Бабушку-сванку занес в мингрельские земли случай. Непутевый муж совершил злодеяние, попавшее под закон кровной мести. И пусть без умысла, по неосторожности. Но спасти его или отсрочить приговор мог только исход из родной Сванетии. В селе Непутевый имел славу неудачливого охотника. И в тот поворотный день со своим напарником добычи не добыл. Зато наткнулись сотоварищи на лесной схрон с оружием. Повезло так повезло: для всякого свана оружие – ценность великая. Не поделили находку по-доброму. По злому делили. Проигравший остался в том лесу. Победившему пришлось пуститься в бегство, и жизнь разломилась.
Жена последовала за мужем; как известно, сванки считают себя самыми преданными женами. В ночь того бесконечного дня двое покинули село, оставив дом со всем его скарбом. И когда на рассвете к их окошкам подкрались трое мужчин в черном, дом встретил их запахом свежего пури, беспорядком побега и молчанием.
Чужаки затерялись в болотистых землях Мингрелии и с годами там прижились, родили сына. Но тоска по родине заполняла все сны старой сванки. Муж умер прежде жены и прежде наступления часа возмездия. Сын сванов уехал в далекую Россию; не знал родины. Сванка совсем загрустила, хоть и жила каждый день, как вчера и завтра, счастьем и радостями соседей. Чужое счастье не греет.
Она была в курсе всех новостей и событий из первых уст, потому как долго не засиживалась дома. Некоторые странности бабушки-сванки жители тупика Тетра-Георги приписывали возрасту и тоске. Все давно привыкли к тому, что каждый вечер, едва в кронах рододендронов, инжира и хурмы застревали сумерки, старуха брала косу и оправлялась по соседским усадьбам. Свой участок она выкашивала с утра, когда новости дня еще не накопились. Сумерничая, соседи усаживались на лужайке возле лестницы дома, а в каждом мингрельском доме лестница – это особое место. Занимали ступени, табуреточки и стулья, расставленные полукругом. Обычно за беседами очищали тхили – спелый фундук, отделяя ядра от шелухи и разбирая пересортицу. Тут-то и заявлялась сванка.
Помимо выкоса соседских участков пущие странности за старухой стали подмечать соседи в пору её вдовства: сванка вдруг принялась обряжаться в мужскую одежду, донашивая мужнины порты и рубахи, как будто заняла место воина. Черная фигура вдовы с косой на плече, появлявшаяся под вечер из-за корявого ствола отмирающего инжира, могла напугать всякого, даже неробкого десятка. После приветствия, бабка, словно мужик-косарь, защипывала деревянными прищепками широкие брючины, сдвигала косынку на затылок, освободив правое ухо, оно у нее лучше слышало, и принималась за косьбу высокой травы – балахи – возле беседующих.
Вся компания: Лала, Жужа, Мамука, Джамбо, Ивлита, Сократ, Люция, Гиви и Лизи однажды стала свидетелем того, как бабушка-сванка сильно удивила горевавшего Рождена. Рожден в который раз заново пересказывал обществу давнюю историю. Когда-то в прошлом он просчитался с одним соседом. Тот захотел купить у Рождена дюжину бутылок терпкого твиши и попросил вскрыть закопанный квеври, откачать литров тридцать. Сосед скрытничал перед обществом, но явно готовился к какому-то семейному торжеству. Рожден по-соседски откликнулся, отдал свои запасы и согласился подождать возврата до осени. За свою доброту еще вытерпел неприятный разговор с женой, этой женщиной, ничего не понимающей в вопросах мужской чести. А по осени оказался долг невозвращенным. Никто с Рожденом не расплатился. Никто жителей Тетра-Георги на торжество не пригласил; видать, не выгорел сговор. Когда Рожден потребовал возврата денег или вина, у них с соседом вышел совсем нехороший разговор. А с женой у Рождена и того хуже. Но сосед так и остался в памяти односельчан должником, потому как под зиму его не стало. Совсем не стало. И могилу усопшему копал Рожден с друзьями, и земельку сыпал Рожден, и ветку фикуса с горсткой грецких орехов на свежий холмик возложил Рожден.
Сколько лет прошло… Но и на этот раз на лужайке за чисткой тхили Рожден удрученно сетовал, цыкал языком, вспоминая свое терпкое твиши. И тут на удивление всему обществу бабушка-сван перестала косить и твердо пообещала: вернёшь свой долг, совсем скоро вернёшь. Сказала, увидела недоуменье недоверчивых лиц, устремленных на нее, и надвинула косынку на лоб, прямо по глаза. Принялась косить заросли в орешнике с большей скоростью: «Вай мэ, балахи так и прёт, так и прёт…». Общество на лестнице всерьез обеспокоилось: совсем помешалась вдова, заговаривается. Ну, какой долг с мертвеца?! Хоть бы сын её вернулся с чужбины, проведал мать, а то и вовсе перебрался бы на житьё домой. Век старухи не долог. С тем и разошлись под ночь: нет прежних долгожителей на Кавказе.
А через неделю вся округа живо обсуждала как с участка на участок, со двора на двор перебирается пьяненький, с поминок, Рожден и хвастает, что возместил-таки убыток. Третьего дня он с товарищами хоронил соседку – жену того своего соседа-должника. И когда разрыли могилу прежде преставившегося мужа, в какой теперь, в свой срок, надлежало покоиться новопреставленной супруге его, то Рожден вспомнил, как двенадцать лет назад закопали вместе с покойником пять бутылок твиши и малый квеври; по традиции – покойнику на радость.
И теперь с особым смаком Рожден передавал, каким сладостным ему показалось вино, каким веселящим.
