Мужской разговор
Счастье – это…
Как бы тебе, так чтобы ты понял…
Ну хорошо, давай попробуем по-другому.
Без эмоций.
— Когда ты последний раз был счастлив?
Очень простой и конкретный вопрос. Когда? Ну?
Не слышу.
Что ты на меня в недоумении?
Что значит, «я так сразу и не вспомню?».
Я тоже спать хочу и не собираюсь с тобой до утра.
Парень, я тебя о счастье спрашиваю.
Ты уж напрягись.
Потому как ОНО…
Мы ещё о счастье.
Не вкусно пожрал и сладко поспал, и не про девочку, когда ты её прижал и она вся задрожала…
Не о покупке, сделке, новоселье, украл и никто не заметил.
— Я о счастье…
Короче, отбрось все эти «ну как-то неловко», «да кому какое дело» или просто «а ШО?»
— Это чувство, понимаешь?
Которое, по – настоящему тебя…
Как там у вас: колбасит?
Не важно, оно…
Тебя всего приподымает, отрывает и придаёт…
И когда ты ходишь, а тебе каждый второй грубо, но по-доброму:
«А чё у тебя рожа такая довольная?»
А ты отвечаешь…
— Ага. Это. Блин. А ведь. Это. Правда. Ну, по-настоящему.
Поначалу неуверенно, а затем, уже где-то и с вызовом.
И заметь. Дело даже не в периоде и не в продолжительности.
А именно — в этот момент, и именно — в это мгновение.
Но ты АБСОЛЮТНО уверенно можешь сказать:
— Я счастлив!
Ты всё-таки, подумай на досуге.
Завтра продолжим.
Следователь затушил окурок и выключил настольную лампу.
-Уведите.
Следствие явно зашло в тупик.
Ревизия
В конце апреля я стал замечать пропажи.
Поначалу это были единичные случаи, на которые я старался не обращать внимание.
Но когда это стало происходить ежедневно, я откровенно занервничал.
Куда-то стали пропадать значения слов, некоторые названия и понятия, отдельно взятые мысли, добрый юмор, железные логические цепочки и осмысленные стремления.
В бестолковой суете плавно растворились приятели и друзья детства, добрые вести, а в быту — близкая женщина.
Я стал путаться в ценностях, перестал надеяться и потерял веру.
А потом пропали мечты.
Совсем.
Т е желаний оставалось много, а вот мечты – ни одной.
Лиловый пузырь терпения медленно дозревал, лениво наблюдая за мной с потолка.
Я бросил на него прощальный взгляд и, засучив рукава, резко смёл паутину, выбросил хлам, любимую чашку с потрескавшейся эмалью и старые квитанции.
Затем освежил белой краской разметки на плацу в гостиной и назначил ревизию на шесть тридцать завтрашнего дня.
Смотр личного состава на утренней поверке обнажил разброд и шатание, неряшливость, отсутствие субординации и дисциплины.
А главное, подтвердил мою несостоятельность как главнокомандующего собственных тараканов.
Пока я ленно разлагался, их развелось так много, что количество переросло в несколько поколений.
Аксакалы уже путались в собственных усах и желтели маразмом, молодежь дерзила с явным презрением, и только средние – сдержанно посматривали на меня с любопытством.
По привычке играя в демократию, я спросил у личного состава «Как служится, бойцы?» и тут же пожалел.
«Бойцы» загалдели разом, топорща усы и перекрикивая
друг друга о том «как раньше было», «треш в натуре», «хорошо бы поднажать», «хватит агрить», «вот у других и то лучше» и «полный зашквар»…
— Молчать!
Резкий звук выстрела оглушил плац.
— Смирно!
Я застегнул кобуру.
— Слушай мою команду!..
К вечеру несколько аксакалов были комиссованы по состоянию здоровья, нерадивые командиры — разжалованы в рядовые, а злостные зачинщики – отправлены на галеры и штрафные роты.
Пока в расположении шла усиленная подготовка личного состава, я обновил карты генштаба, отпустил бороду, завел новые знакомства, пару хомяков и свою собственную ведьму.
Стал философствовать по утрам и быть похожим на лешего.
А главное, мои собственные тараканы зажили строго по Уставу и перемещаются в голове только строем или бегом!
Порядок медленно растекался в моем пространстве.
Клатч
Ей подарили клатч.
Именно такой, о каком мечталось.
Из мягкой кожи, нежно-бежевого оттенка, с тёмно-коричневой шнуровкой и блестящими застёжками.
Первым делом она оставила в нём аромат любимых духов, дежурную расческу и пару весёлых шпилек.
Затем поместила несколько детских воспоминаний и чуть больше девичьих грез.
Она помещала в него только важное, значимое и всё то, что никому не могла доверить.
Радость первых свиданий и трепет последующих объятий.
Вкус маленьких побед, бледную нерешительность, румяную опрометчивость, фиолетовую пустоту и пузырьки легкомыслия.
Отдельно складывались сомнения, разочарования, досада, крошки зависти и щепотки обид.
