Максим приехал в Киев учиться.
Из Одессы.
Папа юрист и мама потомственная домохозяйка с педаГАГическим образованием и «знанием иностранных языков» (тех, что на Молдаванке в ходу, скорее всего) отправили своего самого младшенького в столицу.
Отправили против своей воли.
Юриспруденция Макса не интересовала.
Языки тоже.
Хотелось быстрых денег.
Но и образования хоть какого тоже хотелось.
Выбрал торгово-экономический.
Родители схватились за голову.
Мать еще и за сердце.
Отец тут же за телефон.
Врача матери.
Шоб раньше времени в моГилу не слЯгла с таким сыном.
А сын пожал плечами.
Удивился такой нерезистентности родителей к выбору детей.
Доктор, приехавший, «засвидетельствовать мамину кончину», рекомендовал покой и больше положительных эмоций.
Мать слегла.
Где ж взять покой с таким дитём?
Регулярно пила капли.
Бабушка заключила, шо младшенький вышел таким тупеньким, бо мало морепродуктов кушал.
А она говорила, шо рыба раз в неделю – таки мало.
Фосфору пацик не дополучил.
Все беды из детства.
Подняла многозначительно указательный палец вверх.
Потом смачно плюнула.
Старшие два брата удивительным образом были на стороне Максима.
Не поняли повода, по которому родители так громко выходят из себя.
Двое уже в юридической конторе сидят.
Деньги в семье будут.
А этот пусть продуктовый паёк приносит.
Никогда не знаешь, как политика повернётся.
Хоть голодным не будет.
На том и сошлись.
Собрали Максима в Киев.
Позвонили тёте Басе (а для Киева – Зине).
Та, конечно, исключительно из родственных чувств возмутилась.
Для порядка.
Не дадут бабе старой спокойно умереть.
Он же девок водить будет.
Они беременеть.
Зачем ей эти нервы.
Не будет. Он не такой.
Шо он гЭй?
Тем более не надо.
Они все наркоманы.
Вы поэтому его в Киев сплавляете?
Но после полуторачасового разговора с мамой, бабушкой и снова с мамой согласилась.
Хай едет мальчик!
И пообещала отдать Максиму комнату покойного дяди Сёмы.
За определенную плату.
Символическую.
По-родственному, конЭчно.
Ну и, шоб этот шлемазл раз в неделю ей продукты покупал.
За его деньги.
И лекарства.
Если надо будет.
Она уже не та.
Но те так, шоб совсем, но всё же.
На том и сговорились.
Папа выдал денег на квартиру.
На полгода вперед.
На продукты Басе.
На жизнь Максиму.
Шоб мальчик не чувствовал себя ущемленным.
Всей семьей проводили на вокзал.
Посадили в СВ.
Спасибо, дядя Миша хоть и на пенсии, а из ж/д касс не ушёл.
В Киеве встретил сын тёти Симы.
Той, что с мамой на педаГога училась.
Та еще шалава.
Сразу после первого курса замуж вышла и в столицу переехала.
Ну да ладно, лишь бы мальчик под присмотром был.
И шоб вы-таки понимали, под присмотром он не был.
***
Учился ли Максим хоть иногда в своем институте, я не знаю.
Числился – да.
Бывал ли на сессиях – вряд ли.
Видимо, прочитанный на ночь «Фауст» сделал свое дело.
«Скучна теория везде,
А древо жизни зеленеет».
Опираясь на эти слова, он активно занимался озеленением жизни.
Зелень была доллоровая.
Максим подался на самый большой торговый развал города – рынок «Троещина».
Почти Одесса.
Почти Молдаванка.
Блеск и нищета.
Доходное место.
Если повезет.
Везет рэкетирам.
В 90-ых им везет.
Если землю правильно поделят.
Отдельным торгашам тоже везет.
Максим в их числе.
Он покрывает джинсовое направление рынка.
У самого три точки.
И еще на десять делает поставки.
Джинсовый король.
