Милая мятежная Марина

Комедия в двух частях

ЛИЦА:

Марина Марковна Головина, вдова генерала, 70 лет

Галина, ее дочь, 45 лет

Аскерхан, муж Галины, 45 лет

Михаил, их сын, 27 лет

Мария, их дочь, 23 года

Салимхан, отец Аскерхана, 70 лет

Тютюкин Тимофей Теодорович, 69 лет, прокурор

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Просторная гостиная в московской квартире Головиных. Светло зеленые обои, светло зеленые шторы на окнах, светло зеленый книжный шкаф, светло зеленый диван, светло зеленые кресла. На полу огромный темно зеленый ковер. На стене висит большой портрет покойного Головина в генеральской форме. За большим овальным столом, над которым висит светло зеленый ретро абажур с бахромой, сидит Салимхан. Перед ним на светло золотистой скатерти раскрытая книга. Он смотрит в книгу и издает странные звуки, ритмично постукивая по столу. В комнату входит Марина Марковна с чайным подносом. Она одета в нежно розовый спортивный костюм.

МАРИНА МАРКОВНА. Доброе утро, Салимхан… Салам алейкум, Салимхан… (Расставляя на столе чайные принадлежности). Ладно, начнем сначала. В обратном порядке… Салам алейкум, Салимхан… Доброе утро, Салимхан… Я поздоровалась с вами, Салимхан!.. Простите, я еще не совсем проснулась. Очнусь от сумбурных снов, и сразу, без запинки, произнесу ваше длинное кумыкское отчество…

САЛИМХАН. Утро давно наступило, Марина Марковна.

МАРИНА МАРКОВНА. Я в курсе. Вы тут давно ритмично стучите по столу и по моим ушам, мурлыча какие-то заклинания.

САЛИМХАН. Вы всегда встаете поздно. Непростительно поздно.

МАРИНА МАРКОВНА. Мне положено. Я вдова генерала Головина. Вас что-то смущает?

САЛИМХАН. Меня – нет. А вот мой желудок совершенно сконфужен. Он привык получать завтрак в восемь двадцать пять утра. А не в одиннадцать пятьдесят пять.

МАРИНА МАРКОВНА. Вы могли бы пройти на кухню и приготовить себе что-нибудь.

САЛИМХАН. Я могу готовить только кумыкский кофе и кумыкский ханский шашлык. Все остальное готовит моя жена, и вовремя подает мне завтрак, напевая песни нашей с ней молодости.

МАРИНА МАРКОВНА. Разбаловали вас, кавказцев, ваши кавказские жены!

САЛИМХАН. На то они и кавказские жены, чтобы баловать своих мужей.

МАРИНА МАРКОВНА. А вот мой супруг баловал меня! И даже очень!

САЛИМХАН. Грех не баловать такую статную генеральшу.

МАРИНА МАРКОВНА. Спасибо.

САЛИМХАН. За что?

МАРИНА МАРКОВНА. За комплимент.

САЛИМХАН. Какой?

МАРИНА МАРКОВНА. Вы назвали меня статной.

САЛИМХАН. Вы действительно совершенно статная дама. Только долго говорите, вместо того, чтобы быстро разлить по чашкам чай. И гренки ваши остывают. И масло ваше скоро начнет таять.

МАРИНА МАРКОВНА (наполняя чашки чаем). Хорошо, что я не ваша жена!  

САЛИМХАН. Зато вы очаровательно-обаятельная тёща моего сына!

МАРИНА МАРКОВНА. Не волнуйте меня своими кумыкскими комплиментами. Не то затейливо закружится голова, и я пролью горячий чай на ваши брюки. Получите ожог.

САЛИМХАН. Что ж, я буду хвастаться на весь Кавказ, что в Москве я был ошпарен грациозной генеральшей.   

МАРИНА МАРКОВНА. «Грациозная генеральша»! Звучит. Спасибо… И что мы

тут читаем?.. О-о! «Божественная комедия» Данте!

САЛИМХАН. Да. Бродил, шатаясь от голода, по вашей просторной зеленой обители, и обессилив прислонился к вашему зелененому книжному шкафу. Закрыл глаза, и наугад выбрал книгу. Достался Данте.

МАРИНА МАРКОВНА. Ну конечно! Майское воскресное утро как раз для того и предназначено, чтобы бродить по кругам ада сеньора Данте Алигьери!  

САЛИМХАН.  Кстати, об аде. Ваши гренки пригорели.

МАРИНА МАРКОВНА. Я в курсе, Салимхан… Позже назову вас по отчеству…       

САЛИМХАН. Мы с вами сваты более четверти века. Зовите меня просто и ласково по имени.

 МАРИНА МАРКОВНА. Просто – получится, а ласково – вряд ли. Все свои ласковые слова я подарила моему генералу… А вот вы в каждый свой приезд настойчиво требуете, чтобы я вставала на рассвете.

САЛИМХАН. А в это утро я чуть было не постучал ритмично в дверь вашей спальни, и не крикнул по-армейски «Подъём, генеральша»! А потом подумал, что напугаю вас, и отступил на прежнюю позицию.

МАРИНА МАРКОВНА. Не напугали бы. Я ничего не боюсь. Тем более, стука в дверь моей спальни кумыкского композитора.

САЛИМХАН (встает, подняв чашку с чаем).  Дорогие гости! Да, наша Марина Марковна не из робкого десятка! Она смелая журналистка, закаленная в суровых медиа баталиях!

МАРИНА МАРКОВНА. Не рано ли вы начали произносить тост в мой адрес?

САЛИМХАН. Вы назначили меня тамадой вашего предстоящего банкета. Вот я и репетирую… Итак, почтенная публика, известной всей стране мятежной журналистке и милой моей родственнице сегодня!..

МАРИНА МАРКОВНА. Стоп! (Встает). Вот почему четверть века тому назад я не хотела, чтобы моя дочь Галина выходила замуж за вашего сына, у которого рост метр шестьдесят восемь и у него не вырезан до сих пор аппендицит! Не послушалась свою мать моя Галина! Влюбилась экспрессивно в своего однокурсника по имени Аскерхан!

САЛИМХАН. И правильно сделала! По-моему, она и сейчас экспрессивно любит моего сына!

МАРИНА МАРКОВНА (садится).  Да. У них крепкая страстная семья…Но я о другом.  Почему я должна выслушивать перед моими гостями бестактное

обнародование моего возраста?!

САЛИМХАН (садится). Во-первых, я не собирался называть цифры вашего возраста, засекреченные Министерством обороны. Во-вторых, странно стесняться своих лет, поскольку….

МАРИНА МАРКОВНА. Странно?! Генеральской вдове, которая все еще в трогательном тотальном тонусе, не смотря на свои семьдесят лет?!

КОРОТКАЯ ПАУЗА.

САЛИМХАН (встает). Кажется, вы только что выдали государственную тайну Российской Федерации!

МАРИНА МАРКОВНА (садится). Да, ляпнула в горячке. Но вы же не оставите своего сына без обаятельной тещи, выдав меня прокуратуре?

САЛИМХАН (садится). Не выдам. Потерю такой тёщи мой Аскерхан не переживет… Кстати, почему до сих пор нет здесь вашего зятя, моей невестки и нашего монгольского внука? И почему наша внучка до сих пор спит? Ведь в Москве уже полдень.

МАРИНА МАРКОВНА. Наш внук видимо отсыпается у родителей после длительного перелета из Улан-Батора. А внучка уже проснулась, и копошится в своем телефоне. Не тужите. Соберемся скоро всей семьей.

САЛИМХАН. Ладно. Будем ждать. И жевать ваши подгоревшие гренки.

МАРИНА МАРКОВНА. Будем ждать, жевать и приятно препираться.

САЛИМХАН. В нашем возрасте полезно по-ребячьи препираться. Это бодрит.

МАРИНА МАРКОВНА. Еще раз заикнетесь о возрасте, уйду в спальню, и вы будете жевать здесь мои гренки в одиночестве!

САЛИМХАН. Наша соня не совсем проснулась и сердится на свата по пустякам.

МАРИНА МАРКОВНА. Композитор, перестаньте укорять меня, что я встаю поздно. Обаятельным и статным генеральским вдовам часто не спится по ночам.

САЛИМХАН.  А вы попробуйте сосчитать перед сном овец моего деда Абдулхана.  Говорят, мой дед сам пас своих овец, напевая песни собственного сочинения. А перед сном трижды пересчитывал своих барашек. И крепко спал до самого рассвета.

МАРИНА МАРКОВНА. Боже мой! Оказывается, прадед мужа моей дочери не был ханом! Он был простым пастухом, которого просто звали Абдулхан!

САЛИМХАН. Успокойтесь, сударыня. Он действительно был ханом. Правда, не в масштабе Чингисхана. А в скромном статусе владетельного хана небольшой, но очень плодородной территории с тремя аулами. Просто он любил сам пасти своих овец, чтобы вдали от всех громко петь на пастбище свои песни.

МАРИНА МАРКОВНА. Оригинальным ханом был ваш дед. Значит вот от кого проявилась у вас склонность к профессии композитора-песенника.

