Молодой человек двадцати четырёх лет отроду резко открыл глаза от пронзительного звона будильника. Сонной рукой он нашарил зловещую кнопку, близоруко посмотрел на циферблат — семь тридцать! Надев массивные очки в тяжёлой роговой оправе, глубоко вздохнув, он снова недовольно опустил голову на ещё тёплую подушку. «Вот дерьмо» – всем своим видом выражало его лицо. «Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!». Юноша попытался встать с постели и неосторожно задел рукой спящую рядом жену. Та проворчала сквозь сон какую-то абракадабру, перевернулась на другой бок и снова погрузилась в сон. «Всё равно рано или поздно придётся это сделать», – решил отважный юноша и с силой сдёрнул с себя, как собственную кожу, одеяло. Затем нащупал ногой под кроватью тапки и громко, неуклюже спотыкаясь об отклеивающийся на полу линолеум, зашаркал по длинному коммунальному коридору. Подошёл к ванной. Та предсказуемо оказалась занята, по всей видимости уже давно и надолго. «Блядь», – тихо произнёс юноша и направился к туалету. Тоже занят. Блядские соседи! Завернул на огромную коммунальную кухню, включил свет – никого. Старый кафельный пол отсвечивал и ядовито слепил ещё непроснувшиеся близорукие глаза. Взгляд нащупал в дальнем углу кухни крохотную ржавую металлическую раковину. Юноша со скрипом открыл кран – автоматически вспыхнула газовая колонка. Вода с шумом полилась на металл. Умылся, чувствуя на себе сосредоточенный взгляд соседской мыльницы. Соседей на кухне ещё не было, и юноша решил, что в принципе сейчас подходящий момент, чтобы справить малую нужду в эту самую раковину. «Блядь, не дотянуться!», – расстроился он. К тому же, в туалете послышались шорохи – верный признак скорейшего его освобождения. Там засела блядская соседская девочка Диана из многодетной семьи. Сколько раз ей все говорили, не занимать надолго туалет! Послышался звук сливаемой воды. Со скрипом открылась дверь, из-под нею как мышь выскользнула девочка. «Блядь!» – подумал юноша. Проводил мышь холодным взглядом пока та не скрылась в тёмном конце коридора и не шмыгнула в свою нору-комнату, которая кроме неё скрывала ещё пятерых других мышат разного возраста с мамой и папой. Тоже мышами, разумеется. Сейчас юноша всех ненавидел. А что? Весь мир может его ненавидеть в это утро, почему бы не ответить ему тем же? Хотя бы соседской девочке.
В голове ютились мысли–пчёлы. Юноша открыл дверь туалета. Сел. Ужасно хотелось спать. Спать! Спать! Спать! Тёплый свет быстро убаюкивал. Юноша рассматривал трещины на старой краске на стене. Кто сидел здесь и также рассматривал стены лет восемьдесят, а то и все сто назад, когда этот дом только был построен?.. Юношу разбудил звук падающего предмета о кафельный пол. Он вонзился в самый мозг. За стеной. На кухне. В дверь постучали. Квартира просыпалась. Выйдя на кухню, где уже вовсю суетились соседи, юноша поздоровался со всеми разом и сварил себе на своей старой советской плите дешёвый невкусный кофе. Вернулся в сонную комнату.
Вчерашний вечер выдался для него, молодого мужа и отца восьмимесячного сына, крайне насыщенным. Вернувшись после работы домой, он (его молодая жена осталась в это время «убираться» дома) сбегал со своим ребёночком в детскую поликлинику, после чего принялся стирать сраные марлевые подгузники, писаные рейтузики и прочую детскую гадость. Затем сел проверять тетрадки и готовиться к будущим урокам. Очень хотелось выпить пива и тупо попялиться в телек. Тем более, фоном шёл какой-то сериал. Но, как бы уловив эту мысль, тетрадки крутили пальцем у виска: мол, дурак, что ли? Давай, проверяй нас и готовь план урока! Молодая жена покормила мальчика грудью, а затем раскрыла толстую книгу Умберто Эко. Было уже десять часов вечера, когда семья стала укладываться спать. Уставшая за день жена мешком повалилась на кровать, где, превозмогая усталость, продолжила-таки читать чёртова сукина сына Эко. Муж в это время укачивал на руках своего маленького сынишку, при этом то и дело завывая: «У-у-у-у, у-у-у-у, у-у-у…» Ребёнок упорно не желал засыпать. Мальчик несколько раз закрывал глаза, но как только отец опускал его в кроватку, внезапно просыпался и вновь начинал громко орать своим беззубым восьмимесячным ротиком. Папе хотелось сильно ударить сначала ребёнка, а затем и жену в придачу. Он ясно себе представлял, как это сделает… Но, к сожалению, (о, господи, конечно же, к счастью) обе его руки были заняты маленьким, бьющимся тёплым комочком – сынишкой. Часа через полтора ребёнок, наконец, вырубился. Жена героически ждала мужа в постели, и чтобы время даром не пропадало, читала этого педераста Эко. Интересно, подумал уставший отец, как этот долбаный макаронник, укладывал своего ребёнка спать. И вообще есть ли у него дети? Подумав это, юноша пошёл в туалет, но тот был занят блядскими соседями, и тогда он пописал в ванную. Затем вернулся к своей семье и бревном обрушился в постель. Мгновенно уснул. С обложки на него ехидно поглядывал сука-Эко.
