Странный мальчик (окончание)

Пионер – всем ребятам пример

Вовкин старший брат Яша учился в школе, и Вовка проявлял к его учёбе жгучий интерес. Однажды, в пятилетнем возрасте, карапуз добрался до Яшкиной школьной сумки. Так назывался в то время школьный портфель – сумка и всё, по-другому не называли. Среди множества интересных вещей его внимание привлекла тетрадь, в которой он увидел исписанные чернилами листы. Из всей же тетрадки Вовке особенно понравился один лист, он был перечёркнут крест-накрест красными чернилами, а внизу перечёркнутого текста красовался большой и жирный кол. Это мальчику так понравилось, что он моментально перечеркнул все листы в тетради брата красным карандашом крест-накрест, и единицу тоже не забыл нарисовать.
С тех пор портфель брата от него прятали постоянно, но иногда он до него всё равно добирался. И операция с рисованием единицы и перечёркиванием написанного в тетрадке повторялась. Брат был пионером, и у него был красивый красный галстук. Эту вещь от Вовки тоже прятали, иначе он сразу же навязывал его себе, и отнять галстук было невозможно, мальчишка устраивал дикий рёв. Ему казалось, что таким образом он как бы становится старше, и приближает тот момент, когда сам станет школьником.
Наконец, этот долгожданный день наступил, Вова стал первоклассником. В деревне была только начальная школа на четыре класса, а учителей было всего двое, каждый вёл по два класса, соединённых в одной классной комнате. Второй и четвёртый класс вел Николай Афанасьевич – красивый мужчина, с многочисленной деревенской роднёй и большим семейством. Вся его родня очень гордилась тем, что именно их родственник работает учителем. У него был хороший дом с крепким хозяйством, которое было подспорьем к зарплате учителя. Вся деревня очень уважала Николая Афанасьевича и прислушивалась к его мнению, деревенские люди часто с ним советовались по тому или иному вопросу. Вторым учителем, на первый и третий классы, была Вера Ивановна, типичная старая дева, которая единственная на всю деревню рисовала себе карандашом брови и красила губы. Она жила одиноко в своём учительском домике и хозяйства не держала, даже куриц у неё не было. Картошки она тоже сажала очень мало, что было для деревни совсем необычным. Вера Ивановна почти ежедневно посещала родителей своих учеников, они старались её угостить в надежде на поблажки своему ребёнку. Вовкина мама, тоже дружила с учительницей и частенько кормила её ужинами, – как впоследствии оказалось, напрасно.

Володе не повезло, он пошёл в школу, когда первый класс набирала Вера Ивановна, а ему, как безотцовщине, хотелось учиться у Николая Афанасьевича. Но выбора не было, и он стал учиться под женским началом. Особыми успехами в учёбе мальчишка не отличался, потому что имел отличную память, а это позволяло ему не делать домашних уроков и сносно успевать. Так Вовка спокойно доучился до четвёртого класса. Наконец, настало время приёма школьников в пионеры, Вовке был куплен красный треугольный галстук, и он с удовольствием учился его повязывать. В школе будущим пионерам дали разучивать пионерские правила – «Пионер, всем ребятам пример», и тому подобное. Когда торжественный день настал, была выстроена общешкольная линейка, из всех четырёх классов начальной школы. Новоиспечённые пионеры давали торжественную клятву на верность партии и правительству, а потом им повязывали галстуки. Вначале детвора очень серьёзно относилась к своему партийному статусу, дети чинно ходили по коридору школы, салютуя друг другу пионерским салютом, подобно маленьким солдатикам. Постепенно пионерская активность угасла, всё стало обыденным и формальным. Володя, благодаря отличной памяти, постигал школьную науку очень легко, но хорошо учиться ему было лень; наверное, поэтому однажды Вера Ивановна, находясь в добром расположении духа, сделала Вовке следующее предложение – она сказала: «Володя, если ты закончишь четверть без троек, я повезу тебя в цирк». Вовка принял предложение с восторгом и всерьёз взялся за учёбу; уже через неделю он не имел в дневнике ни одной четверки, в нём красовались только кругленькие пятёрки. На него свалилась слава отличника. На общешкольном собрании директор их начальной школы, Николай Афанасьевич, потрясал Вовкиными тетрадками и хвалил его перед всей школой. Четверть тянулась очень долго, но всё-таки закончилась, и Владимир, затаив дыхание, понёс показывать свой табель Вере Ивановне, которая конечно всё знала, ведь она сама его заполняла. В табеле не было не только троек или четвёрок, в графе оценок были одни сплошные пятёрки, Володя закончил четверть круглым отличником. Подойдя к учительнице; он небрежным жестом протянул ей свой табель, и затаив дыхание сказал: «Вера Ивановна, вы обещали свозить меня в цирк». Наверное, его классная дама была в этот момент не в лучшем настроении. Наверное, Вовка подошёл к ней неудачно, потому, что в ответ на свои слова услышал: «Володя, ты что для меня учишься, какой ещё цирк?». Мальчик онемел, это было неожиданной и полной катастрофой. Вовке, маленькому жителю маленькой деревни, так хотелось увидеть цирк, который был в городе, но, самое главное, он был потрясён обманом учительницы. Вовка оказался не тем человеком, с которым можно было так вероломно обойтись. Он затеял настоящую войну с Верой Ивановной, всеми своими детскими силами пытаясь восстановить справедливость. Противостояние – «учительница – ученик» было великим, потому что Володя был мальчишкой очень упрямым. Прежде всего, были заброшены все домашние задания, а в классном журнале против его фамилии красовались только двойки и колы, более того, он стал умышленно срывать школьные уроки разными способами. Когда Вера Ивановна начинала за это выгонять его из класса, он намертво хватался за парту, а женщина тащила его волоком до самой классной двери вместе с партой, но парта в дверь не проходила и застревала вместе с мальчишкой. Борьба учительницы с учеником всегда продолжалась минут пять-десять, к всеобщему восторгу всего класса. Несмотря на то, что на Вовкиной стороне была правда, и он был крепышом, силы его иссякали, он оказывался в школьном коридоре. Такие сцены теперь повторялись почти ежедневно. Жалобы учительницы, обращённые к Вовкиной матери, успеха не имели, потому, что мама была в курсе этого дела и стояла на стороне сына. Однажды вечером учительница пришла жаловаться на своего упрямого ученика домой, к его матери. Полина Алексеевна встретила её у калитки, она как раз шла выливать помои за ворота, как это было принято в деревне. Мать долго слушала, какой у неё упрямый и нерадивый сын, иногда слабо возражала, но потом не выдержала тона, и между женщинами началась перепалка. Закончился этот визит Веры Ивановны к Володиной матери смехом на всю деревню. Вовкина мама одна растила четырёх мальчишек, естественно, это воспитало её характер. После продолжительных переругиваний с учительницей женщина окатила её помоями из ведра; всю, с ног до головы. Это было унизительно, и учительница пошла на решающий штурм в попытке победить ученика, она собрала пионерский сбор класса, на котором Вовку осуждали маленькие ораторы, его одноклассники. Предатели! Они все хорошо знали о его борьбе за свои права, но стояли на стороне учительницы. Дело дошло до исключения упрямца из пионеров. Был созван общий пионерский сбор, то есть, вся школа. Вера Ивановна держала длинную речь, после чего поставила перед детьми вопрос об исключении мальчика из пионеров. Весь сбор дружно, как один человек, проголосовал за то, чтобы Владимира Глюка исключить из пионеров. Наверное, он был единственным ребёнком на всю Сибирь, которого выгнали из пионерской организации. В это время к нему и прилипла обидная кличка «Клюка», что частенько служило поводом для жестоких драк.