Трудно быть жидом и королем одновременно.
Приходится крутиться.
Договариваться.
Одним платить, чтоб других отгоняли.
За помощь и защиту с каждой точки по 100 долларов в день.
А братки проходят иногда по несколько раз за день.
Шо поделаешь?
Начнешь выступать – просто «пришИют».
И усё, привет Одессе-маме.
Поедешь в СВ, но уже в шИкарном гробЕ.
Если, конечно, красиво пришьют и тело найти можно будет.
Пока же бизнес идет.
Можно не волноваться.
Надо о душе думать.
Именно в этот день, когда Максиму хотелось сильно думать о душе, я появилась на его точке.
О душе в тот момент не думала.
Нужен был джинсовый сарафан и пара джинсовых брюк.
Тех самых, «фирменных», из Турции.
Которые в наш Киев через их Одессу.
Сарафан оказался велик.
Не беда.
Принесем с другой точки.
Другой размер.
Принесли.
Приложили.
Чего его мерять-то?
На упаковке другой размер стоит, а красивым девушкам настоящие продавцы фуфло не впаривают.
А некрасивым?
Таких не бывает!
Ну ладно.
Покупаю.
Дома, правда, оказалось, что таки впаривают.
Размер был другой только на упаковке.
А шо вы хотите за пять франков.
Вернее, долларов.
Ну да ладно, на вырост будет.
Сестре.
Хорошо, хоть джинсы подошли.
И шоб вы-таки понимали, сарафан удалось поносить.
***
Через пару месяцев джинсы нужны были мне.
Пропетляв лабиринтами палаток, я вышла к палатке с вменяемым ассортиментом.
К палатке Максима.
Его я не узнала.
А на то, что дважды попаду к одному и тому же продавцу на этом рынке, даже не рассчитывала.
Максим же узнал меня.
Помнил, что я купила два месяца назад.
Спросил, как сарафан.
На вырост будет сарафан.
А джинсы мне нужны на сейчас.
И определенные.
Если есть такие и размер есть, беру.
Нет, пойду искать дальше.
Зачем искать?
Он сам найдет.
Сам же всем всё привозит.
Каждую партию в лицо знает.
Ну кроме тех, что индусы возят.
Но их единицы.
Джинсы выбрал.
Подошли.
Цену сделал с учетом неудобств с сарафаном.
Бесплатно!
Не смешите мне брови своим «бесплатно».
За джинсы заплачу.
Тогда пойдем обедать.
Я не голодна, угомоните свои гормоны, Миша.
Тогда чаю попьем.
Чай же ни к чему не обязывает?
Вот как раз и Маня со своими передвижными «чай-кохва».
Не стесняйтесь, у нее стаканчики одноразовые и кипяток, шо нада.
Пьем чай и мне пора.
Вот она маленькая победа.
На чай уже согласилась.
Теперь проводить.
Выход то уж я найду.
Зачем ломаться, если знающие люди могут показать быстрый и надежный выход.
Оказалось ли это быстро.
Вряд ли.
Но достаточно времени, чтоб дойти до темы «оставь свой телефон».
Отказываюсь.
Хочешь, сам свой оставляй.
Надумаю, позвоню.
Оставил.
Просил не пугаться, если женский голос на том проводе будет.
Тётя Зина это.
Родственница.
И шоб вы-таки понимали, я таки позвонила.
***
Да позвонила через пару недель.
Трубку взяла тетя Зина.
Хто?
Ааа, наслышана!
Если б Газеты о Вас еще писали, то и начитанная была.
Нет его.
И не говорил, когда будет.
Слушайте, а оно вам вообще наше счастье еврейское надо?
И правда, надо оно мне.
Уже и трубку класть собралась.
И кому это тётя жалеет счастья их родного – еврейского?
Голос Макса на заднем плане.
Потасовка.
Борьба за трубку с контрольными репликами от тети Зины.
Вдруг это шалава какая, надо проверить.
А то подхватит чего мальчик.
