Глава 9.
Миллион алых роз в конце сезона… или… Мал Федот, да горазд!..
Азовский сезон, к сожалению, гораздо короче черноморского… и он, конец курортного сезона, неумолимо приближался…
Рассветы у моря, несмотря на южный ветер, становились прохладней. Закутываясь в плед, Роза Марковна подолгу сидела на берегу. Первые лучики солнца путались в морщинках от мечтательной улыбки на лице женщины. Когда-то ей, как и героине фильма «Москва слезам не верит», казалось, что в сорок лет жизнь только начинается. События последних нескольких месяцев, заставили Розу Марковну сильно сомневаться в части своей роли и предназначения в некогда стройной системе мироздания. Здесь и сейчас, она чувствовала себя, как одна из маленьких песчинок на этом бескрайнем берегу, что называется – на своем месте, и это приятнейшее ощущение, каждое утро, обрекало ее на самую благостную улыбку. Азов, с его мягким бризом, избавил ее от апатии, одиночества, жуткой обреченности и ненавистной бессонницы. Она завела себе добрую традицию встречая первые лучи, благодарить новый день за то, что он наступил, за день прожитый, с удовольствием вспоминая водоворот событий, произошедших накануне. Иногда, к ней присоединялся Иван Степанович со свежезаваренным кофе в термосе. В морской бриз подмешивался аромат обжигающего кофе, вплетаясь полупрозрачной лентой парка вкупе с утренней прохладой в шепот мужчины и женщины, которые делились кусочками счастья каждого прожитого дня. Розе Марковне было невыносимо хорошо и хотелось любить всех, одаривать теплом и заботой каждого человека в округе.
«Хотя, нет! Не всех! – Роза Марковна перестала улыбаться, вспомнив об Анжеле, хозяйке соседнего гостиного двора. – Наверное, видеоуроков по «развитию правого полушария» и «качественному личностному росту» мне уже достаточно!».
Она все пыталась вспомнить кого же ей напоминала Анжела. Эта худосочная, маленького роста, с длинным крючковатым носом злобная фурия, выглядела, «как та рыба на базаре – навсегда холодная», и была похожа… на… Шапокляк! «Вот ведь, натуральная Шапокляк, делающая всем вырванные годы! – Роза Марковна снова заулыбалась, «мурлыкая» под нос: …кто людям помогает, тот тратит время зря, хорошими делами – прославиться нельзя! И где в моей умной голове так долго пряталась эта мысль? Ну ведь вылитая – Анжела-Шапокляк! Порядочный человек делает гадости без удовольствия – Анжела была не из таких…».
По берегу, приближаясь к Розе Марковне, кутаясь в длинный шерстяной кардиган, брела Нора. Обычно, когда свекровь и невестка, прожившие в разных концах света много лет, вдруг оказываются длительно, в радиусе километра друг от друга, это может грозить третьей мировой, но у двух необычных женщин, хвала всем богам – «обычно» не случилось.
«Что-то изменилось в ее походке…» – любовалась невесткой Роза Марковна. Ее плавные, грациозные движения, словно отсвечивали невероятной легкостью, благостным спокойствием и какой-то безмятежной уверенностью вкупе с осторожностью. Нора подошла, присела на соседний шезлонг и подняла полные слез глаза на свекровь.
— Так, шо у нас опять за здрасьте? – Роза Марковна присела рядом и обняла Нору.
Нора тихо плакала, уткнувшись в плечо свекрови.
— Нора, ты вгоняешь меня в гроб и даже чуточку глубже этим вселенским потопом из твоих слез! Щас же скажи, шо стряслось, иначе я перестану испытывать неописуемый восторг, и начну делать тебе немножечко вИрванные годы. – Роза Марковна, аккуратно потрясла за плечи невестку.
— Мама! Та дайте ж мне еще немного поплакать, и я таки скажу вам, шо я беременна, а мне, на минуточку 44 года, и шо с этим делать, я не знаю – злясь, громко протараторила невестка.
— Береги горло, Нора! (на языке Розы Марковны, это значило –«Не ори!»). И вообще, тебе теперь нужно беречься! Я знаю шо делать – будем рожать! – глаза Розы Марковны заблестели от слез. – Никто не знает, как правильно жить, Нора, поэтому нужно жить счастливо и в удовольствие, а дети – это и то и другое! Так шо будем рожать девочку, и я назову ее, в честь меня – Роза!
— Мама, а если таки мальчик? – Нора улыбалась и вытирала слезы.