САЛИМХАН. Может быть… Ну что, согласны считать перед сном белых и черных баранов моего деда?

МАРИНА МАРКОВНА. Простите, но перед сном я считаю пенсионеров Российской Федерации. И только под утро проваливаюсь в сумбурный сон.

САЛИМХАН. И потом вам снится Сталин?

МАРИНА МАРКОВНА (хлопнув ладонью по столу). Если бы он!.. Если бы он!..  Но нет! Не он!.. Потом мне снится мой сосед – прокурор Тютюкин!  

САЛИМХАН. Да не волнуйтесь вы так, Марина Марковна. Иногда соседи нам снятся к счастью. Помню, моя молодая соседка по имени Саламат снилась мне каждую ночь. Снилась и снилась. Наверно, и я ей снился. Поскольку позже родился ваш зять Аскерхан.

МАРИНА МАРКОВНА. Но Тютюкин достает меня и наяву!.. (Встает, идет в сторону, где висит портрет Головина). Приходит сюда под разными предлогами, и по-прокурорски витиевато разглагольствует о вреде вдовьего одиночества. И почему-то всегда приходит в длинном атласном зеленом халате и мягких зеленых тапочках. И всегда у него в руке какая-то зеленая пиала с чем-то зеленым внутри.

САЛИМХАН. А знаете, мне почему-то кажется…

МАРИНА МАРКОВНА. Какое совпадение! И мне кажется! А что вам кажется, композитор?!

САЛИМХАН. Возможно, он хочет своим зеленым нарядом слиться с зеленым интерьером вашей обители. Слиться, и органично раствориться в зелени вашего вдовьего оазиса.

МАРИНА МАРКОВНА (обращаясь к портрету Головина). Ты слышал, мой генерал?! Наш одноклассник, и вечный сосед, Тютюкин хочет раствориться в зелени нашего оазиса! Все эти годы он по-прокурорски застенчиво менял жен, как перчатки, и по-прокурорски подло ждал пока я овдовею! И теперь затевает зеленое вероломство! Зачем ты ушел так рано, мой генерал?!

 Просила же тебя, не открывай зимними ночами форточку в нашей спальне!

САЛИМХАН. А вы, оказывается, не только замечательная журналистка, но и неплохая актриса.

МАРИНА МАРКОВНА (смеется). Ой-ё-ёй! Все женщины актрисы!.. Так, хватит об этом Тютюкине. Лучше доложите мне, куда делась отара овец вашего деда Абдулхана? 

САЛИМХАН. Я вам уже докладывал об этом. Двадцать с лишним лет назад.

МАРИНА МАРКОВНА. А я забыла! Девичья память коротка! 

САЛИМХАН. Ладно, юная кокетка, напомню вам… В начале прошлого века было упразднено скромное ханство моего деда, и всю его черно-белую отару забрали в пользу мировой революции. Говорили, после этого он перестал петь…

МАРИНА МАРКОВНА. Перестал петь. Понимаю. Скучно петь на пастбище без своей отары… И что потом?

САЛИМХАН. А потом он привел в свой дом вторую жену – красивую вдову, которая красиво пела. Говорят, мой дед не выпускал ее дальше своего сада, чтобы ненароком и ее не умыкнули в пользу мировой революции.

МАРИНА МАРКОВНА. Спасибо. Я хотела еще раз услышать от вас эту историю.

САЛИМХАН. Зачем?

МАРИНА МАРКОВНА. Видите ли, и у меня забрали отару вместе с пастбищем.  И журналистка с моим именем тоже замолчала. Теперь я пишу нейтральные новеллы, которые никого не раздражают… Вот захотела написать рассказ о вашем замолчавшем деде и его второй жене, которая красиво пела…

САЛИМХАН. Спасибо. Вы очень добры к прадеду вашего зятя.

МАРИНА МАРКОВНА. Я так поняла, что вторая жена деда – это ваша бабушка.

САЛИМХАН. Да, это моя бабушка. Поэтому прошу вас, не фантазируйте в своем рассказе по поводу цветущего персикового дерева, под которым якобы любил уединяться мой дед с моей бабушкой.

МАРИНА МАРКОВНА. Я все отображу в рассказе благочестиво. На ваш кавказский лад. Ваша бабушка будет тихо напевать в саду, подавая вашему деду сладкие спелые персики. А в это время первая жена вашего деда будет тактично уходить из дома к роднику за водой…

САЛИМХАН.  Дед не позволял первой жене ходить за водой к роднику. Он сам носил ей воду. Ночью, когда никто его не видел.

МАРИНА МАРКОВНА. Да, здорово напугала Абдулхана мировая революция… Что вы делаете?! Пододвиньте ближе к себе мое варенье! Запачкаете мою золотистую скатерть!

САЛИМХАН. Не повышайте на меня голос, сударыня. Ваше московское форте не для моих кумыкских ушей. Хочу еще чаю… Подлейте… Пожалуйста…

МАРИНА МАРКОВНА (подливая ему чай). Простите великодушно. Не знаю, чего это я вдруг взъелась на вас из-за какой-то золотистой скатерти.

САЛИМХАН. А я знаю… Знаю, почему вы взъелись на меня.

МАРИНА МАРКОВНА. И почему же?.. Почему я взъелась на вас?.. Не молчите… Отвечайте, когда вас спрашивает нетерпеливая теща вашего сына! 

САЛИМХАН. Не командуйте мной, генеральша. Лучше пододвиньте ко мне ваше клубничное варенье…  Я жду… Пододвиньте… Я очень прошу вас, милая Мариночка!

МАРИНА МАРКОВНА. О Господи! (Пододвинув к нему варенье). Да нате вам мое клубничное варенье, Салимхан Адилгерейханович!

САЛИМХАН. Вах!

МАРИНА МАРКОВНА. Что-то не так?

САЛИМХАН. Вах! Вах!

МАРИНА МАРКОВНА. Я поняла. Вы чему-то очень удивились.

САЛИМХАН. Не то слово! Я потрясён! Вы без запинки произнесли моё отчество! Браво, Мариночка!

МАРИНА МАРКОВНА. Ешьте на здоровье… В смысле, ешьте варенье… В смысле, мое варенье… В смысле, клубничное… Господи, вы дважды назвали меня Мариночкой… Давно меня не называли Мариночкой… Даже захотелось по-девичьи улыбчиво всплакнуть… Спасибо вам…

САЛИМХАН. Не стоит благодарности… Ну что, госпожа Головина, может перестанем наконец выкать друг другу?!

МАРИНА МАРКОВНА. Ох уж эти кавказцы! Вам бы только тыкать!.. Увольте. Будем только выкать…

САЛИМХАН. Уважаю вашу стойкость, госпожа Головина. (Встает из-за

стола). А теперь я хочу подарить вам кое-что. Подойдите ко мне поближе.

МАРИНА МАРКОВНА. И не подумаю. Вам надо, вот вы и топайте сюда строевым шагом.

САЛИМХАН. Не смогу. Я не служил в армии. У меня плоскостопие…

МАРИНА МАРКОВНА (обращаясь к портрету Головина). Слышал? У отца нашего зятя плоскостопие, а у его сына не вырезан аппендицит. Такие у нас родственнички благодаря нашей экспрессивной дочери!.. (Салимхану). И что же вы хотели мне подарить, ваше ханское сиятельство?

САЛИМХАН. Мариночка, я знаю, вы не примите от меня дорогое колье бриллиантовое…

МАРИНА МАРКОВНА. Стоп! (Обращаясь к портрету Головина).  Слышал?! Я не приму от нашего свата бриллиантовое колье! Он намекает на то, что я дура!.. Салимхан Адилгерейханович, я не дура, а алчная московская акула! Приму даже вашу каспийскую селедку! Назло японскому иваси!   

САЛИМХАН. Вы не акула, Марина Марковна. Вы обаятельная афалина… (Достает из-под скатерти нотные листы).   Это ноты моей песни, которую я посвятил прелестной тёще моего сына. Думаю, вы не отвергнете такой скромный подарок. И на вашем юбилейном банкете я с удовольствием исполню эту песню для вас и ваших гостей. И, прошу простить, стихи к этой песне написал тоже я. Правда, на кавказском диалекте русского.

МАРИНА МАРКОВНА. Да хоть на монгольском диалекте русского! (Идет к нему). Спасибо, родной. Песня дороже бриллианта. Дайте я расцелую вас  по-московски. Но без всяких дальнейших обязательств.

В дверях появляется Мария. Она в ярком розовом спортивном костюме

МАРИЯ. Бабуля, всякий поцелуй кавказца ко многому обязывает!

 МАРИНА МАРКОВНА. Мария, неприлично подглядывать за почтенными предками. Во-вторых, мы с отцом твоего отца – советские люди. И мы не выходим за рамки морали строителя коммунизма. (Целует Салимхана в лоб).

САЛИМХАН. Да, моя Марьям. В нас заложены платиновые принципы приличия. Сен мени англадынгмы, Марьям?