Со стороны можно было подумать, что мальчишка всецело поглощён цирковой идеей, и она для него была важнее всего на свете, однако, Володя сам для себя, внутри, там, где человек сам с собой, понимал всю незначительность и мелкость предприятия, которое он хотел осуществить, во что бы то не стало. Клюка прекрасно понимал, что в жизни есть гораздо более важные вещи, чем поездка в цирк. Вокруг него был мир, который менялся и играл всеми цветами радуги. Весной, возвращаясь из школы домой, он бывал переполнен прочитанным на уроке стихотворением: «Зима недаром злится, прошла её пора…». Таявшие вокруг снега и звучавший внутри него стих непостижимым образом соединялись в его маленькой душе вместе, вызывая ощущение огромной радости и необъяснимого восторга. Другое зимнее стихотворение «Мороз-Воевода дозором обходит владенья свои…» вызывало в его сознании торжественную гряду снегов, которые каскадами спускались с заснеженных деревьев, создавая своим падением струящуюся радугу цвета. Это было его маленькое, но уже духовное существование, хотя он не смог бы это объяснить словами. Более того, даже говорить об этом было бы совестно.

Потом, во взрослой жизни, Владимира зазывали в комсомол, а позже в КПСС, но он упорно игнорировал приглашения вступать во всякие массовые организации. Он навсегда запомнил, как вся начальная школа, включая друзей, единогласно проголосовала против него, хотя все знали причину его вражды с учительницей.

Фартовый Вовка

В Покровке было озеро, и, конечно, оно было средоточием развлечений ребятни. Берег его, проходивший вдоль деревни, был пологим, вода летом здесь всегда была тёплой. Как говорил деревенский народ: «Вода – парное молоко». Озеро целыми днями звенело от детских голосов, да и взрослые частенько окунались в него во время обеденных перерыва. Наступала зима, и озеро снова оказывалось центром мальчишеских забав. Там, где заканчивались деревенские улицы, берега озера были крутыми и легко становились горками. Детвора каталась с этих горок до самой темноты. В свете луны пацаны шли домой, штаны, стоявшие ледяным коробом, только что не звенели жестью. У деревенских ребят было одно предприятие, которое можно было назвать забавой, или развлечением – оно воспринималось, как нечто особенное и серьёзное. Иногда сельские школьники собирались группой человек по пять-шесть и совершали путешествие вокруг озера. Так ими и говорилось: «Пойдём вокруг озера», оно было не больше шести километров по периметру и названия у него не было. Путешествие вдоль его берегов растягивалось на целый день.
Ведь мальчишкам встречалось множество интересных вещей. Казалось бы, пять километров можно пройти быстро даже подростку, но, как не подойти к темневшей в стороне горке земли, которую выбрасывал из своей норки суслик, а заодно и порассуждать о съедобности этого зверька. Или, как не сделать крюк к красневшему сочной ягодой деревцу боярышника, и не полакомится его мягкими и вязкими плодами? Да мало ли чего может встретиться на пути любопытным мальчишкам.