— Мальчик Веня у нас уже есть, так шо будем рожать девочку Розу! Так! Мне нужно сделать твое меню более сбалансированным, но таким же разнообразным. Твоим коттеджем займется Иван Степанович, а ты будешь кушать, гулять, любоваться морЭм и красиво бездельничать! Насчет красоты – сегодня к нам приезжают еще три гостя. Так вот, один из них – художник-маринист для Лидочки с рынка, второй – журналист, писатель-прозаик, а третий – какой-то генерал в отставке. Как своевременно мы повернулись лицом к богеме. Ребенок будет развиваться среди создания морских пейзажей и декламации классики и современной прозы. Ой-вэй! А как же будет счастлив Левушка, по такому приятному случаю, Нора! Это же прЭлЭсть, а не известие! – Роза Марковна нежно расцеловала еще влажные от слез ресницы невестки и быстро направилась к коттеджу.
Первым делом, нужно было известить Ивана Степановича о том, что он скоро станет дедом, и приятных забот и хлопот у всех прибавится, но он уже уехал встречать гостей на автостанцию.
Роза Марковна отправилась «делать базар», чтобы приготовить завтрак, «мурлыкая» под нос песню Мэри Поппинс про «Ветер перемен». Настроение у женщины было великолепнейшим. Встретив Лидочку, реализатора сладких полосатых ягод, она пригласила ее на обед и заговорщицки пообещала про большой сюрприз, по части изменений в личной жизни Лидочки, прямо-таки с сегодняшнего дня. Возвращаясь, Роза Марковна, нос к носу, столкнулась на выходе с рынка с Анжелой.
— Роза Марковна! Дела, смотрю, не очень, шо токо в одной руке сумка? – ехидно, с протяжкой, язвила Анжела.
— Шоб да, так нет! – весело бросила Роза Марковна, решив не портить себе настроения и бодро зашагала прочь.
Ближе к обеду примчалась Лидочка с бутылкой французского коньяка, головкой овечьей брынзы, чарджуйской дыней, десятилетним сыном Пашкой и горячим желанием помочь Розе Марковне с обедом. Она принялась за приготовление салата «Морской бриз», Ида Моисеевна помешивала уже томившуюся уху из морского окуня в котелке, на потрескивающих углях, Нора ела, Роза Марковна выкладывала на блюдо листья салата, а поверх, аккуратно, с любовью, рулетики из филеек скумбрии, фаршированные томатами, сладким перцем, сыром, тушеные в ореховом соусе.
Во двор въехала «Волга» Ивана Степановича и один за другим из автомобиля стали выходить гости и представляться, заходя в беседку к столу.
Первым вошел отставной генерал, приглаживая явно подкрашенные рыжеватые густые усы.
— Сидор Семенович! Весьма рад знакомству! – он поставил на еще не накрытый стол двухлитровую бутыль водки, килограммовую банку черной икры и присел на свободный стул.
— Доброго всем дня! Николай Невинный! – мужчина, глубоко-средних лет, произнес это с таким пафосом, что казалось, ждал аплодисментов. На лице его читалось явное недоумение от отсутствия блеска в глазах присутствующих от созерцания звезды такого масштаба. – Я – журналист! И писатель!
«О!.. Е-К-Л-М-Н! Грибоедов со своим «Горем от ума»! – вздохнула про себя Роза Марковна. Светочке этот «выпендрежник» не подойдет, а вот Софья Аполлинарьевна мигом найдет применение его сильно выпирающему самомнению. Еще посмотрим, кто кого «переедет» интеллектом!» — Роза Марковна уже улыбалась, в предвкушении битв, на почве «мозговых штурмов», но при виде последнего гостя, от ее восторга мало что осталось. Во- первых, даже после не очень значительного, в сравнении с генералом писателя, глаза Розе Марковне пришлось опустить ровно до середины арочного проема в беседке, а это означало, что выдающийся художник-маринист Федот Платонович Большой, фамилии своей соответствовал косвенно – росту в нем было – 1 метр 58 сантиметров. Роза Марковна посмотрела на суетившуюся у стола Лидочку, с широкими, как у «гребчих» плечами, ростом – немногим меньше двух метров, и ей стало немного не по себе. Но, Лидочка, буквально замерла, пристально разглядывая художника.
Обед проходил, в основном, высказыванием «высокопарностей» писателем и парированием ему Софьей Аполлинарьевной. И вдруг…
— Ну надо же! Какая встреча! – из-за забора раздался противный голос Анжелы.