МАРИЯ. Мен сени англадым, атамы атасы. Я тебя поняла, отец моего отца. И ты пойми, я Марьям, когда приезжаю к тебе в Дагестан. Там я Марьям, и там я говорю с тобой по-кумыкски. А здесь я – Мария. И тут я говорю на русском.

САЛИМХАН. А для меня ты везде Марьям. И если ты попробуешь окунуться в круговорот московских гражданских браков, я очень сильно огорчусь.

МАРИЯ. Дед, не переживай. Я не огорчу тебя. (Садится за стол). Голова у меня на месте. Я мудрая старушка. Так называет меня мой пятый бойфренд.

САЛИМХАН. Пятый?! Вах!.. Мария Марковна, вы хорошо себя чувствуете?

МАРИНА МАРКОВНА. Не очень. (Приложив руку на поясницу). Сердце шершаво шалит. А как вы, Салимхан Адилгерейханович?

САЛИМХАН. И я не очень. (Приложив ладонь ко лбу). Мозжечок морозит. По-московски.

МАРИЯ (смеется). Аномальное у вас расположение органов, мои приятные предки. У одного – мозжечок на лбу. У другой – сердце в пояснице.

МАРИНА МАРКОВНА. Органы у бабушек и дедушек смещаются, когда их внучки начинают считать своих бойфрендов… Что значит пятый приятель?! Я что-то пропустила?!

САЛИМХАН. Отвечай!

МАРИЯ.  Успокойтесь! Я постоянно живу под своим неусыпным контролем.

САЛИМХАН. Умница!

МАРИЯ. Еще какая! Это же ты научил меня самоконтролю. Вот я и защищаю себя в сомнительных ситуациях твоей формулой. (Прижавшись к плечу деда). Жестко твержу себе: «Стоп, девчонка! Думай! Не дура ли?!».

САЛИМХАН. А как же тогда через этот барьер прорвались пять бойфрендов?!

МАРИЯ. Все пятеро – это один и тот же парень, которого зовут Павлуша. Мой сокурсник. Он подкатывает ко мне весенними желаниями с первого по пятый курс. Но он всегда натыкается на волнолом моего разума.

МАРИНА МАРКОВНА (Салимхану). Да, да. Павлуша. Я в курсе о его марафоне вокруг нашей внучки. Павлуша славный парень. Такой хорошенький шатен. 

САЛИМХАН. Нередко некоторые шайтаны приходят в образе шатенов.

МАРИНА МАРКОВНА. Павлуша не шайтан. Он просто шатен. Если в будущем у них все сложится, наши правнуки будут на загляденье.

САЛИМХАН. Мне бы сначала заглянуть в его московские глаза.

МАРИЯ. Заглянешь, дед.  У него честные чистые глаза. (Идет к дверям). Пойду, пообщаюсь с гигиеной. (Салимхану). А ты, родной, не шторми. У Павлуши глаза не московские, а архангельские. И уши у него архангельские. И походка архангельская. И вообще весь он архангельский. Потому что он родом из Архангельска. Павлуша потомственный помор.

САЛИМХАН. Это меняет дело. Земляк Ломоносова не может быть шайтаном.

МАРИЯ. Я передам ему твой комплимент. Приготовь мне позже свой перечный кумыкский кофе, а я за это разрешу тебе дважды поцеловать мою бесподобную бабулю… (Выходит). 

МАРИНА МАРКОВНА (смеется). Вот такая у нас внучка! Веселая!

САЛИМХАН. И рассудительная! Спасибо вам, мудрая Марина Марковна.

МАРИНА МАРКОВНА. Не мне одной. И вам спасибо, дорогой композитор!

САЛИМХАН. Перестаньте называть меня композитором. Я всего лишь давний скромный выпускник московской консерватории.  

МАРИНА МАРКОВНА. Не скромничайте. В советское время ваши песни часто звучали по радио.

САЛИМХАН. Это было в другой жизни. При другой формации. Теперь я не в формате… Теперь я большей частью пчеловод.

МАРИНА МАРКОВНА. И на пасеке вы наверняка напеваете ваши песни своим пчелам. А они дружно подпевают вам. Завидую. Идиллия.  

САЛИМХАН. Почти… Откроюсь вам. Я написал целый цикл коротких песен на рубайяты Омара Хайяма. Каждый рубайят – это отдельная песня. А между ними я вставлю запись журчания ручья, хорала цикад, щебета птиц, жужжания пчел, рокот морских волн…

МАРИНА МАРКОВНА.  Хайям и морские волны… Какое совпадение…  Когда мой генерал сбежал от меня на небеса, я написала одну новеллу. Хотите прочту фрагмент?

САЛИМХАН. Я уже слушаю.

МАРИНА МАРКОВНА (глядя на портрет Головина). «Берег моря. Плескание волн. Только светает. Она еще спит. Он сидит рядом. Смотрит на звезды. Рядом раскрытая книга. Шелковистый ветерок шелестит страницы. Небо читает Хайяма».

КОРОТКАЯ ПАУЗА.

САЛИМХАН. «Небо читает Хайяма…». Вы простите меня. Я был неправ. Ваши    

гренки не подгорели. Они просто получили обильный бархатный загар от излучений вашей души.  

МАРИНА МАРКОВНА. Спасибо, композитор, за странный комплимент. А гренки действительно подгорели. И я в этом не совсем виновна. Отвлекалась часто, отвечая на звонки моих подопечных пенсионерок.

САЛИМХАН. Вы подрабатываете в Пенсионном Фонде?

МАРИНА МАРКОВНА (смеется). Кто меня туда подпустит, пчеловод?..  Ладно, скажу вам кое-что по секрету. Я затеваю публичную акцию в защиту прав женщин-пенсионерок.

САЛИМХАН. Только их? А мужчин-пенсионеров оставили за бортом?

МАРИНА МАРКОВНА. А мужчины-пенсионеры пусть стучат в домино. Зачем же отвлекать?

САЛИМХАН. Надеюсь, ваша акция – это не мощный мятеж бабушек, который может сотрясти стены белокаменной? 

МАРИНА МАРКОВНА. Это безобидное песенное шествие стройных женщин-пенсионерок, поющих пионерские песни. Они будут одеты в праздничную форму школьниц советских времен. В облегающие платья с белыми фартуками. И каждая будет нести портфель, в котором много мелких монет. А знаете для чего в их портфелях много мелких монет?

САЛИМХАН. Для того, чтобы после дефиле попить чай в Мытищах. С одним сахарком. Не вприкуску, а вприглядку.

МАРИНА МАРКОВНА. А вот и не угадали!

САЛИМХАН. Так скажите. Для чего в их портфелях мелкие монеты?

МАРИНА МАРКОВНА. Не скажу. Узнаете в свое время. От мировых СМИ и соцсетей в интернете. У меня все готово для этой акции. И дата назначена.

САЛИМХАН. Строй поющих стройных бабуль в облегающих школьных платьях и белых фартуках! А впереди шагает грациозная генеральша, дирижируя указкой учительницы географии! Впечатляет!

МАРИНА МАРКОВНА. Я знала, что вам понравится мой проект… (Взяв со стола вилку). А знаете, что?!  Давайте помитингуем с песней, которую будут петь мои бабульки!  

САЛИМХАН. Я готов. Но только тихо. Что бы прокурор Тютюкин не услышал.

 МАРИНА МАРКОВНА. Мы не боимся прокурора Тютюкина! Митинг в своей квартире не запрещен законом!

САЛИМХАН (встает). Хорошо. С чего начнем?  

МАРИНА МАРКОВНА. С гимна пионеров!  (Марширует вокруг стола, размахивая вилкой). Взвейтесь кострами синие ночи!

САЛИМХАН (следуя за ней). Мы пионеры – дети рабочих!

МАРИНА МАРКОВНА. Нет. Мы пенсионеры – дети рабочих!

САЛИМХАН. Понял. Мы пенсионеры – дети рабочих!

МАРИНА МАРКОВНА. Близится эра светлых годов!

САЛИМХАН. Клич пенсионеров: «Всегда будь готов!» (Ныряет под стол).

МАРИНА МАРКОВНА. Куда вы делись, композитор?

САЛИМХАН. Ушел в подстолье. Присоединяйтесь. Здесь безопасная акустика.

МАРИНА МАРКОВНА. Мой статус не позволяет мне прятаться в подстолье. Я укроюсь за зеленой завесой. (Скрывается за портьерой окна).

САЛИМХАН (выглянув из-под стола). Вы включите меня в пионерский отряд поющих пенсионерок?

МАРИНА МАРКОВНА (выглянув из-за портьеры). Нет, вас не включу… Вас не включу… (Распевно). А вот прокурора Тютюкина, пожалуй, надо включить!

САЛИМХАН. Все-таки вы не равнодушны к своему соседу сверху.

МАРИНА МАРКОВНА. Это он не равнодушен ко мне. Вот я его привлеку. Устрою ему экзамен…  Продолжим митинг! Командуйте, композитор!

САЛИМХАН. И-и-и! Раз!

МАРИНА МАРКОВНА. Грянем мы дружно песнь удалую!

САЛИМХАН. За пенсионеров – семью мировую!

МАРИНА МАРКОВНА. Будем примером борьбы и трудов!