Разве родители для того такого красавца растили.
Пойдет капли пить.
Знала же, шо так будет.
А я что, я не что.
А кто.
Не шалава.
Не охотница за их еврейским счастьем.
Свое бы знать, куда девать.
Не вовремя я, извини, давай в другой раз.
Или вообще ну его.
Какое «ну» — не лошади!
Как раз свободен, готов исправить впечатление – идем гулять.
Здесь и сейчас.
Кафе, кино?
Не резво ль взял?
Так уже две недели последней встречи потеряно.
Куда ж тянуть- порвется.
И шоб вы-таки понимали, мы пошли.
Но на свежий воздух и в места большого скопления народа.
***
После нескольких раз посещения мест с высокой концентрацией людей, мы стали искать более уединенные уголки.
Так дело дошло до того, что меня таки уже требовалось вести к тете Зине.
Куда девать эту самую тетю на время моего присутствия было не ясно.
Решили сделать прилично.
Я пришла в гости – знакомиться.
Принесла к чаю торт, «от которого явно будет диабЭээт и большой зад».
Зад, скорее всего мой.
У тети Зины он и так был уже внушительный.
Из угощений местного производства:
— «коклеты», которые всю душу из тети Зины вынули, пока она их жарила;
— «пурЭ», будь оно неладно;
— «закрутки с фазЭнды» — не посмотрела, с какого года, если, шо мы еще молодые – орГанизЬм справится. А ей и так нельзя – поджелудочная.
— вино «дАрАГое» — этот поц совсем денег не считает;
— колбаса с маГазина, а мог бы на рынке с рук взять – всё дешевле б было;
— сыр – окрутила девка нашего МАксика.
— что-то съедобное и вызывающее больше доверия, чем «коклеты и пурэ».
Сели есть.
Вино?
Нет, спасибо, сок.
Перебираю, а доктора для укрепления сосудов советуют.
Поэтому тётя Зина пьет два бокала.
Второй за меня, щоб продукт не пропадал.
Коклет или фигуру берегу?
Я колбаски.
Надёжней, кажется.
Но не тете Зине.
Первый раз в доме и уже такие капризы.
Максим вообще не ест.
У него гормоны.
Мысли о другом.
«Прилично», по его мнению, затягивается.
Хотелось бы перейти уже к тору.
Попрощаться со мной и через пару минут вернуться со вторым визитом.
Уже не таким формальным.
Когда там у тёти Зины сериал?
Не пропустит?
И шоб вы-таки понимали, тётя Зина ничего не пропустила.
А нас выставила дышать свежим воздухом, бо обещала матери МАксика, що присмотрит за ним как за своим.
***
Наевшись присмотра тёти Зины, которая безвылазно охраняла подступы к квартире, Максим неблагодарно съехал от нее.
Не сразу.
Вначале у мамы в Одессе случился приступ.
Она знала, шо так будет.
Потом тётя Зина вызвала ночью «скорую».
Было плохое предчувствие или она солений не из той банки съела.
Спустя еще пару дней приехал отец из Одессы.
Сказал всем ша, или он им тоже прямо тут в гроб ляжет.
Серьёзно, как он умеет, поговорил сыном.
И через неделю сын таки съехал в новую двухкомнатную квартиру.
С условием, что во второй комнате будет жить сын племянницы бабушкиной подруги.
Гоша.
И кто-то за кем-то будет присматривать и помогать по учебе.
Тете Зине оставили денег за комнату еще на полгода вперед.
И раз в две недели Максим должен был завозить продукты.
У нее же ноги и сЭрдцЭ.
А этим ничего не стоит и так целыми днями болтаются без дела.
О том, что Максим «болтается» на рынке, тёте Зине не докладывали.
Да и маме тоже.
Шо б не дай Бог, как говорится.
На новом месте дела у Максима пошли еще лучше.
Не надо было шифроваться от тёти.
В квартиру можно было завести товар и не снимать склад.
Что тоже только на руку.