В большой отдел клатча помещались надежды, мечты и вера!
Одна большая вера занимала почти половину пространства.
Вера в ближайшие перспективы, чистые отношения, взаимную любовь, семейное счастье и долгую жизнь.
А ещё был прорезной карман на молнии в самом центре клатча. Он был пуст и всегда закрыт.
В него должна была поместиться любовь.
За несколько месяцев клатч заметно раздался в боках и потяжелел.
Но от этого он стал ещё ближе и родней, а главное — он стал хранителем самого сокровенного.
Совсем недавно её любимый мужчина утроил настоящий романтический вечер. Большущий букет роз, свечи, тихая скрипичная музыка, белое игристое, белое с камушком и предложение руки и сердца.
И эта ночь.
И буря страстей.
И утренний кофе с поцелуем.
От прилива эмоций, в тот же день клатч разошёлся по швам.
Пришлось покупать новый.
Кино
Яркая афиша, удачный шрифт, а главное – эта фраза: на основе реальных событий сделали своё дело.
Забросив все дела, мелкие заботы и личную жизнь, я купил билет и отправился в кино.
Не стану описывать главных героев, скажу только что и он и она…
Они были такие милые, такие живые и настоящие, что я просто поверил всему что происходило на экране.
Этот роман был такой стремительный, страстный и бурный, что я потерял голову, ощущение пространства и времени.
Временами я даже забывал есть поп-корн. Фильм был очень хорош. Правда. Я давно уже так не сопереживал.
Даже не так. Я так проникся, что уже стал не проживать эту киношную историю вместе с главными персонажами.
А главное, так натурально и трогательно, что даже сомнений не было в неискренности актёров.
Радость, страдание, несносность разлук, трепет переписок, встречи и этот момент бесконечно близкого и родного.
И как всегда(ненавижу эти законы жанра), кто-то чего-то недосказал, заподозрил и лишнего надумал.
И как всегда, а главное – так натурально, сесть бы им двоим да поговорить.
Ан, нет.
И весь этот снежных ком обид и взаимных упрёков, да ещё с такой скоростью.
И вопрос даже не во времени, а именно – в скорости.
И вот уже не ком, а целая лавина несётся, обрастая пересудами, слухами, разбитой посудой, слезами, откровенной враждой, оскорблениями и
ненавистью …
Страшное и неуправляемое стихийное бедствие.
И главное то, там — в самом низу долины, уже стоят МЧС-ки с техникой и полном вооружении…
А помочь, спасти сейчас, в эту минуту – не в силах.
Очень.
Очень сильный фильм.
Я вышел с кинотеатра и понял, что длился он ровно два года.
Больше я его смотреть не хочу.
Актёр
Он был прекрасным актёром.
Актёром от Бога. Так, по крайней мере, говорила мама.
Как он играл. Он играл самозабвенно каждую, даже второстепенную роль. Пусть даже эпизод.
Пусть.
Зритель сопереживал каждый выход, каждое мгновение, пусть даже короткое и ничего не значащее.
— Талантище! Говорили театралы.
— Трагик! Откликались коллеги по цеху
— Паяц! Шептали завистники.
Но ни те, ни другие не могли не признать его невероятной самоотдачи.
Актёр с каждым годом совершенствовал и оттачивал своё актёрское мастерство.
Он рос профессионально и неудержимо, добросовестно и без выходных.
Свой профессиональный рост он перенёс даже в свою обыденную и семейную жизнь, за что получал откровенное неудовольствие от своих домашних.
Из своей комнаты он сделал гримёрку, костюмерную и репетиционную.
Он перечитывал до дыр всю театральную классику, конечно же, мечтал сыграть Гамлета и даже покушался на Риголетто.
После шумного скандала с соседями, оперу пришлось оставить. А вместе с ней и водевили, мюзиклы и оперетты.
Но драму, комедию, трагедию и мелодраму — нет, оставьте! Даже не пытайтесь!
В зависимости от важности того или иного общения со случайными знакомыми, поклонниками и даже соседями, он научился менять свой взгляд.
Нет.
Обращать свой взор!
А как он говорил!
Его речь была пересыпана дюжиной цитат классиков, а словарный запас рос с каждым днем.
Причём простые обыденные слова он умудрялся заменять театральной терминологией.
— Мама, как я тебе в новом амплуа? Вместо: «как тебе новая рубашка»
Любая пауза или обычный перерыв на обед были антрактом.
В кулуарах трёхкомнатной хрущёвки стоял велосипед и хранилась консервация.
Кстати, квартиру освещали не люстры и светильники — софиты.
Конец любого события, включая невинную прогулку по парку, обрезал зычный «занавес».
Понравившуюся кинокомедию, благосклонно называли гротеском.
Приглашение к родственникам — ангажемент.
В поход собирались не вещи – реквизит.
В ЖЭК писался пасквиль.
А ещё тянуло выйти на авансцену, понять контекст и дождаться кульминации.
Когда ему исполнилось 18, его наконец-то забрали в армию.
