Блогер Никита пожаловал в Лихоленд с намерением обесценивать духоподъемный почин и паясничать.
Лихоленд был построен с назидательной целью, в послушание и поучение. Его соорудили для мальчишек и девчонок, а также их родителей, предпослав ему огромный щит с указанием возрастного ограничения: Ноль Плюс. Воссоздавать лагеря перестало быть модным после того, как производство их компонентов поставили на поток. Эти аттракционы наглядно показывали, Как Было, Когда и Как Бывает, Если. Игрушечные Аушвицы постепенно вытеснили старорежимные детские площадки, и созидательный зуд потребовал большего. Поэтому реконструкторы воспроизвели в Лихоленде собственно Ад, дабы продемонстрировать, как Может Быть, Если Нет. Для показа приятной альтернативы — как Может Быть, Если Да — в отдалении возвели внушительный храм, где можно было не только огородиться от ужасов экспозиции, но и предотвратить оные в личной жизни.
Блогер Никита стоял у шахты, которая вела в интерактивный Теремок – Преисподнюю. Он кривлялся и вещал на палку с прицепленным телефоном:
— Привет, котаны, я только что приобрел билет – недешевый, кстати – в так называемую Геенну для детишек младшего возраста. Снаружи вид, конечно, устрашающий. Смахивает на ракетную шахту. Того и гляди, лепестки разойдутся и вжуххх! Общий пиздец. Короче, я пошел! Помашите мне лапками!
Подземный Теремок представлял собой опрокинутый конус, уходивший под землю на девять уровней по кругам хрестоматийного Ада. Обитателей пришлось добавить, в хрестоматийном Теремке их насчиталось недостаточно. Теремок доукомплектовали Лосем, Ежом и Гадюкой.
Никита уселся в тележку, разрисованную языками пламени, пристегнулся и с грохотом покатил. В Круге Первом взору его предстала Мышка-Норушка, которой пришлось легче других: ее всего-навсего не окрестили. Мышка пребывала в интерактивной тоске. С завязанным горлом сидела она у окна Лимба и скорбно таращилась на веселых крещеных деток, что лепили снеговиков и катались на санках.
Участь горшая выпала Лягушке-Квакушке на уровне под номером два. С чваканьем сочным швыряло ее на камни – томимую неутолимой похотью, в наказание за тягу к межвидовому скрещиванию. Невидимый диктор объяснил, что лягушку плющит за дружбу с нехорошими мальчиками, которые слушают ритмичную музыку.
— Не слушайте, деточки! – глумился под запись Никита. – Иначе вам жаба не даст!
Этажом ниже мучился Зайчик-Побегайчик. Этот согрешил чревоугодием, ел в постные дни фастфуд, и теперь его, гниющего в осенней грязи, лупили ливень и град. Зайчик лопался там и тут, из него лезли белые черви.
Лисичка-Сестричка согрешила скупостью, не купила к престольному празднику свечку. В Круге Четвертом ей привязали на шею жернов и заставили ходить.
— Какие-то убогие у них наказания, — кривился Никита. – Но дальше у нас Волчок-Серый Бочок. Экшен, котаны! Экшен!
Волчка упоенно мудохали на пятом уровне. Били палками, цепляли баграми, топтали, пинали, рвали пасть. Волчок при жизни не просто участвовал в акциях недовольства, но и держался там агрессивно: плевался, бросался песком, выкрикивал плохие слова. Он выпендривался и здесь, пока ему не проломили череп. Наступило многозначительное затемнение, и Никита поехал дальше.
Лось-Хорошо Жилось лежал в раскаленной могиле на крепостной стене города Дит, уровень шесть. Это был еретик. «Он плохо учился, ребята», — пояснил диктор. А в самом городе, на уровне семь, томилась Гадюка-Злюка, страдавшая за содомию.
— Заценим! — оживился Никита.
Но был разочарован. Диктор сухо сказал, что это слишком ужасно для разъяснений мирских и детям предстоит ознакомиться с этим грехом из уст духовных лиц.
Круг восьмой занял Ежик-Без Ножек. Их у него и правда не было: отсекли за сводничество, лесть, воровство, лицемерие и богохульство. Лишенный ног, Еж выглядывал из отверстия дачного нужника.
— Тут криповый дубак! – пожаловался Никита и показательно поежился.
Конус уже предельно сузился, и в Круге последнем, Девятом, тележке почти не осталось места. За обитателем этого скорбного этажа, ниже которого падать было некуда, пришлось наблюдать вплотную. То был медведь: настоящий, не нарисованный. Впрочем, чучело. Его затолкали в мощный холодильник и нацепили ледяную корону. Глаза медведя горели мертвым красным огнем. Он предал Родину и обрек себя на вечную мерзлоту одиночества.
