Солодкову пришло сообщение: ожидается шторм, порывы ветра до сорока метров, град и ливень, возможны смерчи, ожидается наводнение, будьте осторожны, оставайтесь дома.
«Ого! — решил Солодков. – Как они правы! Надо, надо быть осторожнее».
Он распахнул шкаф, пощелкал вешалками. Выбрал прорезиненный плащ до пят, с капюшоном; вынул болотные сапоги. С полки взял телогрейку и шарф. Зонтов у Солодкова было четыре штуки, все разные, на каждый ветер свой – северный, южный, западный и восточный. Солодков глубоко уважал спасателей и всегда прислушивался к их предупреждениям. Он и взял все четыре зонта, потому что направление ветра не уточнялось. Раскрыл их сразу же, как только переступил порог; окружил себя ими, огородился, и стал похож на шар, а еще сильнее – на плавучую мину с четырьмя рожками.
В этом коконе Солодков сошел с крыльца.
Задувало и впрямь нешуточно. Понять, откуда, не удавалось. Померещилось – отовсюду. Держась поближе к парковой ограде, Солодков заколесил по проспекту.
Дождь хлестал по капюшону, град норовил расколошматить очки. Клены грозно размахивали лапами. Молнии неряшливо кроили мир.
Солодков одолел метров сто, когда его поманили пальцем. Ладный молодец в форме без опознавательных знаков стоял перед сиреневым домиком. Вывеска представляла собой сплошную аббревиатуру, в смысл которой Солодков ни разу не вдумался, хотя ежедневно проходил мимо.
Щетинясь зонтами, Солодков неуклюже шагнул на зов. Дежурный богатырь, не оборачиваясь, лягнул дверь. Одновременно он ухватил Солодкова за южный зонт и втянул в мрачную комнату, где были стол с кривой лампой, два стула и много всякого железа.
— Ну-ка сядьте, — приказал молодец. При свете оказалось, что ему не больше шестидесяти, но выглядел он на все двадцать пять.
Солодков запутался в зонтах, и дежурный рубанул ладонью так, что все они отвалились, как лепестки престарелого тюльпана.
— Сядьте же, — повторил он.
Солодков сел.
— Капюшон уберите, руки на стол. Вы получили штормовое предупреждение?
— Разумеется, — с готовностью кивнул Солодков. – Я их всегда получаю и никогда не удаляю. У меня их очень много скопилось.
— Вам советовали не выходить на улицу? Написали, что будет сильный ветер, проливной дождь, не исключается наводнение?
— Советовали. Написали.
— Но вы все-таки пошли?
— Пошел. Мне понадобилось.
Детина опустился на стул, выгнул кривую лампу, направил свет в испуганное лицо Солодкова.
— Нет, — вздохнул он. – Вы пошли не поэтому. Не настолько же вам понадобилось, чтобы идти. Несоразмерный риск. Вы не поверили сообщению, вот в чем дело.
Взволнованный Солодков прижал руки к груди:
— Нет-нет, я поверил! Как же можно не верить!
— Выходит, что можно. Вот в этом-то вся и беда, — покачал головой дежурный. – Не верите, хоть ты тресни. Вам пишут, а вы не верите. Вы только что с улицы – что там?
— Дождь.
— Да, он самый. Ветер есть?
— Есть, кто же спорит…
— Значит, есть ветер. А град?
— Тоже есть.
— А наводнение будет?
— Обязательно будет.
— Но вы пошли.
— Пошел.
— А почему? Потому что не поверили. – Дежурный откинулся на спинку стула, с ненавистью щурясь на Солодкова.
Тот вцепился в сиденье.
— Вы думали, вам хаханьки, — сдержанно произнес дежурный. – Напрасно. Я хорошо знаю вашу породу, вы ничему не верите. Вам можно написать двести раз, триста – нет, не поверите. Ни сообщению. Ни собственным глазам. Ни собственным ушам.
Солодков молчал. Вода стекала с него, собираясь в лужу.
Дежурный продолжил, гадливо его изучая:
— Такие и губят страну. Не верят! Им говорят, а они ноль внимания. Себе же на погибель. Ведь сказано: шторм! Ураган! Все равно прутся.
Он резко поднялся и быстро обогнул стол. Схватил Солодкова за подбородок, запрокинул ему голову.
— Почему ты не веришь, блядь? Тебе же было русским языком сказано!
— Я не подумал, — прохрипел Солодков.
— Нет! Очень даже подумал! Все обдумал, опоясался зонтами, напялил плащик, натянул сапожки! Ах ты, сука…
Дежурный коротко замахнулся и ударил Солодкова в глаз. Очки свалились.
— Из-за таких, как ты, все разваливается. С ними стараешься по-хорошему, предупреждаешь… Сидит целый штаб для них, нащелкивает буковки… Веерная рассылка, мобильная связь, вышки для них построили, а просят о самой малости – поверьте, пожалуйста! Примите к сведению! Чего еще нужно? Может быть, на колени встать?
— Простите, это в последний раз…
— Ну, сука! Надо же, как запел! Дошло наконец! Блядина, рожа… Ну-ка на пол!
— Чего?
— На пол, мразь!
Дежурный столкнул Солодкова со стула и пнул под ребра. Затем вспрыгнул, начал плясать, и кровь пошла носом – но еще не у Солодкова, а у него самого.
— Чем бы тебя?..
Утираясь, дежурный огляделся в поисках чего-нибудь подходящего.
— Чем тебе больше нравится? Шваброй или бутылкой?
— Шваброй, — выбрал плачущий Солодков.
— Нет, уважаемый, так не пойдет. Ты у меня воспримешь. Ты мне поверишь. Тебе написали, а ты почесал… Вытягивай ногу, гнида мерзкая…
Дежурный вытянул из-под стола тяжелую цепь, которая крепилась к напольному кольцу. Он обмотал вокруг лодыжки Солодкова свободный конец и завязал узлом. Схватил Солодкова за капюшон и поволок к выходу. Ногой распахнул дверь.
— Пошел!
Солодкова швырнуло в воздух ужасным порывом ветром. Цепь глухо звякнула и натянулась. Он воспарил и забился над кленами, отчаянно суча руками и ногами. Издалека могло показаться, что запускают змея. Ураган мотал и трепал Солодкова, вода заливала уши и рот.
Окровавленный дежурный стоял на пороге, уперев руки в бока, и торжествующе хохотал. Потом ненадолго скрылся в помещении и вернулся с огромным топором.
— Убедился? Лети!
Он с одного удара перерубил цепь. Ветер взвыл и унес Солодкова под облака. Тот моментально затерялся в мохнатой туче, а молнии победно скрестились и сбросили электричество в какого-то беспечного прохожего – к ужасу и трепету остальных.