Однажды, по осени, когда Володя уже начал учиться в четвёртом классе, собралась мальчишеская экспедиция из семи человек для похода «вокруг озера». Ввиду того, что оно уже покрылось льдом, было решено идти по льду. Вдоль берегов росли камышовые заросли, они начинались в метрах пяти- шести от кромки берега и простирались полосой, ширина которой была метров двадцать. В некоторых местах, где летом были водопои, полоса камыша прерывалась. На каких-то озёрных участках камыш рос гуще, а на каких-то он был редким; но, можно сказать, что камыш обрамлял всё озеро. В это раз мальчишки почему-то пошли цепью по камышам, их привлекали домики-кочки ондатр, и они надеялись их разорять. Когда деревня уже осталась в стороне, в камышах в метре от Володи забилась дикая утка. Она тщетно пыталась взлететь, но камыши мешали её крыльям. Всё произошло шумно и быстро, Вовка не растерялся, и утка оказалась у него в руках. Подумав секунду другую, мальчишка посадил добычу за пазуху, и поход продолжился. Однако, теперь путешествие не было таким беззаботным, все шли молча и насторожённо вглядывались в камыши. Охота продолжалась, у Вовки за пазухой было уже три утки, когда и Генке Барлетову повезло, он тоже поймал утку. Путешествие подходило к завершению, у Володи за пазухой было уже шесть уток; Генка Барлетов поймал две утки, одну поймал Вовка Антонов и одну поймал Санька Исаев. Самый старший из всей компании, семиклассник Колька Костыль, не поймал ничего, как и двое других мальчишек. Как-то постепенно вся компания замолчала, все стали задумчивыми и хмурыми. Вовка чувствовал, что тягостное молчаливое затишье грозило бурей. И, действительно, предчувствие его не обмануло, первым начал рассуждать Костыль, он запальчиво заявил:
– Если мы пошли вокруг озера все, значит и уток нужно делить на всех!
Вовка сразу понял, против кого была произнесена эта тирада, он поймал уток больше всех. Костыль имел в виду именно его с шестью утками за пазухой. Колька был старше на четыре года и считался и в этом походе коноводом. Вовка начал горячо возражать:
– А кто мешал вам ловить, я поймал своих уток потому, что не зевал! Я что, не честно поймал их? Из-под чужих ног я не ловил уток, а только из-под своих. Но его слова никого не убедили и постепенно ватага пацанов начала окружать его, подходили робко, все знали, Вовка может и нос расквасить. Не боялся только рослый Костыль и нагло приступал к мальчугану вплотную с требованием поделить добычу. Делать было нечего, Вовка достал утку, которая была поменьше других, и протянул её Костылю, со словами:
– Да на тебе, если не мог сам поймать!
Колька разулыбался и протянул за уточкой обе руки, но взять её не успел, Володя раскрыл ладони, и утка свечой взвилась в небо. При этом Вовка злорадно сказал:
– Всех выпущу, а вам не дам, самим ловить надо было!
И немного подумав, добавил:
– А про то, как ты уток у меня отбирал, я брату Яшке расскажу, вот уж он тебе харю начистит!

Неизвестно, что возымело действие, или предупреждение о том, что все утки будут выпущены на волю, или то, что Володя пообещал нажаловаться старшему брату, но его оставили в покое. Дома с добычей мальчика встретили, как героя. Время было ещё не очень сытное, и лапшу с утятиной семейство ело несколько дней.

Встав взрослым, Владимир иногда вспоминал этот случай из детства и не мог сказать самому себе: а, может, он неправильно поступил, не поделив уток со своими товарищами? Кто его знает, обратись ребята к нему с этим предложением по-хорошему, он бы, наверно, согласился на делёжку. Грубый натиск, вызвал у парнишки обратную реакцию. С другой стороны, если компания идёт по ягоды, грибы? Никому и в голову не придёт свалить набранное в общую кучу, а потом делить на всех.

Финские лыжи

Мазанка с односкатной кровлей стояла почти на самой окраине Покровки. Каких только домов в селе не было, но, взглянув на эту мазанку, можно было определить, что она из самана. В ней проживали две сестры, старшая Евдокия и младшая Мария, а по-деревенски просто Дуся и Маруся, Грамаковы. Мазанка сестёр была поделена на две крохотные комнатки, в той, которая была чуть больше, проживали тётя Дуся со своим сыном Шуркой и сыном Маруси Юркой. Сёстры вели общее хозяйство, не деля и детей на «твой и мой». В комнатке поменьше жила тётя Маруся, это была, как бы, её спальня. Сёстры жили очень дружно, но, не смотря на совместное проживание на двадцати пяти квадратных метрах, у них была ещё и своя индивидуальная жизнь. Поделили они своё жилище не от хорошей жизни, Маруся была инвалидом. У неё были больные ноги, и она могла передвигаться только на костылях. Поэтому ей и нужна была отдельная спаленка. В семье, состоявшей из четырёх человек, работницей была только Евдокия, она и тянула её. Возможно, Мария получала какие-то деньги по инвалидности, но, как и сейчас, они были мизерными.