Сейчас восемь часов утра и надо бы потихоньку одеваться. До школы, где молодой человек уже как полгода после университета работал учителем истории средних и старших классов, было всего несколько остановок на метро, но в это время народу под землёй столько, что хочется взять в руки автомат и расчистить себе дорогу свинцом.
Перед выходом из дома сонный близорукий юноша бросил в сумку два учебника по истории России за восьмой и девятый классы, несколько тетрадок, какое-то ещё бумажно-тетрадочное дерьмо и вышел за дверь, оставив посапывать в комнате жену и ребёнка в своих тёплых пушистых облачках-постельках. Спешить им было некуда. Впереди у них был целый рабочий день. «Счастья вам и покоя, мои любимые и нежные», — подумал ещё не до конца проснувшемся мозгом учитель.
В метро он ненадолго задремал. Стоя, держась одной рукой за блестящий поручень, а другой придерживая сумку, чтобы не дай бог, кто-нибудь чего не украл. На этот счёт у него была маниакальная боязнь. Собственно, красть у юноши, кроме учебников, было нечего. Но вдруг объявится маньяк, специализирующийся на краже школьных учебников?
От метро до школы пять минут ходьбы. В голове ютились мысли-черти. Они мешали повторять содержание будущего урока. Внезапно перед учителем выросла скала – старое с колоннами здание школы. Юноша остановился и оглядел её с ног до головы и, немного согнувшись, вошёл в пещеру-дверь. Обгоняя его, как летучие мыши вместе с ним ворвались в пещеру стаи школьников. Он мысленно закрывался от них руками.
Прозвенел резкий звонок на первый урок. Молодой человек ещё со школьной скамьи жуть, как боялся звонка на урок и ненавидел его до сих пор. Даже сейчас, когда сам стал преподавать, ненавидел звонок. В принципе, ничего не изменилось с тех пор. Даже стало ещё хуже. Школу хотя бы можно было прогулять, и за это ничего не было. Сейчас же это немыслимо. Тогда ты вместе со всем классом ненавидел одного учителя, сейчас же весь класс ненавидит тебя одного. Нет, однозначно, в школьные годы было лучше. Все эти мысли как птицы в клетке бились о стенки ещё непроснувшегося мозга молодого учителя. Близорукий юноша, отец крохотного мальчика и литературной жены, нехотя неуверенными ногами и с чем-то булькающим в животе поднимался по школьной лестнице на второй этаж. Он явно опаздывал. С каждым шагом его ноги становились всё тяжелее. У двери в класс его ожидала толпа ублюдков, с которыми ему предстояло провести сорок пять минут своей жизни. Сорок пять минут своей жизни! «Блядь», – подумал учитель… Краем уха он услышал: «Тихо, придурок этот идёт!». Учитель сухо поздоровался с суками-восьмиклассниками и впустил их в клетку-класс. И сам как дрессировщик последовал за ними. Хотя, дрессировщиками были как раз эти самые ублюдки-дети. Они с шумом расплылись по партам, ничуть не собираясь, замолкать. Напротив, их гул только увеличивался, как морская волна во время прилива. Уже как десять минут шёл урок, а класс всё не умолкал. Кто-то кидался друг в друга бумажками, какая-то сука с косичками взяла с подоконника цветок в горшке и перенесла его на парту, моментально вызвав овацию. Пара взрослеющих не по годам уродов носилось в проходах, громко задевая парты и сдвигая их с места. Все остальные с шумным сочувствием наблюдали. Только несколько девочек тихо сидели над раскрытыми учебниками, опустив головы, как бы, не замечая и подчиняясь всей этой вакханалии.
Учитель с видимым спокойствием стоя у доски и наблюдал за всем этим. Затем подошёл к своему столу, взял в руку длинную пластмассовую указку и с силой обрушил её на близстоящую парту. От соприкосновения с деревом пластиковая указка разлетелась надвое. Класс замолк. Только где-то в конце класса раздался ублюдочный смешок какого-то гондона. «Самостоятельная работа!», – тихо и серьёзно объявил учитель и дал задание по вариантам. Никто не произнёс ни единого слова возражения, хотя никакой «самостоятельной работы» накануне вовсе не планировалось. «У вас пятнадцать минут!», – ещё тише сказал учитель и сел за свой стол.
Люминесцентный свет резко ударил ему в глаза, образовывая в них жёлто-фиолетовые круги. Эти же лампы в установившейся тишине издавали монотонное пчелиное жужжание. Учитель ещё раз тяжело оглядел двадцать с лишним уродов. «Грязные онанисты», – подумал он и внезапно с ужасом осознал, что ему уже не встать с места. По всему телу медленно разливалось тепло. Он положил перед собой на стол руки и опустил на них свою отяжелевшую, рано начавшую лысеть голову. Сон плавно втекал в неё, как вода в тонущий корабль. Молодой муж, отец и учитель истории старших классов тихо засопел. На его лице расплылась глупая счастливая улыбка. Что ему снилось? Конечно же, поле, зелёное поле с высокой травой. И он сам, бегущей по этому полю. И трава щекочет его коленки. А где-то слева его дом, а справа – тоже поле, а за ним берег, речка… А, над всем этим – солнце. Яркое и теплое солнце из далёкого детства. Учитель-мальчик был спокоен и счастлив… Он спал.