САЛИМХАН. Клич пенсионеров: «Всегда будь готов!»

В комнату вбегает Мария.

МАРИЯ. Вы что, предки?! Впали в советское детство?!

МАРИНА МАРКОВНА. Скорее выпали из ненастного настоящего.

Длинный дверной мелодичный звонок.  

САЛИМХАН. Кажется, за нами уже пришли. А у меня нет московской регистрации.

МАРИЯ. Не дрейф, дедуля. Я твоя регистрация.

МАРИНА МАРКОВНА (выглянув из-за портьеры). Мария, иди открой. Это твои родители с твоим братцем пожаловали. Не говори им, где мы прячемся. Устроим им советский сюрприз.

МАРИЯ. Не удивятся. Они привыкли к вашим играм. (Выходит из комнаты).

САЛИМХАН. Командир, может я выйду из укрытия?

МАРИНА МАРКОВНА. Сидеть под столом, пчеловод!

САЛИМХАН. Слушаюсь, моя вожатая!

ГРОМКИЙ ГОЛОС МАРИИ. Здравствуйте, господин прокурор! 

ГОЛОС ТЮТЮКИНА. Не кричи, Мария. Ты не в тайге орешки собираешь.

Мария и Тютюкин входят в комнату. Прокурор в длинном зеленом халате и зеленых тапочках. В одной руке у него зеленая пиала. В другой – большой зеленый банан.

МАРИЯ. Дядя, опять вы явились к нам в зеленом кимоно токийской гейши и зеленых туфельках турецкого султана.

ТЮТЮКИН. Не язви, Мария. Уважай меня. И мы подружимся. (Протягивает Марии банан). Держи. Ступай на кухню, распакуй банан для Марины, и принеси его на блюдечке с зеленой каемочкой.

МАРИЯ. А вы не так стары, если помните даже расцветку нашей посуды.

ТЮТЮКИН. Мне всего-навсего шестьдесят девять с хвостиком, детка… (Подходит к столу, отхлебывая из пиалы).  Ба-а! Марина решила перечитать «Божественную комедию» Данте?! Выходит, не зря я толковал ей о краткости земного бытия и вреде вдовьего одиночества…  А где сама Марина? Она должна была принять меня в гостиной. Марина в спальне?

 МАРИЯ. Не скажу, Тимофей Теодорович.

ТЮТЮКИН. Почему? Случилось что-то не предвиденное? Она заболела?

МАРИЯ. С ней все в порядке. Просто вы забыли заплатить за информацию. Триста долларов.

ТЮТЮКИН. Да, всякая информация стоит денег. Но я не держу доллары в

 кармане кимоно. Я заплачу тебе позже. Триста долларов. Веришь?

МАРИЯ. Нет. Не верю. Позже вы всучите мне лишь триста рублей.   

ТЮТЮКИН. А я не нуждаюсь в твоей информации. Я чую, твоя озорная бабуля прячется где-то здесь. Вон, бахрома скатерти дрожит взволнованно. (Присев, заглядывает под стол). Ба-а, давно знакомое лицо! Салам алейкум, Салимхан! А что, нынче кумыки молятся Аллаху под столом?

САЛИМХАН (вылезая наружу). Только в Москве, товарищ прокурор. (Вылезая наружу). Привет, Тимофей.

ТЮТЮКИН. Привет, композитор. (Отпив из пиалы, садится за стол). Присаживайся, дорогой.  Чувствуй себя как на Кавказе. Но не забывай, что гостишь в Москве. А где Марина?

САЛИМХАН. Она… Она там… В ванной комнате. Причесывается. Красит губы.

ТЮТЮКИН. Ее губам не нужна помада. Они у нее как две редиски. Розовые… Мария, ну что ты стоишь тут как надзиратель в женской колонии? Бери банан и беги на кухню.

МАРИЯ. В медицине новый тренд, дядя. Банан полезно есть с кожурой. (Выходит из комнаты).

ТЮТЮКИН (ей вслед). Ох, Мария! Вся в свою мятежную бабулю! (Отпив из пиалы). Хорошо, что ты приехал, Салимхан.

САЛИМХАН. Как же иначе? Юбилей генеральши. Иначе гауптвахта.

ТЮТЮКИН. Вот мы вместе и проведем юбилей Марины. На высшем уровне…  Это удачно, что она сейчас в ванной… Так вот, у меня к тебе будет тайная мужская просьба… Не балуешься бананами?

САЛИМХАН. Нет, Тимофей. Я ем только то, что произрастает на Кавказе.

ТЮТЮКИН. Уважаю твой патриотизм… А мы, бедные москвичи, едим здесь все подряд… (Отпив из чашки). Так вот, я сегодня намерен сделать Марине официальное предложение… Да… А ты по-кавказски мудро подведи ее к чистосердечному признанию, что вдовье одиночество вредит ее здоровью…

САЛИМХАН. То есть, ты вербуешь меня в подельники?

ТЮТЮКИН. Нет, дорогой. У нас вербуют иначе. Не так ласеово… Я просто прошу тебя помочь. Композитор, обуздай мелодично ее норов, чтобы у меня с ней случилась моя долгожданная «Лунная соната».

САЛИМХАН. А ты романтик, Тимофей.

ТЮТЮКИН. Наверно меня можно назвать романтиком. Прихожу с работы, скидываю опостылевший китель, сажусь в кресло со своей пиалой и слушаю эту самую сонату Бетховена… (Берет со стола банан и внимательно его рассматривает). Ну что, подсобишь мне уломать Марину?

САЛИМХАН (подходит к окну и, прислонив ухо к портьере, кивает головой). Я попробую воздействовать на твою строптивую одноклассницу… Но моя услуга обойдется тебе недешево, Тимофей…

ТЮТЮКИН. В смысле?                                                                                     

САЛИМХАН. Мне очень нужен мотоцикл. Трехколесный. С прицепом.

ТЮТЮКИН. Зачем композитору мотоцикл с прицепом?

САЛИМХАН. Чтобы я мог без проблем отвозить свои ульи в новые районы с медоносной растительностью. Я же пчеловод с недавних пор.

ТЮТЮКИН. Зачем тебе эта морока на склоне лет? Пчелы, мотоцикл, прицеп. Сиди за роялем и радуйся жизни.

САЛИМХАН. Я радуюсь. На пасеке. Среди пчел. Слушай дальше…

ТЮТЮКИН. Ещё что-то тебе нужно от меня? Скажем, срок в зоне. Лет эдак на пятнадцать. За вымогательство.  

САЛИМХАН. Тимофей, угрожай своим олигархам. Угрожай, получай урожай и сиди в одиночестве, слушая «Лунную сонату». (Идет к дверям). А я пойду варить кофе для внучки. 

ТЮТЮКИН. Погоди. Слушаю тебя дальше. Говори. Если базар понравится, наверняка подружимся.

САЛИМХАН. Про мотоцикл я тебе сказал. Теперь о выкупе невесты. Надо будет заплатить солидный калым самой Марине и всей ее московской и кавказской родне.

ТЮТЮКИН. И кавказской родне? (Встает). Это уже тянет для тебя на пожизненный срок, Салимхан!

САЛИМХАН. Не пугай. Откуплюсь. Подарю тебе Каспийское море.

ТЮТЮКИН (расхаживая по комнате). Марине – понятно. Её близкой родне – понятно. Их у нее здесь раз-два и обчелся. Но причем тут многочисленные дальние родственники невесты со стороны кумыкского мужа ее русской дочери?! Причем, пчеловод?! Причем?!

МАРИЯ (входя в комнату). А притом! Таков этнический закон кумыков,

 которые являются потомками половцев!

ТЮТЮКИН (идет к ней). Детка, мы живем не в половецкой степи, а в Москве! На семи холмах! Мы тут всё семь раз отмеряем и семнадцать раз отрезаем!  

САЛИМХАН. Тогда обращайся за помощью к Бетховену. Я умываю руки.

МАРИЯ. Дядя, сообщаю по секрету. Бабуля очень дорожит мнением деда.

ТЮТЮКИН (отпив из пиалы).  Ну и времена настали! Тысячи потомков половцев требуют дань от одинокого прокурора суверенной православной страны! (Ходит вокруг стола). И от кого требуют? Требуют от истинного русского жениха с истинно польскими корнями. Меня это очень нервирует.

МАРИЯ. Дядя!..

ТЮТЮКИН. Мария, перестань называть меня дядей. У меня есть ФИО.

МАРИЯ. Уважаемый Тютюкин Тимофей Теодорович! Марина Марковна Головина свято чтит традиции давних предков своих дальних кумыкских родственников! Не выполните наш половецкий закон, будете век без толку вертеться вокруг моей бабули.

САЛИМХАН. Да, Тимофей. Будешь вертеться по часовой стрелке, совсем состаришься и заберут тебя в дом престарелых прокуроров. И будешь там слушать уже не «Лунную сонату».

ТЮТЮКИН. Я всю жизнь ждал этого момента. Ждал в советское время. Жду пост советское время. (Заглядывает под стол). И вот засияла надежда – она вдова. И я как раз в разводе… Друзья, не надо усложнять благоприятную ситуацию. Салимхан, пожалей ты единственного романтика прокуратуры Российской Федерации.