Однажды Вовка пришёл к ним в гости, навестить своего одноклассника Юрк. Семейство в это время обедало. Хотя гость тоже вырос в большой семье и без отца, обед его поразил. Тётя Дуся поставила на стол большую кастрюлю, исходившую паром, и наложила из неё в большую миску картошку, сваренную целиком, затем она в такую же большую миску налила отвар. Всё застолье состояло из этих двух блюд; каждый брал картофелину, откусывал от неё, а затем ложкой черпал горячую картофельную водичку и прихлёбывал её с шумом. У семейства не было на столе даже хлеба, не говоря уж о постном масле, или какой-то иной приправе. Это было настолько необычно, что Володя даже рассказал маме об этом. На что мама ответила:

– Вот видишь, сынок, как люди ещё живут; мы тоже раньше так жили, но теперь у нас, слава Богу, уже трое работников и хозяйство есть, а они ещё очень бедные. Их четверо, а работает одна Дуся, откуда взяться достатку?

В это время Вовка учился во втором классе, следовательно, на дворе стоял 1959 год. Уже два года прошло, как в Советском Союзе был запущен искусственный спутник Земли, и пара годиков оставалось до того времени, когда Гагарин полетит в космос.

Дуся работала в колхозе дояркой, распорядок дня у неё был, как и у всех доярок; на работу нужно было приходить к пяти часам утра, в это время начиналась утренняя дойка, она длилась часа два. Когда коровы были вручную подоены, следовала раздача кормов животным, их чистка и водопой. После этого с десяти часов и до часу дня в работе был перерыв. Все доярки, кроме одной дежурной, шли домой, нужно было успеть пообедать, если удастся, то и часик вздремнуть. С часу дня начиналась обеденная дойка, и опять раздача кормов коровам, чистка навоза из стойла, и так до четырёх часов. И снова можно было пойти домой на пару часиков и заняться своими делами, до шести часов. Потом снова нужно было идти на ферму, в шесть часов начиналась вечерняя дойка, а после неё опять следовало обиходить коров до десяти часов вечера. У каждой доярки была группа из шестнадцати коров, их доили и кормили вручную. Работа у доярок была очень тяжёлой, а ведь у многих из них были дети, которых нужно было успевать кормить и одевать. Да-да, и одевать, ведь в послевоенное время всю одежду детям шили вручную, швейные машинки были ещё большой редкостью; обычная игла и напёрсток никогда далеко не убирались.

Нужно сказать, что дети старались помочь своим мамкам на ферме. По утрам дети спали, потом шли в школу, затем делались уроки – и, бегом на вечернюю дойку. После шести часов вечера ферма звенела детскими голосами – ребятишки счищали навоз из-под коров, носили и раздавали по кормушкам сено, силос и жмых с комбикормом. Группа коров Вовкиной мамы располагалась на самом конце коровника, а напротив её стояла группа коров тёти Дуси. Естественным образом получалось, что Вовка, помогая своей маме, вольно или невольно пересекался при уходе за коровами с детьми тёти Дуси – Санькой и Юрой. Вовка и Юра учились во втором классе и сидели в школе за одной партой, встречаясь на ферме, они нет-нет, да и затевали игры, но они всегда пресекались Сашкой, ведь он учился уже в четвёртом классе и пользовался своим старшинством без всякого стеснения. Вовка долго и терпеливо сносил Сашкины притеснения, но однажды не выдержал и ударил его по носу кулаком, да так, что кровь пошла у него. Попало тогда Вовке от мамы изрядно, но в дальнейшем Сашка вёл себя более осмотрительно. Через пару дней мальчишки про ссору забыли, и жизнь у них снова потекла по привычному руслу.

В деревне было много детей, которые росли без отца. Как раз такой безотцовщиной были Шура и Юра Грамаковы. Но однажды деревню облетела новость: к Шурке приехал его родной отец, да не просто какой-нибудь мужик простой, а финн! Вся деревня была ошарашена. Для деревенских кумушек это было большое событие, они собирались у магазина и обсуждали новость на все лады. Старожилы припомнили, что когда-то, ещё в сорок седьмом году, в деревню на спецпоселение определили пленного финна. Жил он скромно и тихо, прилежно работал в колхозе, был очень молчаливым. Женщины охали да ахали: «Вот и тихоня, а Дуську-то обрюхатил, а мы тогда гадали, кто да, как?». Дусе в те поры было уже за тридцать, женихов не находилось, и она махнула на себя рукой. Они жили с сестрой тихо да мирно в своей мазанке, но жизнь всё же взяла своё. Вероятно, тогда женщины и поделили свою мазанку на две половинки. Дуся забеременела и начала паниковать – родить от иностранца, да ещё и пленного, по тем временам было очень опасно. За такую любовь можно было запросто загреметь в тюрьму. Дуся помалкивала и наведывалась по ночам к бабке Федоре, она была известна в деревне, как повитуха и чёрных дел мастерица. Ничего не помогло Дусе, видимо в глубине души она хотела этого ребёнка, – и Бог ей помог. В сорок восьмом году у Дуси родился сынок. Пока она была беременной, помалкивала, а родилось дитя, и подавно замолчала. Бабы деревенские долго поглядывали на своих мужиков подозрительно. А вдруг, чем чёрт не шутит? Когда Дуся дохаживала с животом последние дни, финна отослали на родину. Не увидел он ребёнка своего. И вот, на тебе, приехал родной отец к Шурику! Чего это ему стоило в те времена, один Бог ведает, но продрался как-то через железный занавес! Пожил он у сестёр месяц. На это время мама запретила Вовке ходить к Грамаковым, – мол, не надо людей стеснять. Финн уехал, на память о нём у Шурки остались сделанные им осиновые лыжи, да такие, что их нельзя было отличить от тех, что продавались в спортивных магазинах. Целый месяц мальчик ходил по деревне героем. А про Юрку никто в деревне и не гадал, все деревенские знала, что его отцом был колхозный тракторист Иван Чупраков.

