Мама

Малышка разбросала по манежу игрушки и уснула, уткнувшись лицом в альбом с семейными фотографиями. Он подобрал выпавшую из маленькой ручки дочери любимую забаву – похожий на чётки старинный браслет жены из крупных шариков янтаря – и перенёс ребёнка в кроватку. Малышка улыбалась во сне. Так же, как и красивая молодая женщина на едва заметном в тусклом свете ночника фотопортрете, который он повесил после той первой сумасшедшей ночи над детской кроваткой. Задержав взгляд на фотографии, он вспомнил: тогда, восемь лет назад, был прекрасный солнечный день, но непредсказуемо-переменчивый ветер Тарханкута внезапно повернул к берегу холодное течение, вода стала ледяной, и, вместо традиционного купания, они отправились к прибрежным скалам фотографироваться. Он с горечью улыбнулся, провел кончиками пальцев по развевающимся на ветру волосам женщины, нежно прикоснулся к губам:
– Вот и ещё один день закончился. У нас всё хорошо. Отдыхай, любимая!..

…Под утро в полупустом помещении со свежевымытыми полами и потрескивающими на потолке люминесцентными лампами стало свежо. Или его просто начал бить озноб: для мужчины, впервые попавшего в родзал, – штука естественная.

Уже начавшиеся было у жены схватки, вновь стихли. Суетившиеся вокруг кушетки медики в белых масках и шапочках вышли в коридор. Жена со стоном откинула на подушку голову с прилипшими ко лбу и вискам влажными прядями и закрыла глаза. Она отдыхала, по-прежнему держа его за руку, даже не замечая, что исцарапала её до крови во время прошедших схваток.

…Казалось, он лишь на мгновение забылся, но её внезапный крик застал его врасплох. В зал торопливо вбегали люди. Кто-то из медиков отдавал отрывистые непонятные команды, кто-то ласково уговаривал жену тужиться, а он, зажмурив глаза и боясь взглянуть туда, где за смятой простынёй бесстыдно и жалко торчали её широко разведенные колени, с надеждой и ужасом ждал, когда же, наконец, услышит негромкий мяукающий плач новорожденного. Внезапно он почувствовал, как дрожащая от напряжения, но цепко сжимавшая его руку кисть жены ослабла и вяло опала.

Что-то пошло не так. Голоса медиков стали тревожными. Их стало больше. В зале появились люди в зеленых и синих операционных костюмах. Кто-то из них, наткнувшись на него, чертыхнулся:

– Гоните его отсюда. Немедленно.

Его оттеснили от кушетки. Лицо, руки жены и даже её торчащие колени заслонили чьи-то напряженные спины, которые, подчиняясь известному лишь им порядку, катили к кушетке стойку с инфузоматом, устанавливали штативы для капельниц, рвали упаковки одноразовых шприцев, надламывали головки ампул, готовя для введения какие-то нужные препараты и пластиковые пакеты с плазмой…

Ребёнок выжил. Его удалось спасти. Её – нет. Обильное внутреннее кровотечение. Редкая группа крови. Она умерла от кровопотери.

Свеженасыпанный могильный холмик завалили алыми розами. Он не мог смотреть на цветы: «Зачем они? Разве не понятно: эти цветы – словно кровь, которая вытекала из неё вместе с жизнью…»

Ребёнок провел больше месяца в роддоме, а потом он забрал его домой. Дни и ночи слились в бесконечную очередность кормлений, купаний, смены подгузников и стирок. Приходила сестра, тёща, какие-то люди из детской поликлиники, но их визиты почти ничего не меняли. Малышка была беспокойной. Плохо набирала вес. Мало спала. Много плакала. Зачастую он полночи вышагивал с ней на руках взадвперед по комнате, но едва укладывал, и устало опускал уже почти ничего не соображающую голову на перила кроватки, она тут же начинала кряхтеть, ворочаться и снова заходиться в плаче до кашля.

Он до сих пор не может понять, что это было. В ту, первую, ночь. Возможно, горячечный бред воспаленного постоянным недосыпанием сознания. Помутнение рассудка. Наваждение. Она появилась рядом с ним словно из пустоты. На бегу мазнула его по лицу длинными прядями распущенных волос, оставила за собой едва уловимый шлейф когда-то любимого им парфюма, подхватила плачущую малышку на руки и прижала к себе. Она чуть слышно напевала дочке колыбельную, что-то понятное лишь им двоим, и малышка стихла, закрыла глазки и, засыпая, с легким сопением уткнулась подбородком в её плечо.

Потом она долго сидела рядом с ним на полу у кроватки, разглядывая спящую малышку, а на рассвете, перед тем как исчезнуть, нежно, едва ощутимо провела по его щеке и губам неожиданно пахнущими теплом и молоком кончиками пальцев.

Это было похоже на сумасшествие. Днём он гулял с малышкой. Выполнял обыденную повседневную работу. А по ночам, никогда до того не веривший в чудеса и загробную жизнь, ожидал появления жены. Даже постелил вторую подушку, а на тумбочку у кровати вновь выставил шкатулку с украшениями, которыми пользовалась жена и которую сразу после похорон спрятал подальше с глаз долой.

Она приходила почти каждую ночь. Тихонько напевала, когда он кормил дочь из бутылочки. Убаюкивала её, слегка покачивая кроватку с капризничавшей малышкой, подолгу любовалась ею, когда та засыпала. Она никогда не разговаривала с ним. Почти не замечала его. Лишь однажды мимолётно улыбнулась, заметив в приоткрытой шкатулке свой любимый браслет из янтаря. Она исчезала так же внезапно, как и появлялась, и он никогда не мог понять, когда это произойдёт. Он даже не знал сон это или явь. В один из дней ему пришла в голову безумная идея: сфотографировать её появление.

Ничем хорошим это не закончилось. Он фотографировал её склонившейся над спящей малышкой. Вспышка заставила её обернуться, и он поймал её взгляд, полный удивленного непонимания и укоризны. А потом она исчезла. Словно растворилась в полумраке комнаты. Лишь звякнул о половицу неизвестно как оказавшийся у кроватки янтарный браслет. На отснятом кадре перед детской кроваткой оказалось белесое засвеченное пятно. Лишь при большом желании его контуры можно было представить абрисом женского тела.

На следующую ночь она не пришла. И на следующую тоже. И ещё через одну. Прошло полгода. Он окончательно понял, что она больше никогда не придёт, и что надо учиться жить дальше без неё.

К тому времени малышка стала гораздо спокойнее. С удовольствием кушала. Лучше спала по ночам. Все вокруг отмечали её сообразительность. В этом невозможно было усомниться. Достаточно было лишь взглянуть в её живые, умные, искрящиеся весёлой хитринкой глазки. Она часто и с удовольствием слушала его рассказы о маме и, кажется, все понимала. И всегда улыбалась, разглядывая мамин портрет над кроваткой и её изображения в маленьком альбомчике семейных фотографий.

Он заметил, что этот альбомчик, вместе с тяжелым для детской ручки, похожим на чётки старинным браслетом из шариков янтаря, её самые, не по возрасту, любимые игрушки. Она не желала расставаться с ними даже ночью. Поэтому он и не стал отбирать их у неё…

Иллюстрации  Саша Непомнящая