САЛИМХАН. Тимофей, отхлебни из своей зеленой пиалы, и успокойся. Думаю, я смогу тебя пожалеть.

МАРИЯ. Хотите я сниму кожуру с вашего банана?

ТЮТЮКИН. Кожуру с моего банана я сам сниму. Сам сниму, и сам угощу Марину моим бананом… Эх, Мария… Эх, Салимхан…  Озадачили вы меня, потомки половцев… Да… Но ничего, обмозгую дома – что, кому и сколько… Что-то долго не выходит она из ванной.

МАРИЯ. Наверно решила принять душ Шарко. Потом бабуля будет долго сушить волосы. Потом…

ТЮТЮКИН. Тогда, пожалуй, я зайду сюда немного позже. (Идет к дверям).

Салимхан, а можно поинтересоваться? Сколько половецкой родни дальней у Марины в Дагестане?

САЛИМХАН. Твои расходы на них составят сущий пустяк. Подаришь всего лишь на всех одну квартиру в Москве.

ТЮТЮКИН. Если на всех одну, то это почти терпимо. Хотя…

МАРИЯ. Настоящие романтики не произносят слова: «почти», «хотя»!

САЛИМХАН. Романтики всегда восклицают: «да!» или «нет!».  

ТЮТЮКИН. Я не скряга, когда дело касается…  Вы понимаете, о чем я…  Салимхан, я сообщу тебе мой расклад калыма при повторном визите.

САЛИМХАН. Обмозгуй. И зайди к нам на чай через пару часов. Без халата.

ТЮТЮКИН. То есть, как без халата?

МАРИЯ. Дед имел ввиду другое. Приходите, надев свой парадный мундир прокурора высокого полета.  

САЛИМХАН. И с букетом ароматных цветов.

ТЮТЮКИН. Да, тут вы оба правы. Это я по-свойски заглянул к Марине в халате. Так сказать, прощупать ее настроение. Я обязательно переоденусь. А ты, пчеловод, разрыхли тут почву под ульями до моего второго пришествия.

САЛИМХАН. Будет сделано, дорогой. Ведь я тебе весьма обязан.

ТЮТЮКИН. Это чем же?

САЛИМХАН. Ты бесплатно отказался накинуть мне пожизненный срок.

ТЮТЮКИН. Это была шутка. Как и твоя. Про мотоцикл.

САЛИМХАН. Про мотоцикл я не шутил, Тимофей.    

МАРИЯ. Так что, войдите в интернет и найдите для деда самый мощный мотоцикл.  

ТЮТЮКИН.  Мария, ты же без пяти минут дипломированный медик. Это же такая благородная профессия. Откуда у тебя склонность к вымогательству? Неужели ты будешь брать взятки с больных пациентов?

МАРИЯ. Только с прокуроров с циррозом печени.   

ТЮТЮКИН. Салимхан, согласись, трудно нынче общаться с молодежью.

САЛИМХАН. Согласен. Будет еще труднее, когда ей надоест дрыгаться в дискотеках.

 ТЮТЮКИН. Не провожай меня, Мария. И скажи Марине, что я скоро буду. (Выходит из комнаты).

Мария обнимает деда. Оба смеются.

САЛИМХАН. Монахиня, выходите из своей кельи. Ушел ваш соблазнитель.

МАРИНА МАРКОВНА (выходит из-за портьеры). Ой, Салимхан, это вы здорово придумали про мотоцикл и половецкий калым!.. Теперь я его точно завербую для моего проекта. Пусть только заявится.   

МАРИЯ. Обещал зайти при полном параде через пару часов.

МАРИНА МАРКОВНА.  Стало быть, целых два часа я буду в трепетном тонусе девицы на выданье.  

МАРИЯ. За такую девицу мы обдерем жениха как липку!

МАРИНА МАРКОВНА. Бедный Тимоша. Ведь он влюблен в меня всю жизнь. Еще со школы. Десять лет сидели мы за одной партой. Бок о бок. Плечом к плечу.

МАРИЯ. Бабуля, это почти школьное сожительство.

Все трое смеются.

Мелодичный звонок в дверь.

МАРИНА МАРКОВНА. А вот и наши пожаловали. Мария, встречай родителей и брата.

МАРИЯ. Бабуля, не шуми. Вдруг это вернулся твой нетерпеливый одноклассник.

 САЛИМХАН. Вполне возможно. У влюбленных часы всегда спешат.

 МАРИЯ МАРКОВНА. Мне что, опять в келью?

САЛИМХАН (ведет ее к окну). Да, девственная теща моего сына. Спрячьтесь в келье и молитесь молча.

Марина Марковна прячется за портьерой.

МАРИЯ (выходя из комнаты). Веселым выдался воскресный день, дедуля.

САЛИМХАН (взяв со стола банан).  Да, внучка. В Москве не скучно жить.

ГОЛОС МАРИИ. Бабуля, отбой! Это наши пришли!

САЛИМХАН. Марина Марковна, не покидайте место дислокации. Вдруг к нашим пристроился сзади ваш Тимоша.

В комнату входят Галина, Аскерхан, Михаил и Мария.

ГАЛИНА (Салимхану). Добрый день, мой ненаглядный свекор. Как вы тут?

 САЛИМХАН. Да так, Галина. Веселюсь понемногу.  (Подходит к Михаилу). 

МИХАИЛ. Салам алейкум, дед!  

САЛИМХАН (обняв Михаила). Ва-алейкум салам, мой монгольский Михаил! С приездом! Почему один прилетел? Где наша монгольская невестка?

МИХАИЛ. Не получилось, дед.

АСКЕРХАН. Малыши немного приболели. И она сама немного беременна.  

ГАЛИНА. А где мама? Неужели до сих пор в постели?

САЛИМХАН. Нет, Галина. Она встала в пять утра, чтобы угостить меня загорелыми гренками. Теперь вот молится молча, стоя в своей девичьей келье.

ГАЛИНА. В пять утра?! Гренки?! И какая-то келья?! Фантастика!

МАРИНА МАРКОВНА (выйдя из-за портьеры). Галина, не галди. Если твой свёкор говорит в пять утра, значит так оно и есть… Михаил, марш по-монгольски в мои объятья!

МИХАИЛ. Есть бежать к тебе, бабуля! (Подбежав, обнимает ее).

САЛИМХАН. Она теперь не совсем бабуля, Михаил! Она теперь Мариночка на выданье!

МИХАИЛ. Ого! И кто же твой жених, бабуля? Наверняка не прапорщик.

МАРИНА МАРКОВНА. Ой, не смущай меня, внучок!

ГАЛИНА. Опять Тютюкин морочил маме голову своей лекцией о вреде вдовьего одиночества?

МАРИЯ. Он морочил голову нам с дедулей. Просил помочь уломать бабулю.

САЛИМХАН. Тютюкин пошел переодеться. И скоро заявится в парадном мундире. И твоя тёща, Аскерхан, экспрессивно ждет его.

АСКЕРХАН. Галина, как думаешь, к чему бы эта новость?   

ГАЛИНА. К майской грозе, Аскерхан. С громом, молнией и градом. Ливень затопит всю Москву.   

МАРИНА МАРКОВНА. Без паники. Пусть грянет гром. Пусть бушует буря. Жизнь надо иногда мешать, не то она совсем закиснет…

ГАЛИНА (берет со стола банан). Мама, ты мерила сегодня свое давление?

МАРИНА МАРКОВНА. Ты прекрасно знаешь, что я не страдаю гипертонией. Положи на место банан Тимоши. Он принес его мне.

ГАЛИНА. Какой-то уж очень кривой банан. (Бросает банан на стол).  

МАРИНА МАРКОВНА. Не кривой, а изгибистый… Мария, на кухню. Разогрей еду. Будем обедать.

МИХАИЛ. Бабуля, мы перекусили перед выходом. Лучше все сядем за стол и будем смотреть новые фотографии твоих раскосых правнуков.

МАРИНА МАРКОВНА. Мои вы милые монголята! Включай скорей свой телефон!  

Мелодичный звонок в дверь.

КОРОТКАЯ ПАУЗА.

САЛИМХАН. Просил же я его, зайди через два часа!

МАРИЯ. Оперативно переоделся прокурор. Как десантник по тревоге.  

МАРИНА МАРКОВНА. Тимошу можно понять. Он очень долго грезил по этой    банановой атаке. Иди, Миша, открой ему дверь нараспашку.

МИХАИЛ. Нараспашку?! Это смелое заявление, бабуля!

ГАЛИНА. Мама, значит это правда про предложение прокурора?!

МАРИНА МАРКОВНА. А что ты так испугалась, родная? Будто я собираюсь сбежать с первым встречным. Тимошу я знаю давно. Когда он еще без штанов скакал по ступенькам между нашими этажами. Теперь он солидный стройный прокурор. И уже не выходит из дома без штанов.

Мелодичный звонок в дверь.  