Ну и коль этот рассказ начинался с того, что женщины жили в саманной мазанке, нужно пояснить читателям, что же это за диковинка такая. Саман в деревне был самый распространённый строительный материал, который изготавливался очень просто; по своей сути, саман – это большие кирпичи, сделанные из глины вперемешку с соломой. Размером каждое изделие было сорок сантиметров в длину и двадцать сантиметров в высоту и ширину. Даже место было особое за деревней, на крутом и глинистом берегу озера, для их производства.

Начиналось с того, что хозяин, задумавший строить себе дом, объявлял родственникам и друзьям о «помочи». В день, назначенный хозяином, все люди, пожелавшие участвовать в «помочи», собирались на месте, где обычно делали саманы. Первым делом выкапывалась круглая яма диаметром метров пять. Верхний слой чернозёма снимался и выбрасывался, а в яме оставалась жирная красная глина. Её вскапывали, примерно на полный штык лопаты, потом брали из озера воду и обильно заливали ею глину. Потом на эту глину загонялась лошадь с мальчишкой на спине, к ней цугом была привязана вторая лошадь. Задача мальчика состояла в том, чтобы кони равномерно размешивали глину с водой, превращая её в однородную массу. На лошадь специально сажали небольшого мальчика, иначе ей было бы топтать вязкую глину очень тяжело. Когда глина была уже хорошо растоптана, в неё постепенно бросали заранее заготовленную солому. Лошади ходили и ходили по кругу ямы, пока не получалась нужная масса. Затем бралось три деревянных формы для изготовления трёх саманов сразу, по своим краям они имели круглые рукояти. В каждую форму накладывали вилами глиняную массу и хорошенько её уминали. После этого форму поднимали и на земле оставались лежать три готовых самана. На расстоянии полметра опять клалась эта же форма и снова забивалась массой. Вначале её брали для заполнения форм непосредственно из замеса, по мере удаления от ямы подносили носилками. Процесс повторялся, а так как формы было три, то и саманы лежали на земле тремя дорожками. Количество саманов зависело от размера будущего дома. Работа заканчивалась, весь саман оставался на земле для просушки на неделю, а «помочь» приглашалась на обед к хозяевам. Работники были нанимателю близкими людьми, им ставили на стол водку, а чаще, самогон. На закуски хозяева не скупились, хотя особого достатка у людей не было. О плате же работникам деньгами даже разговора никогда не велось.

Когда саман высыхал и становился строительным материалом, хозяин снова созывал «помочь», и за один день всем миром ставили стены и возводили кровлю. Отделочными работами, обмазыванием стен и кровли глиной хозяева уже занимались сами. Так, сообща, люди себе дома и ставили – быстро и дёшево. Саман породила сама широкая степь, которая тянется от самой Монголии до Украины. Когда-то в древности всё это пространство покрывали войлочные юрты и кибитки, в которых жили скотоводы. В степи нет леса, поэтому степняки и придумали строить дома из глиняных кирпичей, армированных травой или соломой. Юрты до наших дней ещё можно встретить в степи, но сегодня это больше экзотика, чем нужда. А вот аулы казахов и татар, полностью застроенные домами из самана, не редкость.

Прошло много времени, второклассник Вовка вырос в солидного человека, Владимира Ивановича, но, вспоминая семью своего однокашника Юрки Грамакова, он всегда про себя удивлялся: почему эти две женщины, Евдокия и Мария, не смотря на свою крайнюю бедность, были самыми добрыми людьми в деревне. Они были очень приветливы и доброжелательны ко всем, а глаза их светились добротой и радостью.

Странный мальчик

Иногда, когда Вовка играл со сверстниками или занимался другими своими делами, у него проявлялась странная особенность. Всё происходившее с ним он мог наблюдать, как бы зависнув над текущими событиями. Это его никак не напрягало, происходившее созерцалось внутренним взором. Такое бывало не всегда, но, если случалось, мальчик становился несколько заторможенным. Его второе «я» наблюдало за происходящим, не давая ему никаких оценок. Это было естественным для него и не подлежащим контролю. Происходило как бы раздвоение сознания: один мальчик шалил и играл, а второй за всем этим наблюдал. Только став взрослым, он понял, что этой способностью обладал далеко не каждый человек.
С ним происходила и ещё одна странная вещь. Когда его укладывали спать, он очень плохо засыпал. В сознании возникали фантастические картины. Вовка видел космические объекты, летевшие в тёмном пространстве, в чернильной пустоте зависали диковинные, непонятные сооружения и конструкции. Удивительно, но он каким-то образом осознавал, что это именно космические объекты, хотя не знал их названия. Картинки всегда были очень яркими, красочными и светились огнями. Всё это происходило тогда, когда большинство населения нашей страны о космосе мало что знало, тем более о космосе не знал он, шестилетний мальчишка.

