Министр дел внутренних, после плотного обеда в компании министра дел внешних, озабоченно уставился в свой письменный прибор. Прибор, безусловно, стоил того, чтобы на его разглядывание потратить хотя бы несколько минут. Говорят, он стоял на этом самом месте, на этом самом столе, в этом самом кабинете ещё при последнем герцоге, которого упразднили за ненадобностью вместе с королём. Герцог не обиделся и уехал в Ниццу, а герцогство обиделось и отделилось. С тех пор менялось всякое, включая министров разнообразных дел, но стол и письменный прибор оставались на месте. Настроение, границы и идеология менялись в те времена с исторической быстротой, так что людям требовались какие-то полярные звёзды. Может быть, поэтому ни стол, ни стулья, ни письменный прибор так и не забрали ни в какой музей. Cо времён появления фотографий министров в этом кабинете поколения подданных герцога хорошо знали, что за внутренние дела делаются в этом кабинете, а поскольку им, как и всем жителям континента, был присущ некий генетический консерватизм, стол и пыль на нём были непоколебимы.
Однако, вернёмся к нашему нынешнему министру, у которого уже несколько неприлично, хотя и довольно задумчиво начала отвисать нижняя губа. Республика плотно занималась празднованием юбилея основания себя, а именно, считая с последней даты успешного образования парламента, и у министра внутренних дел, естественно, было множество хлопот. Демонстрации, митинги, шествия, приёмы в посольствах, министерствах и президентских резиденциях — всё это требовало внимания и обеспечения правопорядка в лучшем виде, но если вы думаете, что министр думал об этом, то, пожалуй, это не стоило бы даже короткой заметки в газете. Министр сидел и думал о том, о чём должен… Ну что это за сюжет? Так, разве что для парадного портрета.
Хотя, надо сказать, внутренние дела были в относительном порядке. Безопасность праздничных мероприятий была обеспечена безукоризненно, преступность, в целом, падала. Но министра, видимо, в результате каких-то химических реакций, вызванных обедом, никак не покидала одна навязчивая мысль. Он поднял трубку специального телефона и вызвал министра юстиции. После непродолжительной министерской вежливости, министр внутренних дел наконец задал мучающий его уже почти полтора часа вопрос:
— Как ты думаешь? Они знают?
— Не понял… — слегка растерялся министр юстиции. — Знают о чём?
— Ну о том, как мы работаем. Вчера, вот, прошёл торжественный приём, а позавчера на площади…
— Конечно, знают, — нетерпеливо перебил коллегу министр юстиции. — Вчера весь день по всем каналам.
— Знаю, видел, — задумчиво протянул министр внутренних дел. — Но там же не говорили, что отлично обеспечена безопасность. Или что вот на дорогах вчера не было аварий.
— Да они даже о том, что происходит, не могут нормально сообщать, а уж о том, чего не случается, — насмешливо ответил министр юстиции. — Твоих, хоть, показывают. У тебя машины с мигалками по улицам ездят. А вот любого спроси на улице, чем занимается министерство юстиции — никто ж не знает!
— Безобразие! — подхватил министр внутренних дел. Конечно, он тоже не знал, чем занимается министерство юстиции.
— Вот-вот. А однажды… — с трудом преодолевая смех продолжал министр юстиции — однажды, говорят, при смене правительства забыли назначить министра юстиции. И никто не замечал, пока не пришло приглашение на новогодний бал Верховного Суда! А министра-то нет.
— Ужас, — протянул министр внутренних дел и, быстро попрощавшись, стал обдумывать план.
Удовлетворившись, наконец, обдуманным он вызвал к себе своего пресс-секретаря и стал излагать. Достоверного и дословного изложения этой беседы не существует, но как потом говорил пресс-секретарь своей жене, министр окончательно “съехал”, но как ни странно, выбрал при этом совершенно правильное, по его мнению, направление.