ГАЛИНА (обращаясь к портрету Головина). Папа, я не знаю, как это назвать. Хорошо, что ты там не слышишь бред твоей супруги.  

МАРИНА МАРКОВНА. Не супруги, а вдовы, которой не спится по ночам.

ГАЛИНА. У тебя юбилей, мама! У тебя двое внуков! И трое правнуков в Монголии!

МАРИНА МАРКОВНА. Ну и что? Я помню, что я прабабушка… Композитор, озвучьте комплементарно мой диагноз.  

САЛИМХАН. Галина, твоя мать не только прабабушка. Она ещё обаятельная и озорная пациентка Пенсионного фонда. Вот почему она все ещё в тотальном тонусе.

АСКЕРХАН. Диагноз нестрашный. Считаю, как семейный хирург, оперативного вмешательства не требуется.

ГАЛИНА. Аскерхан, не ёрничай перед портретом моего папы!

МАРИНА МАРКОВНА. Галина, твой папа имел пагубную привычку. Он постоянно открывал в студеную зимнюю пору форточку в нашей спальне. Заработал пневмонию и бросил меня на произвол прокурора, улетев навечно на небеса.

АСКЕРХАН. Мне показалось, наш генерал хитро улыбнулся.

ГАЛИНА. Он всегда хитро улыбался, прежде чем нехитро рассердиться.

МАРИНА МАРКОВНА. Галка, не галди сорокой. Я еще не приняла решения. Приму, если Тимоша выполнит одно мое условие.

Громкий частый стук в дверь.

САЛИМХАН. Не ритмично в дверь стучится, прокурор.

МИХАИЛ. Пойду, открою ему дверь нараспашку.

МАРИНА МАРКОВНА.  Да, родной. Иди. Встреть его радушно.

АСКЕРХАН. Не забудь приветливо прищурить глаза по-азиатски.

ГАЛИНА. И обними его по-монгольски крепко, чтоб задохнулся от счастья!

МИХАИЛ (уходя). Мама, в Монголии не принято перекрывать кислород ближнему. Воздух там принадлежит всем монголам. (Выходит из комнаты).

МАРИНА МАРКОВНА. Так, ребята, прекращаем все прения. Я пойду, помолюсь еще раз в своей келье. А вы тут все будет молчать. Особенно ты, Галина. Говорить с ним будет наш аксакал. Ему очень нужен мотоцикл…  (Скрывается за оконной портьерой).

ГАЛИНА. Какой мотоцикл?

МАРИЯ. Мощный. С прицепом.

ГОЛОС ТЮТЮКИНА. Ба-а! С приездом, славный житель братской Монголии!

ГОЛОС МИХАИЛА. Спасибо, дядя Тимофей! Добро пожаловать в бунгало моей бабушки!

ГОЛОС ТЮТЮКИНА. Что ты делаешь, Миша?! Мы же не в Монголии!

В комнату входит Михаил, неся на руках Тютюкина. Он в парадной прокурорской форме. В одной руке букет сирени, в другой – зеленая пиала.

ТЮТЮКИН. Ба-а! Привет, присяжные заседатели!.. Как видите, меня очень уважает ваш монгол. Надеюсь, и вы последуете его примеру.   

ГАЛИНА. Лично я не намерена носить вас на руках!

АСКЕРХАН. Галина, сёйлеме!

ГАЛИНА. Пустум, Аскерхан! Пустум!

ТЮТЮКИН. Я не владею кумыкским, но понял. Муж просит жену помолчать. А где Марина?

САЛИМХАН. Она переодевается. Ей захотелось вдруг стать десятиклассницей. Наверно ищет, и не может найти, свое школьное платьице и белый фартук.

ГАЛИНА. Скорее всего она ищет свой девичий сарафан для кадрили. Не так ли, кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством»? 

ТЮТЮКИН. Галина, ты следишь за моими успехами? Очень мило с твоей стороны. Спасибо.

ГАЛИНА. Боевой генерал Головин по-армейски смачно отозвался бы о ваших успехах.

АСКЕРХАН. Галина, говорить должен мой папа.

ГАЛИНА. Но твой отец безмолвен.

САЛИМХАН. Я заговорю, Галина. Заговорю, когда наш прокурор поправит на голове свою фуражку, и десантируется на зелень квадратного ковра.

ТЮТЮКИН (отхлебнув из пиалы). Миша, приземли меня. И поправь мою фуражку.

МИХАИЛ. Приземляю… Поправляю… Идите с Богом навстречу своей судьбе.

ТЮТЮКИН (вручает Марии букет сирени). Детка, поставь цветы в вазу с водой. И закинь туда пару таблеток аспирина. Тогда моя сирень будет долго источать весенний аромат в спальне Марины Михайловны.

МАРИЯ (выходя из комнаты). Обкорнали куст сирени у нашего подъезда? Не солидно, дядя Тимофей.

ТЮТЮКИН. Не до солидности мне в такой день. Я волнуюсь, словно школьник. И в спешке состриг сирень с нашего куста… Миша, я уронил в прихожей свою папку с документами. Принеси ее. И захвати «Шампанское». Бутылка на тумбе у зеркала.

ГАЛИНА. А постирать вам ничего не надо? А то я могу подняться к вам. На правах будущей падчерицы.

МИХАИЛ. Не опережай события, мама. Это потом. (Выходит из комнаты).

ТЮТЮКИН. Монголия пошла на пользу Михаилу… Что-то очень долго ищет Марина свой сарафан.

САЛИМХАН. Не сарафан, а белый школьный фартук.

Раздается мощный раскат грома.

Из-за портьеры выходит Марина Марковна.

МАРИНА МАРКОВНА. Мой белый фартук на верхней полке платяного шкафа!

ТЮТЮКИН. Вот так сюрприз! Появилась, словно Шехерезада из шатра!

МАРИНА МАРКОВНА. Привет, Тютюкин. Ты прекрасен в парадной форме.

ТЮТЮКИН. И ты хороша, Марина. Тебе очень к телу этот зеленый спортивный костюм.

ГАЛИНА. Мама, может нам удалиться на кухню?   

МАРИНА МАРКОВНА. Галка, сиди молча и смотри семейное кино… Как дела, Тимоша? Сколько бедолаг давеча отправил в Магадан?

ТЮТЮКИН. Ни одного. Почему-то в последнее время я стал добрее к людям.

МАРИНА МАРКОВНА (смеется). Вижу, за доброту щедро воздает тебе Всевышний. Хватает даже на большой кривой банан.

ТЮТЮКИН. Грех жаловаться. На банан хватает… Вот жду тебя тут второй раз за день, как повеса молодой. А тебя все нет и нет в гостиной. То твердят, что ты в ванной, то говорят, что ищешь в спальне сарафан.

МАРИНА МАРКОВНА. Это семейные сплетни. Я оба раза таилась за портьерой.

ТЮТЮКИН. Пряталась?! От меня?!

МАРИНА МАРКОВНА. Я там молилась, за хмурых пешеходов.

ТЮТЮКИН. Странные дела в стране творятся нынче. Композитор молится под столом. Журналистка – за портьерой.

В комнату входят Михаил и Мария.

МИХАИЛ. Вот ваша папка, Тимофей Теодорович. А «Шампанское» на кухню или как?

ТЮТЮКИН. Или как, Миша. В центр стола. Рядом с моим бананом. Марина, позволь я поцелую ручку и провожу тебя к столу.

МАРИНА МАРКОВНА. Ты забыл, Тимоша?!

ТЮТЮКИН. Вспомнил. Ты не любишь телячьи нежности. Тогда просто пойдем рядышком к приветливым присяжным. Надеюсь, они вынесут верный вердикт. Не так ли, Салимхан?

МАРИНА МАРКОВНА (Салимхану). Дорогой аксакал нашей семьи, начинайте процедуру сватовства прокурора.

САЛИМХАН. Все непременно, сударыня! Всем немедленно за стол!

Все усаживаются за стол. Галина подходит к матери и становится за ее спиной.

ТЮТЮКИН. Я готов к процедуре. С чего начнем?

МАРИНА МАРКОВНА. С калыма, Тютюкин. С калыма.  

ТЮТЮКИН. Марина, ты плотно попала под влияние кавказского композитора.

АСКЕРХАН. У нас так принято. Необходимо сначала задобрить родственников невесты.

ГАЛИНА. Кроме меня. Я не торгую матерью. 

МАРИЯ (идет к бабушке). А я приму подарок прокурора. Наличными. Куплю Павлуше все, чего у него никогда не было. (Обняв ее за плечи). А ты, братец, почему молчишь?

МИХАИЛ. В Монголии в таких случаях говорят обычно молча. Но я сейчас в Москве. И потому не промолчу. Моей семье нужна новая просторная юрта. Супруга беременна на четвертого ребенка. А в проекте еще четыре малыша.

ТЮТЮКИН. Страна ждет жалобно демографического взрыва. А наш Миша  вовсю старается там под Улан-Батором. Не хватает закона, который обязывал бы наших парней брать в жены только ивановских ткачих… Я пошутил, а никто не смеется.

МИХАИЛ. После таких шуток, в нашей семье смеются на следующий день.

