тобой на морском берегу, две глистастые чайки, гадящие и галдящие, и по-птичьи заниматься любовью у всех на виду, и будем собирать клювом — что они там едят на ходу, и ты будешь звать меня птичка моя ласточка, я когда-нибудь улечу, потому что все улетают когда-нибудь, но ты главное, очень важное, где-нибудь просто будь.
Катя сидит на старом деревянном потемневшем лежаке, отодвинутом в отбрасываемую маяком тень. Белая детская панама в черный горох, старый выцветший красный в белую полоску мамин купальник, на носу кусок туалетной бумаги, рядом открытая банка сметаны. Катя мажет обгоревшие участки кожи и щурится на разошедшееся солнце. Из зарослей шелковицы вылетает бумажный самолетик и падает ей под ноги. Катя резко оборачивается и получает зеленым абрикосом по ноге. Из кустов раздается: «Я же говорил, что очень азартный и злой».
— Как Вы меня нашли?
— У меня брат работает в РЖД. Фамилию твою я посмотрел. Маяков в Крыму не так уж и много. Отлично выглядишь!
Катя молча и неотрывно смотрит сквозь листву, потом не выдерживает и опускает глаза.
— Перформанс? — еле слышно произносит она, задыхаясь от смущения.
— Нет, искусство действия, — отвечает он, стягивая с себя оставшуюся одежду и отправляя в рот горсть черных спелых ягод.
III
Йодистый запах водорослей, тушеные рапаны, копченая барабулька, белая башня старого маяка с луковичной крышей. Катя с холщовой сумкой через плечо, в красном сарафане, легкой синей кофте на пуговицах и белых кедах стоит на берегу и всматривается в темнеющую линию горизонта. В вечернем небе поигрывает похожий на золотой артефакт светящийся солнечный диск. Докатившись до кромки воды, он начинает таять, и, наконец, исчезает, оставив после себя яркий отсверк. Через некоторое время море и небо уже образуют сплошное темное полотно. Катя низко опускает голову, поворачивается и медленно идет в сторону дома. Закрыв дверь, включает свет, роется в сумке, достает снимок УЗИ и всматривается в черно-белые пятна, больше похожие на тест Роршаха, чем на будущего ребенка. Она смотрит долго, как будто пытается разгадать эти малопонятные ей чернеющие кляксы. Вот это, наверное, голова, здесь тело, а рук и ног пока не видно. Фокус немного размывается, и вдруг ей начинает казаться, что костлявая рыбка с головой инопланетянина улыбается ей. Катя смахивает со снимка неизвестно откуда взявшиеся капли, кладет свободную руку на слегка обозначившийся живот, гладит его натянувшуюся поверхность и улыбается в ответ.