Все обернулись на ее голос. Стоя на стремянке, прислоненной к забору, Анжела заглядывала в беседку.
— Ну здравствуй, Федот! А вам, Роза Марковна, стыдно устраивать здесь свидания уже почти женатому с прошлого года мужчине! Или не обещал ты мне ничего, Федот? – Анжела, как бы пригрозив, поднялась на еще одну перекладину вверх, стремянка качнулась, но самообладание Анжелы-Шапокляк было непоколебимым.
— Обещать – еще не значит жениться! И слушай сюда, Анжела! Замуж надо идти, пока зовут! – Роза Марковна медленно поднималась из-за стола.
Анжела быстро спустилась со стремянки и скрылась за забором.
— Друзья! Простите – не было ничего такого! Это был лишь легкий флирт для вдохновения. Я – художник-маринист, и действительно, год тому назад, был здесь на этюдах, писал море и все… — Федот Платонович искренне удивлялся такому напору прошлогодней музы.
— Ой, не знаю, какие у вас там пейзажи и этюды, Федот Платоныч, а вот копии с ваших портретов вам сильно удавались одиннадцать лет тому назад. – Над столом и Федотом, словно гора, возвышалась поднявшаяся Лидочка. – Пашка, познакомься – папаша твой!
Все присутствующие посмотрели на Пашку – он и вправду был, как две капли воды, похож на Федота.
Лидочка, аккуратно отодвигая стул, выходила из-за стола. Высокая, красивая женщина, вдруг стала похожей на маленькую обиженную девочку – сутулясь, она опустила свои широкие плечи и, закрывая лицо руками, рыдая, побрела к морю.
После короткого замешательства, все женщины и некоторые мужчины пошли вслед за Лидочкой.
Пашка, который, словно пригвожденный к стулу, смотрел в упор на обретенного отца, вдруг опомнился и тоже бросился за матерью.
Лидочка смотрела на море и горько плакала. Она, большая и сильная женщина, вдруг осознала, что все эти годы любила и ждала его каждый день – своего маленького художника. Она посмотрела затуманенными глазами на промчавшегося мимо нее Пашку, так похожего на своего отца и стала рыдать еще горче. Подходили женщины, пытались успокоить ее, но невыплаканные за все эти годы слезы, невозможно было унять.
Вдруг, вдалеке, за косой, послышалось еле различимое барахтанье на волнах, и то ли детский визг, то ли крик чайки.
— Пашка там! Тонет! – закричала Анжела, которая из любопытства, тоже пришла к морю и молниеносно бросилась в воду. Никому из мужчин, поспешивших на помощь, не удалось догнать Анжелу – она вытащила на берег задыхающегося мальчика.
Спасающие разделились: одни помогали Пашке прийти в себя, другие, приводили в чувство, грохнувшуюся со всей высоты своего роста в обморок Лидочку.
Когда Лидочка очнулась, и в слезах обнимая ругала Пашку, от дороги к морю шли четверо мужчин: Иван Степанович, Федот, писатель Невинный и Петрович. Все они подошли к сидящей в обнимку с сыном Лидочке, и каждый поставил у ее ног по огромной корзине алых роз. Последним был Федот.
— Лидочка! Будь моей музой навеки! Пашка, сынок, прости! Я не знал! – Федот стоял на коленях и плакал.
— Может не хотел знать? Гаденыш мелкий! – Анжела подошла и погладила Пашку по еще мокрым волосам.
— Анжелочка! Мы все восхищены вашим подвигом! Ну вы же добрая! – генерал в отставке, Сидор Семенович, сняв свой пиджак, набросил его на плечи Анжелы.
«Боже ж мой! Картина маслом! – удивленно улыбалась Роза Марковна, глядя на чудные метаморфозы Анжелы. – Оказывается эта «злюка», умеет очень даже тепло смеяться! И черты лица, как будто становятся мягче, и нос, вроде даже короче. А как она артистично дрожит в генеральском пиджачке – сущий ангел!».
Счастливая Лидочка сидела на берегу, обнимая одной рукой плачущего Федота, а другой, прижимая мокрого Пашку, и тоже плакала, но это уже были другие слезы… Рядом стояли четыре корзины – почти миллион алых роз, друзья, некоторые тоже расчувствовались и плакали… Даже Анжела…
А в это время, у ворот гостиного двора Розы Марковны и Ивана Степановича, появился еще один гость…
Продолжение следует…