МАРИЯ. Дядя, надо в вашем законе прописать, что женившимся на ткачихах будут бесплатно выдавать по десять ситцевых трусов.

ТЮТЮКИН. Вряд ли в бюджете страны найдутся деньги для бесплатных трусов. Казна России не резиновая.  

САЛИМХАН. (стучит вилкой по бутылке). Не отвлекаемся! Рано говорить о нижнем белье для женихов! Вернемся к нашей теме!   

ГАЛИНА. (Аскерхану). Твоему отцу нужен мотоцикл. Дочери твоей нужны наличные для Павлуши. Сын желает получить просторную юрту для своей монгольской орды. А тебе что нужно, милый?

АСКЕРХАН. Ради счастья моей тёщи и прокурора, я бы не прочь прокатиться с тобой на Мальдивы.    

ТЮТЮКИН. Аскерхан, ты мудрый хирург. Не спешишь отрезать то, что еще может пригодиться. Не то что твоя супруга, торопыга-терапевт.

АСКЕРХАН. Галина, вёре сёйлеме!

ГАЛИНА. Яхари, яхшы! Буду молчать. Как дальневосточный краб.

ТЮТЮКИН (встает). Дорогие мои будущие родственники! Я услышал ваши пожелания. На столе перед вами лежит моя пурпурная папка. В ней лежат бумаги с весьма весомым содержанием. Думаю, указанный в бумагах калым придется по нраву Марине и сидящим здесь членам ее семьи.

САЛИМХАН. А дальняя родня Марины в Дагестане за бортом?  

ТЮТЮКИН. Как настырны потомки половцев!.. (Отхлебнув из пиалы). Композитор, и этой кавказской категории кое-что достанется. (Достав из кармана кителя коробку с кольцом, идет к Марине Марковне). Но прежде чем озвучить содержимое папки, я хотел бы надеть это бриллиантовое кольцо на палец милой Марины. Девочки, чуточку в сторонку, пожалуйста.  

МАРИНА МАРКОВНА. Девочки, стоять!

МАРИЯ. Есть стоять, бабуля! Не робей!

МАРИНА МАРКОВНА (Салимхану). Пасечник, вам не кажется?

САЛИМХАН. Очень даже кажется, Марина Марковна.

МАРИНА МАРКОВНА. Так скажите об этом соискателю моей руки.

САЛИМХАН (встает). Прокурор, мне кажется, что ты поспешил завернуть в переулок своей пассии.  Вернись на майдан, и озвучь содержание бумаг в твоей папке.  

ТЮТЮКИН (возвращаясь к столу). Да, будет тебе мотоцикл, пасечник! С прицепом!        

САЛИМХАН. Спасибо. Ты очень щедрый прокурор. Продолжай.

ТЮТЮКИН. И продолжу…  Всем все раздам…  Мне ничего не надо в жизни без Марины… (Достав из папки бумаги, отхлебывает из пиалы). Слушайте внимательно. Особенно Галина… Нет, пожалуй, я начну с Марии. Ей с Павлушой я дарю просторную трехкомнатную квартиру в Батуми. Со всей обстановкой. До моря триста пятьдесят метров. Общаться по-русски разрешается.

МАРИЯ. Не ожидала от вас такой щедрости, дядя. Но я должна с Павлушой посоветоваться. Он помор принципиальный. И патриот своего Архангельска. 

ТЮТЮКИН. В Архангельске у меня нет квартиры, Мария. Объясни будущему мужу, и живя в теплой Аджарии, можно быть патриотом холодного Архангельска… (Отхлебнув из пиалы). Я понятно разъяснил, Салимхан?

САЛИМХАН. Я запомнил, и загнул один палец. Кто следующий?

 ТЮТЮКИН. Следующий – твой внук Михаил. Он получит для своей многодетной русско-монгольской семьи четырехкомнатную квартиру в Баку. С видом на Каспий. Квартира с восточным дизайном и всей необходимой обстановкой.

МИХАИЛ. Моя монголка вряд ли согласится оставить свою степь. Нам бы красивую просторную юрту на берегу нашей серебристой реки. А еще вторую бы кобылу нам. Наша стара. Молока дает мало. Хотелось бы, чтобы  кумыса детям было вдоволь.  

ТЮТЮКИН. Не проблема. Продашь подаренное элитное жилье в Баку, построишь у реки огромную юрту и купишь целый табун кобыл.

МАРИНА МАРКОВНА. Построишь кумысный цех, и будешь отправлять лечебный напиток в детские дома России.

САЛИМХАН. Разумно. У него еще останутся средства для покупки баранов.   

ГАЛИНА. Какие бараны?! Какие кобылы?! Мой сын художник! И его жена художница! Им надо творить!

АСКЕРХАН. Одно другому не мешает, Галина. Рерихи в Индии писали свои пейзажи и держали во дворе павлинов.

САЛИМХАН. Прапрадед Михаила был ханом, и не гнушался сам пасти свою отару, распевая на пастбище свои песни.

МАРИНА МАРКОВНА. Песни о любви! Так что, наш Михаил может пасти овец и кобыл, пописывая в степи свои картины.

ТЮТЮКИН. Марина, может вернемся к нашим баранам?!  

МАРИНА МАРКОВНА. Композитор, продолжайте править балом!

САЛИМХАН. Продолжаю. Тимофей, широкая душа, раздавай дальше своих слонов.

ТЮТЮКИН. Перейдем теперь к терапевту Галине и ее мудрому хирургу Аскерхану.

АСКЕРХАН. Галина, сёйлеме!

ГАЛИНА. Молчу, мой мудрец! Молчу сквозь зубы!       

ТЮТЮКИН. Спасибо, Галина. Кстати, у тебя красивые зубы. С такими зубами надо чаще улыбаться, а не кусать мои нервы. Так вот, Галина, тебе на пару с мужем я подарю свою квартиру, которая аккурат над обителью твоей мамы.

МАРИНА МАРКОВНА. И тоже с видом на Кремль. Будете в обнимку созерцать из своего окна парады на Красной площади. Когда-то при стране Советов по ней чеканил шаг твой папа.

ГАЛИНА (обращаясь к портрету Головина). Папа! Папа! (Кашляет). Тебе не кажется?.. (Кашляет). Не кажется, что мама уже готова дать соседу?.. (Кашляет). Дать соседу свое согласие…

МАРИНА МАРКОВНА. Галка, перестань кашлять. Не заражай нас своим минором.      

ГАЛИНА. (Тютюкину). Наша нынешняя квартира с окнами на МГУ! И она нас вполне устраивает! Там аура не аморальная! Она досталась нам…

ТЮТЮКИН. Знаю. Я все знаю, Галина. Эту квартиру в шестьдесят шесть квадратных метров подарил тебе профессор Прохор Пантелеевич. Твой дед по отцовской линии. Понимаю. Память. Но ведь Прохора можно помнить и в квартире с видом на Кремль. Не так ли, Марина?

 МАРИНА МАРКОВНА. Конечно так, Тимоша. Хорошего человека можно помнить, не только живя напротив МГУ.

ТЮТЮКИН. А в вашей квартире напротив МГУ будет поочередно гостить вся ваша половецкая родня. И кто-то из них, глянув невзначай в окно, захочет поступить в этот столичный ВУЗ. И станет он потом известным кумыкским академиком. Думаю, Прохору моя идея понравилась бы.

ГАЛИНА. Дед Прохор меня очень любил!

АСКЕРХАН. И я его очень уважал. Давай послушаем, что предлагает прокурор твоей маме.

ГАЛИНА. Он предлагает моей маме выйти за него замуж! Замуж!

МАРИЯ. Мама, не терзай себя. Бабуля, может сжалишься над дочерью, и скажешь себе: «Стоп, девчонка! Думай! Не дура ли?!».

МАРИНА МАРКОВНА. Ой, моя Мария, иногда так хочется быть дурой. Особенно на пенсии. (Встает). Тютюкин, я иду к тебе. Иду, чтобы спросить тебя смущенно…

Раздается мощный раскат грома.

МИХАИЛ. Бабуля, это знак свыше. Только не знаю с каким знаком.

ГАЛИНА. С минусом. Даже небо возмущается на выкрутасы вдовы Головина.

МАРИНА МАРКОВНА. Аскерхан, успокой ты ее по-кумыкски! Тимоша, ты любишь меня так долго, так искренне, так нежно…

ТЮТЮКИН. Даже более того, Марина.

МАРИНА МАРКОВНА. Почему же тогда не выкрал меня из объятий Вооруженных Сил страны?

ТЮТЮКИН. Это противозаконно, Марина. Я же не абрек какой-то. Любил и терпеливо ждал этого удобного случая. И он настал.

МАРИЯ. А мой Павлуша не стал бы ждать полвека! Мой потомственный помор умыкнул бы меня на санях в свой заснеженный Архангельск!

ГАЛИНА. Жених твоей бабули не помор. Он прокурор. Видите ли, он любил и ждал! Ждал, и приводил все эти годы в свой дом длинноногих гражданских жён! Одну за другой!

