Есть у меня подруга. Может, знаете? Ирина Толстикова, поэт. Та, которая «…Не правда ли, ты думал умереть? Чтобы остаться — жарким, тонкокостным…» Хорошая, добрая, но увлекающаяся. Прихожу как-то к ней, а у неё мухи по квартире летают. Одна, две. Ну, думаю, ладно. А потом Толстикова шкаф-то открыла, а там конопля. Нет, всё как надо: лампы дневного света, ящики с поддонами, а кустики вялые, стебли тощие. Кому такая конопля нужна? Захочешь — не продашь. Я ей говорю, чтобы инсектицидом каким-нибудь обработала, потому что это грибной комарик, он просто так не уйдёт, я и перекисью у себя пробовала, и раствором марганцовки, еле вывела. Толстикова нахмурилась, живое, говорит, как можно, я им Бродского читаю.
А в начале лета у неё родители на дачу переехали, она подзаработать решила, мужчин за деньги принимать начала. Я ей сразу сказала: один день — один клиент. А иначе тяжело, отдыхать не успеваешь, выгорание. Но разве она слушает? Прихожу, стоит какой-то на площадке. Вы, говорит, тоже в сто тридцать девятую к Ирэне? Попросили подождать. Я думал, она узкой специализации, а оказывается, что нет. У меня на семнадцать тридцать. А у вас? Я его успокоила, сказала, что я не то, что он подумал, я вышестоящий контролирующий орган. Пишу Толстиковой в вотсап: «Жди, когда уж надоест всем, кто вместе ждёт. А клиент, что у двери, видимо, уйдёт». Думала, не ответит. Нет, написала: «Любой клиент — как свежая могила». Мы ещё с ним постояли, но он вроде ничего, упорный, дождался скорее всего.
Недавно Толстикова меня в гости позвала. Прихожу, комариков конопляных от лица отгоняю, а Толстикова светится вся, графинчик на стол поставила, сейчас, говорит, праздновать будем. Ну, думаю, деньги, наверное, за тексты получила или коноплю свою чахлую, больную вместе с ящиками продала, скорей бы вывезли. Нет. На подоконнике контейнер какой-то, Толстикова в него пальцем тычет и говорит: «Я благодаря им теперь всё поняла». Подхожу ближе, там в воде пиявки копошатся, мне аж плохо стало. А Толстикова отлепила одну от пластиковой стенки, положила себе на запястье и серьезно так: «Понимаешь, вот она — это и есть наш текст». Ну, тут я с ней согласилась, мой-то точно, узнаю руку мастера. А Толстикова продолжает: «Она ведь пока из одного отверстия всю дурную кровь не выпьет — а у поэтов другой нет — не остановится. Но и не отдавать ты ей не можешь, потому что твоя дурная кровь тебе самому тоже не нужна, а так хоть какая-то надежда». Тут я с ней уже спорить приготовилась, есть о чём, но вижу, пиявка присосалась и чуть не чавкает. Я говорю: «Ир, если ты их на продажу, то у тебя пиявок с разработанным ротовым аппаратом не возьмут, потому что всем нетронутые нужны. Они для однократного применения, а потом их травят газом и выбрасывают». Зря я это сказала. Толстикова погрустнела и, чуть не плача, шёпотом: «Это что, они один раз в жизни всего едят?»
Но я почему всё это рассказываю. Толстикова — человек разносторонний, а налоги не платит. Еле уговорила ИП оформить. Пошла регистрировать, звонит, почти рыдает. Что писать в графе «Вид деятельности»? Да я и сама понимаю, что конопля много подозрений вызовет, написали «торговля кондитерским маком». Мужчин на репетиторство заменили. А пиявки сами собой отвалились, потому что расставаться с ними Толстикова теперь не хочет. Ни за деньги, ни за идею. Декларацию мы тоже вместе заполняли, так что ждите, скоро придёт.
