Непрерывная череда людей, медленно двигающихся друг за другом вытягивалась в прямую линию, меняла направление, сворачивая в сторону под острым углом, вытягивалась опять в линию и снова сворачивала под острым углом. Людей никто не направлял, они сами знали, куда идти. Постоянно прибывали новые люди, становились в конец и было понятно, что это очередь к чему-то и она огромна и неубывающая. Обозреть ее всю можно было только с высоты птичьего полета. Видимо для этой цели в небе летали дроны. Погода стояла морозная — в такую пробирает до костей. Народ пританцовывал, стараясь согреться. Стояли люди разного возраста, пола, по одному и семьями с детьми малыми, замотанными в платки и шарфы поверх шапок. Судя по разнообразию верхней одежды, где китайские пуховики, чередовались с меховыми шубами, социальное положение публики было смешанным. Дети не баловались и не ныли и все в очереди были спокойны, даже равнодушны, как бывают равнодушны те, кому надо отбыть скучную повинность. Между собой почти не разговаривали, но иногда раздавались голоса:
— Костры бы развести.
— Нельзя. Москва ведь, чай тебе не какой-то Питер.
Хотя очередь проходила по городским улицам и площадям машин и пешеходов вокруг наблюдалось немного. Казалось, что местное население почти все стоит в этой очереди. Изредка подходили любопытные, задавали глупые вопросы:
— Что дают? За чем стоите?
На них смотрели с изумлением, а когда те особенно приставали, отвечали хмуро вопросом на вопрос:
— Ты часом не больной?
В разных местах вдоль очереди сновали бойкие молодые парни и девицы с бидонами и лотками предлагали дешево перекусить, выкрикивая:
— Горячие МакДугины! Кому МакДугины?
Несведущие спрашивали:
— Что это?
— Котлеты такие, — объясняли им. – С жареной картошкой.
— Почему МакДугины?
— МакДональдсы американские на наш лад переименовали в честь какого-то Дугина. Поваром он был что-ли?
Котлеты расходились вяло. Большинство уже имело опыт стояния и запаслось своей едой. Неофиты к блюду, изобретенному за океаном, относились с недоверием.
— Ну и что что Дугин. А приготовленно-то по ихнему рецепту. Отравишься, а лечить не станут. Еще статью пришьют.
Дроны периодически снижались, пролетали вдоль толпы, застывали близко к головам, словно высматривали кого-то и взлетали опять ввысь. Знатоки советовали:
— Лицо лучше поднять. Сверят с базой, на входе не надо будет паспорт показывать.
— А отметку поставят?
— А то как же. Затем и стоим. Куда же без нее. На работе проверят.
— У меня уже есть, но на ребенка в детском саду тоже требуют. С самого Хабаровска за ней приехала. Говорят, надо будет обновлять каждые два года.
— Нет. Ежегодно. Мой сын пропустил, оставили в школе на второй год.
Иногда движение приостанавливалось из-за какой-то заминки впереди. Это выбивало людей из ритма, к которому они успели привыкнуть и раздавались робкие голоса:
— Не знаете, далеко еще?
— Да не очень, уже иконостас виден.
И действительно, стояли передвижной на колесах иконостас, армейская палатка и внушительного размера поп в подбитой мехом рясе. Вещая в микрофон, он грозным голосом требовал, чтобы братья и сестры перед лицезрением лика покаялись на скорую руку в своих грехах и для этой цели, выдергивал из очереди то одного, то другого, увлекал в палатку, откуда те выходили через минуту и бегом догоняли своих.
— По чем? – спрашивали их свои, родственники или сдружившееся за время стояния.
— Меньше (называлась внушительная сумма) не берет, а что делать?
Пройдя иконостас, народ имел шанс опять столкнуться с религиозными проявлениями. К очереди приближались кавказского вида мужчины, распахивали тулупы и тихими голосами предлагали купить иконы со святой Маргаритой. Святая была изображена не по-православному простоволоса, в яркой кофточке с глубоким декольте, открывающим до соскового ореола, упругие груди примерно четвертого размера.
— Почему святая такая сисястая, почти голая? – спрашивали у распространителей Маргариты.
— ПатАму што голую правду до людей доносила. За это ее того, понимаешь.
Маргарита продавалась еще хуже котлет МакДугин. Женщины от нее отворачивались с брезгливой гримасой, а если кто и покупал, то несовершеннолетние юнцы и странного вида мужчины. Притом, и те и другие старались делать это по мере возможностей незаметно для остальных.
О том, что конечная цель уже близко свидетельствовали установленные по сторонам большие билборды. Первый оповещал, что началась санитарная зона. «Не ссать!» доходчиво предупреждал он и для пущей убедительности, а также для не умеющих читать предлагал перечеркнутое изображение статуи писающего мальчика из города Брюгге. На другом панно изображался румяный однорукий и безногий инвалид в военной форме. Он улыбался во весь рот, а в высоко поднятой оставшейся руке держал новогоднюю открытку, на которой старославянским шрифтом было написано:
«Вася-Донбасс поздравляет вас с Новым 20 Годом!» Нехватка двух знаков в нумерации года вызывала удивление, но знатоки объясняли это тем, что сделано это в целях экономии билбордов: последние две цифры были сменяемы и добавлялись перед самым новым годом, а истерзанного дождями и солнцем «Васю» подрихтовывали, подкрашивали и выглядел он как огурчик.
Предвидя окончание длительного похода народ оживлялся, становился разговорчивее.
— Это правда, что в сидячем положении?
— А то!
— Говорят, до него какой-то еврей там был. Кто его помнит сейчас.
— А этот сидит и прям в глаза вам смотрит. Так его в том заведении, где в молодости работал, учили. Вот сохранил привычку.
Параллельно очереди к той же конечной цели шел, чеканя шаг, отряд школьников в камуфляжных галстуках на шеях. По команде учительницы в погонах дети скандировали:
— Зионер, зионер всем славянам пример!
А также:
— Занимаюсь каратэ. Не пойду в ЛГБТэ.
Уже перед самым входом в пирамидальное здание из красного камня толпу будоражили некие служивые люди, заученно восклицая:
— О, Господи, неужели я его увижу!
А полицейские в шлемах образовывали узкий коридор, покрикивали:
— В затылок, в затылок, — и корректировали движение легкими ударами дубинок.
Чуть в сторонке, организованно в две шеренги стояли на коленях старушки, крестились, прикладывались лбами к булыжникам и губами к фляжкам.
На черном лабрадоре тусклым золотом шла надпись «ПУКИН». Под ней еще можно было разглядеть красноватые следы старых букв.