Космос деревенским людям открыло радио. Володе исполнилось семь лет, когда был запущен первый искусственный спутник земли. Народ выходил на улицу по вечерам, чтобы увидеть его двигавшуюся звёздочку, а радио вещало, какие мы молодцы и как сильно обогнали Америку. Старшие школьники чувствовали себя героями, они рассказывали, что такое космос, почему спутник летает и не падает. Можно сказать, что страна открыла для себя космическое пространство. Тем более удивительными были Вовкины видения, он созерцал то, чего и сейчас, спустя более полувека, люди в освоении космоса не достигли. Что-то похожее можно увидеть в хороших фантастических фильмах о будущем. Мальчик наблюдал в своём детском воображении или сознании вещи, куда более грандиозные. Иногда ему мерещились картины и другого плана. Он видел природу, совершенно дикую, без всяких следов человеческой деятельности. Голубая дымка окутывала, насколько мог охватить глаз, огромное земное пространство, а сквозь дымку просвечивали простиравшиеся до горизонта леса. Подобно благородному малахиту, их тёмная зелень чередовались со светлыми прожилками рек и пойменной растительности. Ослепительно блестели большие и малые чаши озёр. Облака тянулись белыми грядами, уходя вдаль бесконечной отарой. Кое-где эти облачные барашки были прошиты золотистыми гребешками солнечных бликов. Там, где горизонт сливал воедино небесную голубизну и земную зелень, просвечивала пронзительная синева океана с береговыми залысинами-зеркалами морей. На земле цвёл и благоухал истинный рай, растительность была пышной и изобильной; деревья – огромными, а травы – густыми и высокими. В свои видения мальчик не вникал, просматривал их и только, как будто в его голове был некий кинопроектор, демонстрировавший фильмы только для него. Видения были ему очень интересны, как бывает интересным ребёнку всё новое и необычное, казалось ему естественными и органичными. Володе и в голову не приходило, что может быть иначе. Он считал, что подобные образы возникают у всех. Спустя годы он осознал, что сумрачными и невзрачными виделись ему картины далёкого прошлого, а яркими, сияющими светом и красками – картинки будущего. У мальчика в голове была машина времени, выражаясь современным языком.

Часто он, как мог, пытался рассказывать о своих видениях взрослым. Наверное, эти рассказы были очень странными, на Вову смотрели с недоумением, не понимая, о чём он говорит. Старший брат Лёнька считался в деревне очень грамотным и умным, он ходил уже в седьмой класс школы. К нему малыш чаще других обращался со своими детскими вопросами и, видимо, очень надоедал, когда приставал к нему с рассказами о живых картинках. Лёнька смотрел удивлённо и никак не мог брата понять, но это только возбуждало его красноречие, и он с ещё большим жаром пытался объясниться. Это длилось до тех пор, пока однажды он не услышал от Лёньки: «Вовка, ты ненормальный?». Мальчишка знал, что за словом «ненормальный» очень скоро последует слово «чокнутый», а это уже серьёзно. Пылу у парнишки поубавилось, он перестал сообщать о своих грёзах, но видеть их продолжал. Нужно отметить особо, в те времена цветное кино было ещё очень большой редкостью, а видения Вовки были цветными всегда. Позже, узнав, что сны у людей бывают в большинстве своём серыми и чёрно-белыми, он был очень сильно удивлён.
Это была не единственная Вовкина особенность; если его грёзы носили всегда абстрактный характер, то фантазии можно было отнести в разряд вещей вполне земных и даже бытовых. Человеческие фантазии можно разделить на два типа; в первом случае люди фантазируют на тему вполне реальную: «А если мне начальство, вдруг увеличит зарплату в два раза, вот будет лафа». Затем человек начинает фантазировать на тему этой «лафы», ему кажется, что наступит у него райская жизнь, он купит и то, и то. Однако фантазёр не понимает, что с увеличением количества покупок у него мало что в жизни изменится. Очень скоро наступит момент, когда и этого ему будет мало. Здесь бы ему и вспомнить древнего мудреца Сократа, который изрёк истину «Не увеличивайте свои потребности, а уменьшайте и контролируйте свои желания».