Зато результаты этой беседы стали заметны невооруженным глазом по всей республике. Плакаты, радио, телевидение, реклама на ютюбе и в спотифай, все популярные сайты и фейсбук твердили одно: “В нашей республике есть порядок и органы его обеспечения”. По мнению министра, посыл был суховат, но от первоначальной, близкой к народу версии, которую можно приближённо изложить как: “Мы, тута, за порядк, значить”, решили, всё-таки, отказаться. Возможно, в том числе и потому, что близкой к народу она была, наверное, только во времена изготовления того самого письменного прибора.
Сложно сказать, почему на этом всё не заглохло, как это обычно бывало с подобными инициативами, но рекламные щиты, видеоролики со звёздами и стикеры на макбуки всё множились, а пресс-секретарь, произведённый по случаю в начальники отдела по оповещению населения, говорил, что кампания о том, как много порядка в стране, обязана прийти в каждый дом.
Первые сложности начались в разгар кампании #cпасибочеловеквсинейформе. Во время совещания в департаменте по работе с уровнем информированности населения, министр внутренний дел с неудовольствием заметил, что в тренды твиттера на первое место вырвался хештег #юстициястолпреспублики. Выяснилось, что министерство юстиции, воспользовавшись какой-то хитрой лазейкой, выбило дополнительные средства и перекупило сразу несколько SMM-агентств и пару популярных видео-блогеров. На бюрократическом языке правительственного аппарата это означало полномасштабную войну. Вскоре, в лучших традициях конкурирующих коммерческих фирм, две огромные рекламные компании стали беззастенчиво задевать друг друга, а цены на лучшие рекламные площади взлетели до небес.
Но настоящие неприятности в республике начались тогда, когда прямо перед дверьми обоих министерств появились огромные плакаты “А если пожар?”. От пожарного департамента никто не ожидал ни такой наглости, ни готовности к таким затратам. И после этого спокойная, размеренная и зажиточная жизнь в республике пошла под откос.
Каждый день, а иногда и по нескольку раз в день, во всех мало-мальски значимых министерствах и ведомствах проходили совещания по информированию, отделы по работе с прессой разрастались, постепенно захватывая новые этажи, и начинали всё активнее и активнее вмешиваться в дела.
Когда дело дошло до того, что министр финансов не мог подписать даже проект бюджета и отправить его в парламент без визы своего пресс-секретаря, внутри правительства стал зарождаться бунт. В конце концов, приближались очередные выборы, а правительство, за исключением серьёзного бума в рекламной отрасли и многочисленных цветных плакатов, никаких успехов предъявить не могло. Неожиданно проснувшаяся оппозиция стала вдруг снова популярной, а журналисты всё язвительнее и язвительнее посмеивались над приоритетами. Несколько наиболее решительных министров пришли к премьеру и заявили, что подадут в отставку, если немедленно не будут приняты какие-то меры. Премьер обещал посоветоваться, но его пресс-секретарь пояснил, что отставки в правительстве будут восприняты как чистка рядов и готовность идти на жертвы ради народа, и что необходимо сосредоточиться на избирательной кампании, задействовав всю накопившуюся мощь машины по информированию.
Ещё через полгода бурной деятельности выборы были безнадёжно проиграны.
Молодой амбициозный премьер и подающий надежды лидер оппозиции, намеревавшийся победить и бюрократов, и пиарщиков и казнокрадов гордо смотрел на свой новый премьерский стол на первом совещании нового правительство.
“Вот, — сказал он. — вот признак того, что отличает нас как нацию, а также полностью соответствует идеалам нашей партии. В отличие от некоторых, мы заняты делом!”
Его речь несколько раз прерывалась аплодисментами, но не стоит слишком осуждать министров. В конце концов, выборы выигрываешь не каждый день. Даже если каждый раз. Поддавшись воодушевлению, премьер-министр сам захлопал, договорив последнюю витиеватую благодарность соратникам. Серьёзные лица, объёмистые папки предложений, расчёрканный красной ручкой проект бюджета на следующий год и, конечно, массивный стол премьера со старинным письменным прибором, внушали и гордость за день вчерашний, и уверенность в дне завтрашнем.
Кампанию же по оповещению населения о том, что они, в отличие от некоторых, заняты делом, министры решили начать послезавтра.
