Забродину зверски хотелось выпить.
Он разрешил себе единственный затяжной глоток виски. Заледеневшая бутыль полетела в рюкзак. Вещи всегда были наготове, с самого первого похода по «гиблым местам». Трепаный брезентовый рюкзак точно ждал момента, чтобы прыгнуть на спину.
— Это все не просто так, — хрипло произнес синоптик. – Я не верю, что ты подсунул мне этот сайтик случайно, да? Ведь ты следил за мной?
В чате, как всегда, никто не ответил. На этом сайте никто не отвечал. Зато, стоило ответить на вопросы, как появилась дверь. Серая дверь, унылая, как крышка электрощита, торчала из кухонной стены, точнехонько между холодильником и гирляндой фотографий. Синоптик потрогал гладкую поверхность, приложил к ней ухо.
Похоже на пение морской раковины.
— Отлично сработано, — похвалил Забродин. – Я знал, что все закончится психушкой. Как у Васенко. Я знал, что чокнусь от этих дел… Если тебе, господи, для опытов нужен чокнутый – всегда пожалуйста!
На фотографиях отражался весь путь их группы. Шаманский остров на Байкале, Синькамень под Переславлем, река Вилюй, уральская вершина Холат Сяхыл…
И рядом — Юлька. Веселая, с ямочками на щеках.
Прохоров пропал без вести. Камыш рванул в бизнес. Васенко забрали в психушку, после третьей вылазки на Кольский полуостров. Каспарян, вернувшись с дольменов, больше не выходит на связь. Лиза Саартоги пообщалась с якутскими шаманами, и навсегда осела в деревне. Буракович принял кафедру в институте Бехтерева. И, конечно, профессор Ягминас, бодр и свеж, повел молодежь на башкирский Таганай. Там аномальное пятно и все время расширяется…
Тогда…сколько же лет прошло? — ему позвонили ночью.
— Дмитрий Забродин? Меня зовут Пятрас Ягминас, я руковожу в академии группой поиска аномальных зон, — буднично представился мужчина. – Это вы автор статьи о сверхбыстрых циклонах?
— Дима, кто это?.. – Юлька приподняла лохматую голову.
— Эээ..гм. Моя статья признана ненаучной. Из-за нее мне зарубили диссертацию, — излишне зло отреагировал сонный синоптик.
— Я наслышан, — отозвался профессор. — Нам нужен метеоролог. Такой человек, как вы. Предлагаю вам провести в моей группе весь полевой сезон. В Забайкалье обнаружены дольмены, схожие с Стоунхенджем. Условия обычные, зарплата скромная. Летим в Забайкалье. Обещаю — будет трудно, но интересно.
А, гори оно все огнем, сказал себе сотрудник бюро погоды. Через пару месяцев меня все равно уволят. Жрать нечего. Извозом не заработаешь – колеса спионерили. Диссертацией можно подтереться. И Юлька не будет вечно терпеть…
— Пишите меня в список!
Спустя три недели Забродин делил тушёнку и отбивался от пикирующих комаров. Только что в небе погас последний рокочущий отзвук вертолета. Ребята суетились вокруг будущего костра. Васенко и Каспарян натягивали палатки. Прохоров рубил сухостой. Камыш распаковывал приборы. Девушки колдовали над котелком. Синоптику досталось открывать консервы.
Лощина лежала прямо под их ногами. Валежник, папоротники, нагромождения камней в окаймлении черного бурелома. И хмурая таежная рябь до горизонта.
Лощина синоптику не нравилась. Она походила на изогнутый в кривой усмешке, рот.
— …Впервые вопрос поднял Хью Эверетт в Принстоне в пятьдесят седьмом, — Ягминас произносил слова мягко, с ласкательной сказочной интонацией. – Хью взорвал теорию Эйнштейна, и моментально подвергся остракизму. В популярной форме это звучит примерно так: наш мир бесконечно расщепляется, в каждую единицу времени создавая новые реальности. С тех пор, те, кто пытается опровергнуть доводы Эверетта, по сути, отвергают и квантовую теорию…
— А ваша позиция какова, товарищ профессор? – делано строго спросила Лиза Саартоги.
— О, я стою на позициях крайнего либерализма, — Ягминас со смехом принял бутерброд с килькой, убил на щеке комара. – Но давайте лучше не обо мне… Вот наш новый товарищ – метеоролог Дима Забродин. Он выдвинул интересную гипотезу. Если на планете есть «гиблые места», где стыкуются миры, то первыми посланцами «оттуда» могут быть не явные артефакты, а ветер. Банальный ветер, несущий чуждые споры и неизвестные науке, газы.