ТЮТЮКИН. Галина, я их выбирал не по ногам, а по именам. По именам. В пику твоей маме. Все мои так называемые жёны звались Маринами.

МАРИНА МАРКОВНА. Да, Тимоша. Помню. Ты специально спускался на наш этаж и кричал вслед каждой очередной сожительнице: «Марина! Марина, не забудь купить щучью икру!». Это так по-русски, ребята. Прям до слез по-русски…

САЛИМХАН. Щучья икра для мужчины не только деликатес, но и деликатное укрепляющее снадобье.

МАРИНА МАРКОВНА. Да знаю я, композитор. Я сама эту щучью деликатность покупала своему Головину… (Обращаясь к портрету Головина). Генерал, ты помнишь? Тонкий ломтик бородинского хлеба с щучьей икрой и запотевшая стопка…

ГАЛИНА (встает). Он все помнит, мама. Не то что ты. (Берет со стола бутылку «Шампанского»). Пойду, напьюсь, как патологоанатом Пантелей.

МАРИНА МАРКОВНА. Отставить! Поставь на стол бутылку. И сядь на место. Не нервируй Аскерхана.

АСКЕРХАН (Галине). Не нервируй маму. Дослушай молча доклад прокурора.

МАРИЯ. Да, мама. Потерпи.

МИХАИЛ. Пусть жених озвучит, какой подарок, кроме кольца, он приготовил для бабули.

САЛИМХАН. Тимофей, продолжай раздавать свое добро.

ТЮТЮКИН. Тешекюр эдерим, эфендим…

САЛИМХАН. Это он поблагодарил меня на турецком.

МАРИЯ. Ой, родня! Дайте мне угадать!

САЛИМХАН. Угадывай, внучка.

МАРИЯ. Уверена, он предложит бабуле райскую жизнь в Турции на берегу Средиземного моря!

ТЮТЮКИН. Ты угадала, Мария. Я хочу, хоть и с опозданием, умыкнуть твою бабулю в солнечную Анталию. Там у меня на берегу моря небольшой белый домик с мансардой, и скромная белая яхта с парусом по имени «Марина».

МАРИНА МАРКОВНА. Яхта с моим именем. Я сижу на корме и читаю Хайяма. Тимоша дремлет на носу с уголовным кодексом в руке.  А парусом управляет усатый двухметровый турок по имени Мустафа. Заманчиво, черт возьми!

ГАЛИНА. Мама! Хотя бы не так громко! На стене висит твой муж!

МАРИНА МАРКОВНА. Он и дальше будет там висеть. Тимоша, вещай. Вещай.

ТЮТЮКИН. Да, Марина. Ты все верно обрисовала. Кроме Мустафы. Парусом управлять буду я сам. Умею.

МАРИНА МАРКОВНА. Как скажешь, мой мачо.

ГАЛИНА. Аскерхан, найди на кухне склянку со спиртом. Разбавь, и принеси мне. Полный стакан.

АСКЕРХАН. Марина Марковна, пока вы с женихом рассекаете на яхте ласковые волны, ваша дочь может пойти по стопам нашего патолога анатома Пантелея.

МАРИНА МАРКОВНА. Не пойдет. Она у меня умная. Принеси ей полстакана. Может это смягчит ее ревность дочернюю. И захвати огурчик.

 ГАЛИНА. Я сама пойду. А вы идите все… в Анталию. (Выходит из комнаты).

АСКЕРХАН (встает). Пойду за ней. Буду ее строгим барменом. (Выходит из комнаты).   

МИХАИЛ (встает). Пойду и я. Приготовлю кумыкский кофе по рецепту деда. (Выходит из комнаты).

САЛИМХАН (ему вслед). Не забудь добавить молотого перца! Красного! Пол-ложки! Чайной!

МАРИЯ (встает). Дедуля, я проконтролирую его. (Выходит из комнаты).

ТЮТЮКИН. Кумыкское кофе? Нет в мире такого кофе.

САЛИМХАН. А у меня есть… Марина Марковна, будете плыть дальше на яхте без Ибрагима или очнемся от грёз, и бросим якорь в здешней реалии?

ТЮТЮКИН. Да, здесь у нас осталась не завершенной еще одна процедура.

МАРИНА МАРКОВНА. Помню. Колечко на палец…  Калым, конечно, классный. Но я еще не дала тебе свое согласие.

ТЮТЮКИН. Так дай! Дай свое согласие! Чего тянуть! Часы-то тикают!

МАРИНА МАРКОВНА (берет со стола банан). Тимоша, перестань танцевать павлином на ковре. Не нервничай. Сядь напротив меня. И пристально, не моргая, гляди в мои глаза.

ТЮТЮКИН. Я сяду и открою коробочку с кольцом. (Ищет в карманах кителя коробочку). Куда же она делась? Вроде положил ее в карман кителя. Аккурат у сердца.

МАРИНА МАРКОВНА. Посмотри в штанах!

ТЮТЮКИН (достает коробочку из кармана брюк). Да, оно в штанах. Хочешь взглянуть? (Садится за стол, открывает коробочку).      

МАРИНА МАРКОВНА. Хочу. Оценю твой вкус… Да-а, ты эстет, Тимоша. И сколько же стоит такая прелесть?

САЛИМХАН (кружа вокруг стола). Марина Марковна, не этично задавать такие вопросы? Вы же не какая-нибудь гламурная девица из телевизора.

ТЮТЮКИН. Ничего страшного, Салимхан. Цену кольца я назову ей. Но много лет спустя. В Анталии на смертном одре.

МАРИНА МАРКОВНА. И ты от меня слиняешь на небеса? И я, вдова с двойным стажем, буду вынуждена обратиться к Мустафе с просьбой подсобить мне управиться с парусом белой яхты?.. (Встает). Семья! Ко мне! Парадным шагом!

МОЩНЫЙ РАСКАТ ГРОМА.

В комнату вбегает Мария. За ней все остальные. В руках у всех кофейные чашки.

МАРИЯ. Что за тревога на корабле Головиных?

МИХАИЛ. Бабуля решила дать согласие на брак с одноклассником.

ГАЛИНА. Однозначно, Миша. В ее руке коробочка с колечком.

АСКЕРХАН. Не паникуй, Галина. Колечко в коробочке, а не пальце.

ГАЛИНА. Здесь есть курящие мужчины?! Дайте мне сигарету!

АСКЕРХАН. Зря я налил тебе вторую дозу, милая.

ТЮТЮКИН. Я с детства не курю, Галина. Прости.

САЛИМХАН. А я курю. Но только папиросы.

ГАЛИНА (идет к Салимхану). Сегодня сойдет и папироса. Угостите, Адил… Адил… Адилгерейханович! 

МАРИНА МАРКОВНА. Аскерхан, отведи ее на кухню. Слева в верхнем ящике найдешь сигареты ее отца. И не наливай ей больше.

АСКЕРХАН (Галине). Пошли, покуришь папины сигареты. (Уводит ее).

МАРИНА МАРКОВНА. А мы продолжим. Все за стол.

САЛИМХАН. Марина Марковна, вам последнее слово.

МАРИНА МАРКОВНА. Предпоследнее, пчеловод. Последнее будет позже… Тимоша, судя по твоему царскому калыму, тебе ничего не жаль ради меня. Но тебе надо будет сделать еще кое-что для меня.

ТЮТЮКИН. Не вопрос, Марина. Говори.

МАРИНА МАРКОВНА. Я скажу тебе потом об этом. Сначала мне надо обсудить с семьей наши матримониальные дела. Без тебя, разумеется.

ТЮТЮКИН. Да, конечно. Советуйся. Семья – это святое.  

МАРИНА МАРКОВНА. А ты загляни за моим ответом завтра.

САЛИМХАН. Но только не на рассвете, Тимофей.

ТЮТЮКИН. На рассвете меня уже в Москве не будет. Ночью я вылетаю в Ташкент. Там мой коллега ждет меня. Хочет купить мою квартиру. Вернусь только в день юбилея Марины. И вручу моей будущей хозяйке всю зеленую сумму. Подарок на карманные расходы.

МАРИНА МАРКОВНА. Ой, Тимоша, балуешь ты меня безобразно!

МАРИЯ. Дядя, а откуда у вас по всему глобусу столько квартир?

ТЮТЮКИН (смеется). Мария, эти квартиры на глобусе уже не мои, а ваши. Завтра я позвоню и дам команду моим адвокатам готовить документы на ваши имена. Марина, я зайду за вердиктом через шестьдесят минут.

ТЮТЮКИН (встает). Салимхан, я удаляюсь в свою берлогу, чтобы сбросить мундир и послушать «Лунную сонату». Не провожайте. Сам открою дверь. (Выходит из комнаты).     

КОРОТКАЯ ПАУЗА.

МАРИНА МАРКОВНА. Что-то под ложечкой засосало.

ГАЛИНА (входя). И у меня так же сосало перед родами!

МАРИНА МАРКОВНА. Осторожней дочь, можешь накаркать себе братика… Мария, ступай на кухню. Разогрей еду. Сватовство сватовством, а обед по расписанию…

ЗАТЕМНЕНИЕ.    

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.