Глубже не было ничего интересного, да туда и не пускали. Десятый, вспомогательный Круг, был служебным. Там находились операторы, администраторы, бухгалтеры, уборщики и создатели Теремка. Тележка винтом вознеслась на поверхность, к свету. Никита вышел, поморщился на яркое солнце, глянул на храм. Собрался закончить репортаж, но в голову не пришло ничего путного, и он отложил это дело на потом. Он ощутил легкий голод и огляделся в поисках съестного. В сотне шагов виднелось одноэтажное строение: ретро-столовая под вывеской «СССР». Чуть дальше – «Бургер Кинг» и «Кофе-Хаус». Никита еще ни разу не бывал в ретро-столовых и решил восполнить пробел.
Он толкнул стеклянную дверь, вошел, огляделся. Людей почти не было. Трещала и мигала лампа дневного света, пахло гречневой кашей и тушеной капустой. Никита присел за столик. Скатерть была стираная, клетчатая, но в мутных пятнах, похожая на несвежую простыню. В кухонном оконце что-то гремело, сокрытое клубами пара. Мерно шумел какой-то насос, где-то лилась вода.
Никита повертел пластмассовый стаканчик с резаной бумагой: салфетки. Включил телефон, но вайфая не оказалось. Никто к нему не спешил, не обращал на него внимания.
— Здесь надо самому, — подал голос лысеющий хрен из-за соседнего столика. Хрен сидел над граненым стаканом с чаем. Оскверненный поднос нависал над краем стола.
Никита встал, сходил за подносом себе. На том засох сладкий кружок от неизвестного десерта. Никита хотел взять салатик, но ничего подобного не нашел; тогда он прошел прямо к кассе, из-за которой выросла квадратная женщина в медицинском халате. Меню было написано от руки и пришпилено кнопкой. Выбор был небогат, и Никита взял биточки с макаронами плюс компот. Карту не приняли, пришлось наскрести мелочь. Все истребованное ему подала из окошечка мохнатая рука в закатанном рукаве.
Никита вернулся за столик. Выудил из стаканчика листок, протер алюминиевую вилку. На бумаге остались серые следы. «И как я догадался, что нужно так сделать?» — удивился Никита. Он ткнул вилкой в биточек, и тот рассыпался. Прохладные макароны напомнили о червях, которые лезли из Зайчика-Побегайчика. В компоте оседала неустановленная взвесь.
Никита был человеком общительным. Он повернулся к отобедавшему хрену:
— Это что, продолжение аттракциона?
— Нет, — отозвался тот после короткой паузы и промокнул губы. – Это современность, альтернатива тьме. Одна из альтернатив. Как вам понравился Теремок? Спускались туда?
— Неубедительно, — улыбнулся Никита, сверкая очками. – Никакой мистики! От слов совсем и вообще.
— И не должно быть, — кивнул едок. – Мы же материалисты. Вы пробовали здесь чайный гриб?
— Чайный гриб? Нет, пока не довелось.
— А вы спросите. Тут ретро. Правда, чайного гриба в столовой раньше не подавали, но здесь собрали все, так сказать, знаковое для недавнего прошлого. Спросите! Да я вам сам принесу, если позволите.
— Давайте, — согласился Никита. – А сколько стоит?
Хрен развел руками:
— Все вам за деньги! Это бесплатно. В каждом доме стоял на окне в трехлитровой банке, марлей прикрытый. У наших мам и пап, бабушек и дедушек… Разве они брали с нас деньги?
Не дожидаясь ответа, он встал и отошел к оконцу. Вернулся и правда с огромной банкой. Внутри, поверх мутной жижи, плавал толстый бахромчатый блин.
— Вот, пробуйте.
Никита доверчиво сунулся лицом в банку. Блин вдруг сжался и дернулся вверх, переломил очки, впился в щеки, лоб, глаза. Он присосался, сокращаясь и наливаясь краснотой. Никита вскочил, размахивая руками. Банка опрокинулась, скатилась со стола и разбилась вдребезги. Никита истошно завизжал. Гриб пульсировал, вбирая соки. Никита вцепился в его кромку, отодрал с мясом, отшвырнул. Брызнула кровь.
Дверь ретро-столовой распахнулась настежь. Никита, окровавленный, вывалился наружу и побежал.
— Ну, так примерно, — бросил ему вдогонку едок.