— Ага, и излучения, — дополнил Камыш и вбил еще два палаточных колышка.
— Тогда бермудские тайфуны могут возникать не в нашем мире, а на стыке! — подхватила Аня Николаева, не отрываясь от котелка. – Из-за перепада температур и давления, верно, синоптик? Вдруг, у «них» там – морозы, так?
— Угу, — застеснялся Дима. Его обрадовало, с какой скоростью эти люди приняли и всерьез стали обсуждать его зыбкие умозаключения.
— Верно схвачено, — подтвердил Пятрас. – А теперь спросим Дмитрия – в какого бога он верит?
— Как это? – захлопал глазами Забродин.
— А при чем тут религия? – удивились все. – Синоптик вроде безбожник, как и мы.
— Религия есть у каждого, — тонко улыбнулся профессор. – На иконе истинного ученого написано — «мир познаваем». Религия метеоролога Забродина в том, что нужно постоянно расширять границы исследованного мира… Задумаемся, что утверждают атеисты? Бога нет. Верующий в Бога для них – больной человек. Больные люди жгли книги и сограждан, посылали детей в крестовые походы. Но атеисты тоже хороши. Когда они видят чудо, они говорят – этого не может быть! Атеисты научились измерять. Там, где они не могут измерить, они отбрасывают инструмент и отворачиваются. Именно так они поступили со статьями нашего уважаемого Дмитрия…
— Кажется, я понимаю, — оживился синоптик. – В таком случае, я, конечно же, верующий. Я верю в парадоксы. Я верю в чудеса.
— Именно то, что я хотел услышать, — Ягминас торжественно помахал бутербродом. – Чудеса! То, о чем нам твердили ведические мистики прошлого. Не отворачиваться в испуге, а вместе анализировать! Признать, что естественные законы хороши лишь здесь и сейчас, но за их плоскостью действуют законы иные, более широкие и гибкие!
— То есть, признать, что Бог существует? – наморщила лоб Лиза.
— Это церковная догматика, — вздохнул профессор. – Церковь не учит нас анализу и экспериментам. Поэтому она теряет позиции. Может быть, Бог и существует. Но мы к нему должны прийти через опыт, а не через мракобесие. Вы чувствуете, друзья, какая сложилась пропасть? Человек боится шагнуть вперед и честно признать – реальность гораздо шире того, что показывают мои инструменты…
— Синоптик, ты нам покажешь свою реальность? – засмеялись парни.
— А вот и покажу, — зажегся он.
Когда соорудили лагерь, Забродин разложил карты погоды. Все, кроме профессора, видели их впервые. Вопросы сыпались, как горох, Дима едва успевал отвечать. Да, вот это направления господствующих ветров. Оранжевым цветом – аномально теплые участки, раз в шесть лет. Нет, точных данных по району никто не собирал. Вот это – фронты, а это циклоны неясной природы. А вот это – погодный график данного района Забайкалья, ничего не замечаете?
— Черт, каждые шесть лет скачок температур, именно в июне! — ахнула фотограф Николаева.
— Скачок незначительный, но!.. – торжествовал Дима. – Я привез вам климатические карты еще нескольких областей. Смотрите, это Коломна, известное вам, аварийное шоссе. Это – Корб-озеро, шестьдесят первый год, где искали затонувший космический корабль. А это – карельский поселок Шукнаволок, где рвануло в тридцатые годы. Та же картина – точная локализация, три-четыре дня повышенного тепла, но с иной периодичностью, вот семьдесят восьмой, восемьдесят второй и так далее, годы…
— Летчики по моей просьбе сделали замер. Еще вчера в этой местности было на три градуса ниже, — доложил профессор. – Причем, температура поднялась не днем, а к четырем утра. В самый холодный период. И никакого движения воздушных масс. Дмитрий, я правильно говорю?
Все разом замолчали. Стали различимы протяжные вздохи тайги. Синоптика передернуло, точно мокрой ладонью провели по спине.
— То есть, мы явились очень вовремя? – почему-то шепотом спросил огромный Васенко.
— Завтра увидим, — подмигнул профессор. – Если найдем то, что наши парни сняли из космоса.
Продолжение следует