Бывают у людей фантазии и несбыточные, но тоже вполне материальные: «А вот я буду вскапывать свой огород и случайно найду большой клад», или ещё проще: «А вот я пойду в городской сквер, а там на скамейке пьяный толстосум забудет портфель с миллионом денег». Человек знает твёрдо, что этого никогда не случится, а если случится, то шансов у него будет один на миллион. Подумать о моральной стороне дела фантазёру даже в голову не приходит. Ведь у толстого портфеля есть хозяин, и его следовало бы вернуть владельцу, так же, как и клад на огороде принадлежит государству, и кладоискателю причитается только его часть. Но не такие фантазии были у Вовки – они чаще всего сбывались, какие-то сразу, а какие-то претворялись в жизнь спустя много времени; да и фантазировал мальчик не на материальные темы. Его фантазии были далеки от его самого. Например, очень часто Вовка представлял, что в их деревне вдруг найдут ископаемые – уголь, нефть, даже золото с серебром. Дальше мальчик представлял, как в этом случае изменится к лучшему деревенская жизнь; наверное, наедет много народу в их Покровку. Проходило не очень много времени, и действительно – на дальних колхозных лугах геологи открывали месторождение редкого минерала. Начинались разработки месторождения, но на деревенскую жизнь это оказывало мало влияния.
Казалось бы, в десятилетнем возрасте мальчишки всё своё свободное время готовы проводить в компаниях таких же сорванцов, как и они сами. Вовка конечно, тоже любил поиграть в войну или прятки, но ему и одному было не скучно. Мальчик мог часами бродить по окрестностям Покровки; с южной стороны их деревни местность была степная с редкими холмами, иногда переходившими один в другой. Мальчик бродил по степи, подходил к холму, и ему казалось, что стоит только ему взойти на него, как его глазам откроется что-то совершенно новое и необычное. Он поднимался, но с холма был виден другой холм, и опять ему казалось, что уж за тем-то холмом он точно увидит нечто замечательное. Разочарований не наступало; по большому счёту, он знал, что ничего особенного он не увидит, но его воображение звало его вперед. Однажды, когда он отошёл от деревни километра на полтора, ему встретился хоть и пологий, но особенно высокий холм, его любопытство было вознаграждено. С его высоты Вовка увидел, как вдалеке паслось стадо колхозных коров, они были маленькими, как муравьи. На расстоянии от этого стада паслась отара овец, а ещё чуть дальше кормился табун лошадей. Дальше он увидел большую, одиноко стоявшую среди степи кудрявую берёзу. Володя к ней направился. Оглянувшись же, он увидел свою деревню, все деревенские улицы слились в узенькую полоску. Так далеко Володя ещё не заходил. Он решил, что нужно уже возвращаться домой, но любопытство победило. Когда до берёзы осталось шагов пятьдесят, он понял, что она росла на краю глубокой ямы и подумал: «Откуда в степи могла образоваться яма, да ещё глубокая?». Вовка медленными шагами подошёл к самому краю углубления и заглянул в него. И отпрянул от края сразу же, едва успев увидеть то, что было на дне. Это был скотомогильник, на дне его лежало несколько трупов животных. В деревню он пришёл быстро, и только дома смог несколько успокоиться. День клонился к своему завершению, в летнюю ясную погоду деревенские вечера бывают какими-то особенно томными. Так и кажется, что окружающая природа устала от дневного зноя и томится в ожидании покоя. Это состояние довершало медленно идущие деревенское стадо, коровы шли одна за другой и меланхолично жевали свою жвачку. Солнце тихонько пряталось за горизонт, летняя жара спадала, наступавший вечер обещал росную и прохладную ночь.

Дома Вовка ни словом не обмолвился о своей страшной находке, за такое дальнее путешествие ему могло запросто влететь от мамы. Спать после пережитого волнения мальчик лёг рано, и, хотя засыпал всегда плохо, на этот раз он как провалился в глубокий сон. Видимо его организм знал, как бороться с перенапряжением. В эту ночь Вовке приснился кошмар – он видел огромную яму с крутыми и высокими обрывистыми краями, какие-то обнажённые первобытные люди, с горящими факелами в руках гнали прямо на обрыв их колхозный табун лошадей. Плотной массой, с громким топотом животные неслись лавиной прямо на обрыв и падали, падали в яму, ломая ноги и хребты. Вовка проснулся весь в поту от своего кошмарного видения, но через пару минут заснул безмятежным и сладким сном. Утром, когда он окончательно проснулся, яма, которую он видел вчера, не казалась ему ни страшной, ни таинственной. Однако и забыть её совсем мальчишка не мог, она начала будить его фантазию.
Каким-то образом она слилась в его сознании с волками. Про волков в деревне говорили часто, ещё свежи были воспоминания о том, как во время войны волки заходили по ночам в деревню и снимали с цепи собак. Волка не так-то просто взять, это могут делать только опытные охотники-волчатники, а в те лихие годы они были все на фронте. После войны за убитого волка даже хорошая денежная премия выдавалась государством, но дело с истреблением этих хищников подвигалось всё же медленно. То в одном селении, то в другом происходили их нападения на животных.

Вовка дня два размышлял на тему того, где бы волки могли жить в их местности, и всё больше и больше склонялся к тому, что в скотомогильнике. Это место было укромным и там было полно пищи.

Прошла всего неделя после экскурсии к одинокой берёзе, и мальчик уже был в полной уверенности, что волки не только жили в яме, но он их отчётливо видел. Переубедить его в этом не смог бы никто, он искренне и твёрдо верил в то, что нафантазировал.
Вовка, не смотря на свой малый возраст, умел говорить красочно и очень убедительно. Средний брат Яша был ярым охотником, у него было одноствольное ружьё шестнадцатого калибра и всевозможные охотничьи припасы. Ему-то мальчишка и рассказал в цветах и красках о том, что он видел волков у ямы под берёзой. Брат долго не верил Володе, зная его любовь к сочинительству, но и соблазн был большой. Добыть волка и получить за это премию было мечтой каждого уважающего себя охотника, тем более это было лестно семнадцатилетнему Яше. На следующий день было воскресенье, и уже с утра у них дома собрались его друзья – Ёська Галузин и Валерка Смирнов. Ребята были с ружьями, а на их поясах красовались патронташи, полностью забитые патронами. Вид у парней был очень серьёзный и бравый – шутка ли, ведь они собирались устроить охоту на волков. А волк, как известно всем, зверь опасный, даже на человека может, раненный, броситься. Парни долго рассуждали о стратегии охоты, тактику тоже не забыли и, наконец-то, выехали в путь на своих велосипедах. Вовка нисколько не сомневался, что его брат с друзьями вернутся с добычей. Часа через два парни вернулись, вид у них был обескураженный, и Володя сочувственно спросил: «Что, опять упустили добычу»? Почему он вставил в свой вопрос слово «опять», он и сам не знал. Посмеялась тогда деревня над горе-охотниками да и забыла, лишь иногда какой-нибудь деревенский зубоскал величал Якова Волчатником.
На самом крутом берегу Покровского озера стоял добротный дом Кулекиных, по их фамилии и весь этот берег называли кулекинским. Зимой он служил горкой для всей деревенской детворы. У Кулекиных была большая и благополучная семья, они жили в достатке, да по-другому быть не могло. У них было пятеро детей, четверо парней и только одна девочка. Два старших сына были, что называется, на выданье, и уже несколько лет работали в колхозе. Двое других сыновей были подростками, но старательно помогали старшим на домашних работах, при заготовке дров, на сенокосе, да и, вообще, всегда были на подхвате в любом домашнем деле. Мать, Арина Кулекина в колхозе не работала, у неё по домашнему хозяйству было дел по горло, да и пять детей ростить не шутка.

