19
Вика ускакала готовиться к какому-то своему вечернему рандеву, а я решил проветриться и померять шагами Тиргартен. Начало марта было паршивым, но сегодня солнце по какому-то недоразумению оказалось в Берлине и этим надо было воспользоваться.
По пути захватил со стола объемистый блокнот: в нашем деле накопилось уже столько имен, что я начал их записывать, чтобы не заблудится в этом фамильном склепе. Просмотрим.
Вячеслав Пронин, труп бухгалтера которого, Владимира, нашли в багажнике машины, которую сестра Вики Маша забронировала, чтобы ехать в аэропорт из квартиры, где провела незабываемые моменты со своим френдом Иоахимом, который руководит в Гамбурге одной из фирм Пронина…
Пронин утверждает, что его бухгалтера отправили к праотцам в месть ему, а не потому, что счетовод что-то накопал. И указывает на трех людей, которые были «в деле». А вот Марк утверждает, что в общей сложности их было пять…
И тут появляются интересным образом Виктор Горин и особенно Лилия, она же Елизавета Гозман, она же Моника Веллер через руки коей прошла эта злосчастная машина. Правда с машиной был связан также некий Филиппо Моретти, усопший три года назад, а до него и Моники этим средством передвижения воспользовались ещё два человека. Один тоже почивший в бозе два года назад, и другой, который исчез…
Следуем дальше.
Наш Иоахим, который тащит хвост финансовых дел больше павлиньего, оказывается в Наблюдательном совете какого-то ARTIPE, замешанного в скандалах, что дай Боже, где совершенно случайно, естественно, зафиксированы имена Моники Веллер, а также Витторио Иорина – вероятного Вити Горина, которого знала по Италии массажистка Вики. И с кем работала – скажем во всех смыслах – Моника-Лиля-Елизавета. Которая приехала на работу в Италию и проработала в «Парадайзе», который принадлежал Марчелло д‘Орацио до ремонта в 2006 году, когда перешел в другие руки…
Стоп! Когда был продан клуб?.. Июль 2006. Кому? Да-да, фирме, на которую работает герр Шлоссхайм, но кто является реальным владельцем? Черт, когда же наконец Марк мне пришлет полный материал?..
Идем дальше. В июле 2006 клуб продается, а право на работу Лилии было продлено на два года в мае. То есть за два месяца до продажи. А потом и в 2008, то есть уже новыми хозяевами…
Застучавшие по машине крупные капли дождя помогли мне изменить планы и вместо парка бросить якорь в старой берлинской кнайпе, которую я знал уже лет 10.
— Пить будешь еще до или это уже после? – Осведомился Амир, кубинец лет за 50, седьмой, если мне не изменяла память, бармен за эти годы, но самый долгожительный – уже шел пятый год, как он тут работал.
— Во время, – помахал я блокнотом и сел за обшарпанный столик у окна.
«Значицца так, Шарапов…» У нашего Иорина-Горина была жена – Елена Андрющенко. Ее сестра – Анна Рогова (оставила себе фамилию матери – отметим), стала женой (какой по счету уже не помню) отца Вики…
— Как всегда? – Амир поставил на стол бокал светлого.
Я закивал и показал большой палец.
Следуем дальше. Пронин, Иоахим и Тихомиров были знакомы. Иже с ними бухгалтер. Ведем ниточку. Горин был женат на сестре жены Тихомирова. Были ли они между собой знакомы? Ставлю этот бокал светлого против бутылки 25-летнего Лагавулина что да. Иоахим, Моника и Горин были в наблюдательном совете. И вы мне скажете, что Тихомиров там тоже не наблюдал? За чем – другой вопрос. Это дело Марка. Как и все другие имена…
Хорошо, представим: любимого бухгалтера убирают по «заказухе» по линии Пронина, как он и считает. И оставляют в машине, которую – случайно – выбирает сестра Вики? Которая – случайно – находится прямо рядом с домом, из которого выходит Маша и Иоахим, директор филиала Пронина в Гамбурге и, член совета ARTIPE? Да? А до этого этим авто пользуется вездесущая Моника, которая тоже из того же совета и по определению знает всех, и которой некий крестный отец некоего сицилийца из Милана оставляет четверть миллиона?
Вика должна реально прополоть подноготную своего отца. Там больше, чем одна собака зарыта. И не только там прокопать. И Машу, и Иоахима… И пусть тоже по своим каналам узнает всю подноготную всех владельцев «Парадайза». С этой Италией что-то не то. Позвонить ей? Она же на встрече…
Мобильный вздрагивает звонком. Смотрю на экран.
— Вячеслав Андреевич?!
— Не люблю мешать людям во время выпивки. Но сейчас приходится. Присоединиться могу?
20
Я заметила это только на третий день. Мелочь. В распечатке телефонных разговоров — номер, заканчивающийся на 28. Он мелькал уже в предыдущей папке, которую раздобыли из офиса, где когда-то сидел тот самый бухгалтер, которого теперь нет.
А ещё он дважды звонил на этот номер как раз в дни, когда Маша подавала документы на визу, а Иоахим оформлял доверенность для какой-то сделки в нотариате. Да, тогда это были просто слова, ничего не значащие рассказы на стандартные вопросы «Как дела? Что нового». Совпадение? Вряд ли.
