На этот раз я была настроена решительно. Я пришла увольняться. Собственно, подписывая заявление о приеме на работу, я не планировала продавать свою душу и уж тем более, пускать работу в свои сны. Правда, решение далось мне непросто. Потому что зарплата. А, как известно, каждой душе нужно золото для поддержания бренного тела. И чем больше золота, тем больше бренное тело дает причин вечной душе идти на поклон.
Мне понадобилось шесть лет, чтоб они все-таки договорились и вместе отправились к Главному, чтобы разорвать договор. Не то чтобы я раньше не пыталась. Около двух лет назад был точно такой разговор. Зарплата, зарплатой. А когда лежишь без желания и сил, но с болью и бесконечной чередой процедур впереди, у души больше шансов высказаться. И вот она снова в деле.
Шесть лет назад я пришла сюда юной девушкой со стальными нотками в голосе и желанием изменить ад, изменить мир и и при этом, чего греха таить, заработать золотишка. Золотишко оно такое, всем нужное. Я сидела у Правой Руки. Та пристально смотрела на меня сквозь очки, идеально сидящие на кисти, на том месте, где у других начинается предплечье.
Рука нетерпеливо барабанила тонкими пальцами с идеальным маникюром по столешнице, мизинцем подсовывая Главному мое жизнеописание.
Главный тогда смотрел пристально, потом задал пару вопросов. А потом сказал — берем. И от этого «берем» моя душа воспела и возликовала. Надо же, я прошла в касту отобранных, я буду менять мир, я буду менять ад!
Шесть лет спустя я стояла перед черным столом Главного, дрожала от страха, протягивая ему бумагу о помиловании. Прошение избавить меня от страданий и задач. Избавить меня от права быть в касте, носить его тавро и просыпаться в 5 утра от его зова. Главный посмотрел на меня испепеляющим взглядом.
Он поднялся во всю мощь своего роста. Иногда мне казалось, что его трон имел хитрое приспособление-пружинку, поднимающую его вверх. Но на самом деле, это я имела обыкновение вжиматься вниз, как только на меня повышали голос. Чем выше голос, тем ниже я. Правило самосохранения. Чтоб не сдуло.
— Да как ты смеешь, после того, что я тебе дал! Неблагодарная! Не подпишу!
Огромными руками он разорвал бумагу о помиловании. На моих руках отчетливо засветились кандалы, жар пошел вверх, к самому сердцу, к самому мозгу, тело не выдержало и разлетелось на тысячу золотых.
Главный нажал на кнопку. Две левые руки оперативно собрали золотые и ссыпали в казну.
Я стояла перед черным столом Главного, дрожала от страха, протягивая ему бумагу о помиловании. Прошение избавить меня от страданий и задач. Избавить меня от права быть в касте, носить его тавро и просыпаться в 5 утра по его зову. Главный посмотрел на меня испепеляющим взглядом.
Он поднялся во всю мощь своего роста. Иногда мне казалось, что его трон имел хитрое приспособление — пружинку, поднимающую его вверх. Но на самом деле, это я имела обыкновение вжиматься вниз, как только на меня повышали голос. Чем выше голос, тем ниже я. Правило самосохранения.
Он потянулся к подоконнику, из его ноздрей повалили клубы дыма, и он начал обозревать пустынную детскую площадку.
— Что у тебя случилось? — спросил он, по-отечески взглянув на меня голубыми глазами из-под пшеничных бровей. — Ах, отдел собирания подписей с душ. Только из-за этого? Хочешь, я поговорю с главным ангелом отдела? Ах, тебе неинтересны задачи, слишком рутинны. Да, я с тобой согласен, с твоим то темпераментом, с твоим талантом. Ты явно стоишь большего, чем обычные домохозяйки, прикованные к экранам. Знаешь, через месяц, мы начинаем новый амбициозный проект. Я тебе не говорил, нет? Мы открываем новый материк, там живут совершенно другие существа — они ходят в дорогих костюмах и их интересует скорость передачи знаний. Собственно, сейчас мы создаем огромную библиотеку, которая сможет вместить эти знания. Да, я вижу огонь в твоих глазах. Вот это — твой проект, именно тебе он под силу. И знаешь, наберись-ка сил, отдохни месяц, да, как отпуск. Конечно, оплачиваемый. И да, я говорил, что с этого месяца на твоем счету станет больше золотых? Много больше золотых?
Я выходила воодушевленная. Душа чувствовала, что ее купили. Но не особо сопротивлялась. Она заключила сделку с собой, на время. И кто знает, может, привлекать продающих знания значительно интереснее чем тех, кто готов продать свои души.
Я стояла перед черным столом Главного, дрожала от страха, протягивая ему бумагу о помиловании. Прошение избавить меня от страданий и задач. Избавить меня от права быть в касте, носить его тавро и просыпаться в 5 утра по его зову.
— Пожалуйста, подпишите. Отпустите меня.
Он, не поднимая глаз, поставил свой росчерк. Я попрощалась, он кивнул, глядя в экран. Уходя, я обернулась на келью Правой Руки.
Спиной ко мне сидела юная девушка со стальными нотками в голосе. «Я хочу изменить ад, изменить мир и и при этом, чего греха таить, заработать золотишка, — говорила она. — Золотишко оно такое, всем нужное». Правая Рука пристально смотрела на нее сквозь очки, идеально сидящие на том месте, где у других начинается предплечье. Рука нетерпеливо барабанила тонкими пальцами с идеальным маникюром по столешнице, мизинцем подсовывая Главному жизнеописание.