Сам глава дома, дядя Алёша был дюжий мужик, под два метра ростом и необыкновенной силы. Все деревенские знали, когда случались кулачные бои, то от его кулака, похожего на кочан капусты, противники падали, как снопы подкошенные. На спор он мог свалить кулаком быка-двухлетка, или пронести на себе десять шагов взрослую лошадь. Свой род Кулекины вели от тех старинных казаков, которые когда-то охраняли Покровку от набегов степной вольницы. В память о тех временах у них дома хранилась шашка с серебряным темляком, а в праздники дядя Алёша надевал на голову казачью шапку-кубанку. Она была чёрного каракуля, с бархатным верхом и золотым галуном крест-нάкрест по красному полю. Дядя Алёша работал в колхозе чабаном, в этой работе ему помогали младшие дети, Колька и Кеша. По большому счёту, пасти колхозную отару овец было у него как бы побочным занятием, на самом деле он был пимокатом, известным далеко за пределами Покровки. Он катал такие валенки, с которыми не могла сравниться ни одна зимняя обувь, они были теплее собачьих унтов. За его чёсанки ручной работы люди платили хорошие деньги. На своём домашнем производстве чёсанок-валенок дядя Алёша за год зарабатывал денег раз в пять больше, чем за тот же год мог заработать на чабанстве. Пасти летом отару приходилось подросткам самостоятельно, занимались они этой работой охотно и без всякого принуждения. С младшим из двух пастухов Кешкой Володя учился в одном классе, это было основой их товарищества.

В один из погожих деньков Вовка снова отправился в путешествие по окрестностям Покровки и снова оказался на знакомой возвышенности у одинокой берёзы. В этот раз у подножия холма паслась отара овец, её пастухами были Кеша Кулекин и его старший брат Николай. Володя спустился к Кеше, но особо ему было разговаривать некогда. Работа есть работа, ребята придумали простой способ, как пасти эту большую отару. Зная то, что овцы очень неохотно ходят против ветра, а также в гору, они стали их направлять меж двух холмов. Николай становился на одном конце распадка и ждал, а Кеша направлял к нему отару и наблюдал. Распадок был протяженностью чуть больше километра. Пощипывая травку и медленно передвигаясь, овцы проходили это расстояние за полтора часа. Когда отара доходила до Николая, он её разворачивал, и она по тому же пути, по которому пришла, возвращалась до ожидавшего её Кеши. За день отара подъедала всю траву между склонов – на другой день ушлые чабаны находили новый склон, и всё повторялось. Кеша только направил отару в Колину сторону, когда к нему подошёл Володя. Овцы отошли уже метров на двести от своего пастушка, всё было спокойно и мальчишки весело болтали, поглядывая в сторону овец, и сразу оба увидели, как с холма, на котором недавно находился Вовка, в сторону отары метнулись две серые собаки. Сначала ребята ничего не поняли, но по тому, как к отаре бежал Николай, размахивая палкой, они сообразили, что это совсем не собаки, а самые настоящие волки. Николай бежал с палкой и громко кричал: «Волки, волки! Помогите!». Казалось, в чистом поле ребятам никто и не поможет, но от табуна лошадей скакал верховой, и от стада коров тоже неслись два всадника. Оружия у них не было видно, но пастуший кнут – это тоже оружие серьёзное в умелых руках. А волки делали своё дело. Овцы стадные животные и, в отличие от коров или лошадей, они не могут разбегаться поодиночке, а тем более врассыпную. Пока люди не подоспели, отара крутилась вокруг своего центра, как живой водоворот, а два волка орудовали по его краям. Один волк нагонял овцу, одним ударом клыка вспарывал ей живот и бежал к следующей овце, и всё повторялось. Второй волк проделывал с овцами то же самое, удар клыком – и кишки на земле. Пяти минут не прошло, как к отаре прискакали всадники, но волки уже убежали. Когда люди были к отаре уже близко, оба волка лёгким движением голов взвалили себе на спины по овце, и только их и видели. Несмотря на ношу, они бежали намётом, очень легко и быстро по крутому склону. Пока всадники доскакали до вершины холма, волков уже и след простыл. Сорок пять окровавленных баранов лежало на земле, да ещё две овцы волки унесли на себе. Теперь Вовка точно знал: волки убивают свою жертву не для того, чтобы насытиться, они убивают столько, сколько смогут убить. Убийство ради убийства, вот она, волчья ипостась.

После нападения волков на отару народ снова попрекал Володиного брата Яшку: «Эх вы, охотнички! А ведь пацан-то давно вас предупреждал о волках, а вы их найти не смогли».
Ну, не странный ли мальчик, был этот Вовка?!