Номер оказался зарегистрирован на компанию, фигурирующую в одном из старых договоров аренды, связанных с домом, где когда-то жила Лилия-Елизавета-Моника. Всё это — в Берлине, в пределах пяти станций метро.
Я просматриваю архивы у себя дома: старый ноутбук, в котором хранятся сканы платёжек, что присылал отец. Один файл я пропустила — назывался нейтрально: Versicherung_2009.pdf (нем. страховка). Внутри, помимо страховки, приписка от руки: «Auf keinen Fall weiterleiten. Nur über L.»
Я перечитала. «Ни в коем случае не пересылать. Только через Л.»
Л. — это Лилия? Та самая, которой переводили деньги из фонда? Лилия, связанная с тем же адвокатом, у которого Иоахим получал доверенность? Всё как-то срастается.
И кто-то это понял раньше нас — поэтому бухгалтер мёртв.
Как же надоели эти кошки-мышки! Когда уже можно будет потянуть за все хвосты и вытянуть всё одновременно, не натыкаясь на разные приписки, номера телефонов и Лилию, которая никак не определится с именами!
Может, сходить на маникюр и отвлечься — в голову всё равно не лезет ничего путного, ничего, что помогло бы больше приблизиться к разгадке. «Бухгалтер, милый мой бухгалтер…» не такой уж он и простой, как в песне, а вот покой… да, покой в душе и теле.
Н-да, всплывает же такое в голове вместо правильных мыслей. Или это защитная реакция мозга от перегрева?
Зазвонил телефон — Маша.
— Он нервничает, — сказала она, не называя имени. — И не из-за меня. Он думает, что кто-то готовит что-то против него.
— Кто?
— Не знаю. Он говорил про «старые схемы» и «архивный рудник», и что, если «всплывёт хоть одна выплата», ему конец.
Значит, Иоахим знал, что «милый наш бухгалтер» хранил копии. Он знал, что кто-то может до них добраться. И теперь боится, что кто-то – вот как я, – уже добрался.
И вот вопрос: почему мы, я или Кирилл, ни разу не встретились и Иоахимом? Почему ещё на первых парах не поговорили с ним: как ему находка в багажнике, знал ли он убитого… ну просто ни разу! Только архивы и документы: о, вот его имя! Хм, а он тут тоже был!
Я встретилась с Артуром в «нашем» кафе. Ещё в дверях я увидела букет, который увидели и оценили — осудили — окружающие. Да, Германия не та страна, где стоит выражать эмоции на людях, особенно если каждый может прикинуть стоимость этих эмоций.
Ему однозначно надо жениться, но кто я такая, чтоб ему советовать подобное.
Я подошла к столику и чмокнула его в щеку. Тут же у меня в руках оказался неприлично большой и очень неприлично дорогой букет моих любимых роз.
Господи, почему именно те, кому ты не отвечаешь взаимностью, знают и помнят все, что ты любишь, что тебе нравится – от концентрации заваренного чая до любимого оттенка цветов и их вида? — промелькнуло у меня в голове, но я была тут по делу и надо было сосредоточиться на нем.
Вслед за букетом Артур передал мне тонкую папку.
— Это копии записей нашего многострадального бухгалтера. Они были зашифрованы, но один фрагмент открывается просто: платежи от одной из дочерних структур, зарегистрированной в Берлине. Суммы небольшие, но повторяющиеся — будто обналичка.
— И что это даёт?
— Один из переводов — на счет Маши. За два дня до брони машины, в которой нашли тело.
У меня перехватило дыхание. Значит, её действительно подставили. Сделали так, чтобы выглядело, будто она посредник. Даже если суммы ничтожны, это связывает её с трупом.
Черт, а она ж говорила, что получила какую-то странную «кривую» сумму на счет и не может ее идентифицировать: за возврат онлайн-покупки или брони чего-то — деньги небольшие, что просто смех и, скорее всего, она просто слишком много покупает онлайн, что уже сбилась со счету.
— У тебя есть доступ к видеозаписям со стоянки?
— Уже смотрим. Но есть кое-что другое. Сотрудник, который отдал бухгалтеру последний пакет документов, утверждает, что его заранее предупредили, чтобы он не сообщал, что копии ушли «по второму каналу».
— Что это значит?
— Что Пронин дублировал. Не только хранил, но и передал часть. Кому — пока не ясно.
Мы вышли из кафе. На улице накрапывал дождь и Артур предложил отвезти меня домой, зная, что я не откажусь, хоть и идти мне было минут 7-10 от силы, а ехали б мы минуты три, а то и меньше.
Все нити тянулись к отцу. Но не потому, что он что-то сделал — а потому, что он что-то знал. Когда-то он был в центре всего этого. А теперь всё, что связано с ним, — это слабое место. Через меня, через Машу, через старые связи.
Бухгалтера убрали, потому что он хранил секрет. И теперь я, кажется, совсем близко к его разгадке. А если так, то почему ничего «предупреждающего» не происходит со мной? Или это всё вокруг происходящее — одно сплошное предупреждение?
В почтовом ящике я обнаружила конверт. Внутри — фотография. Лилия. Иоахим. И третий человек, лицо в пол-оборота, но я знала это пальто.
Мой отец.
Фото старое, судя по качеству — 2008 или 2009.
На обороте приписка:
«Berlin. Der Anfang.»
Берлин. Начало.
Продолжение следует…