Меньше рисков, что склад вскроют и партия разойдется по бандитам.
Гоша – мальчик, который приехал учиться, был тут же втянут в дело на правах «шестерки».
О нем в институте слышали лишь в период сессий, когда он заносил в деканат всем «заказы» на джинсу и «что-нибудь к столу».
Пухлые конверты тоже шли в рубрике «к столу».
Максим не скупился на Гошу.
Но и требовал с него, как с раба.
А Гоше, шо – нишо!
Ему опыт нужен.
И шоб вы-таки понимали, опыт Гошу не заставил долго ждать.
***
После переезда Максим почувствовал себя маленьким царьком.
Отдельная квартира.
Отсутствие нравоучений тети Зины.
Полная свобода и бесконтрольность.
Пацан на побегушках.
Теперь еженедельно он играл в карты с рыночными должниками.
Те надеялись отыграть свои долги по «бизнесу» — за очередную партию джинсов.
Максим просто расслаблялся и обычно выигрывал, повышая чужой долг еще в несколько раз.
Гоша терся среди «взрослых».
Просто наблюдал.
Крайне редко подсаживался играть «на интерес».
Не на что было.
Максим кормил и одевал его.
Платил за экзамены.
Устраивал развлечения.
Приводил ему девочек.
Но денег в руки не давал.
Щоб голову мальчику не снесло.
И Гоше не сносило.
Хотелось доказать, шо он не лузер и тоже скоро бизнес вести начнет.
А пока.
А пока на посылках.
Вначале по мелочам.
Потом Максим стал доверять ему все больше и больше.
Иногда давал вести одну из точек.
Сам отдыхал или ехал за товаром.
Гоша же ехал на рынок и ходил важным индюком.
Почти родственником местного царька.
Приезжал довольный после трудового дня домой.
Делился сплетнями.
А однажды даже был отправлен Максимом собрать деньги с должников.
Настоящий гешефт!
Готовился все утро.
Вылил на себя пол флакона духов.
Надел новую рубашку.
Нагладил до неприличия брюки.
Собрался, как на свидание.
На встречу века.
Через три часа Гоша вернулся.
В дверь позвонил сосед и попросил «убрать его из лифта, а то ехать соседям нельзя».
Гошка лежал в лифте.
Ноги его торчали наружу и двери, закрываясь, хлопали по ним.
Снова открывались.
Нажрался, шломиэль!
Не пацан, а тридцать три несчастья!
Максим заскочил в лифт и схватил пацана за плечи.
Тот лежал лицом вниз.
Похрюкивая.
Побулькивая.
Развернув, Гошку к себе, Максим собрался дать ему оплеуху.
На месте лица было кровавое месиво.
За воротник новой рубашки затекала струйка крови.
Костяшки на пальцах были стерты.
Из них тоже сочилась кровь.
Брюки были измазаны в грязи.
Два дня спустя Гоша смог говорить.
Денег не собрал.
Должники попросили отсрочку.
А на обратном пути сел в попутку.
Он так думал.
А в попутке думали, что Макса взяли.
Денег не нашли.
Решили припугнуть.
Увлеклись.
И надо что-то делать.
И шоб вы-таки понимали, в тот день я уехала от Макса со спортивной сумкой полной налички.
Мы все залегли на дно и около месяца не встречались и не созванивались.
***
Через месяц Макс решил ехать в Канаду.
Я по частям принесла ему деньги назад.
Условились, что я на время его отсутствия на рынок ни ногой.
А он будет звонить.
И звонил.
Паранойя накрыла его.
Начался телефонный террор.
Где я?
Шо я?
Спустя полгода, вернулся.
Решил скинуть деньги.
Купить квартиру.
На меня.
Мне не надо.
Я домой хочу.
Надо.
Одной рукой потянул мою руку на себя.
Достал из кармана коробочку.
Вынул кольцо и надел мне.
Я не хочу.
Мне рано.
Ладно.
Он подождет.
Только недолго.
Текать надо.
Мне не надо.
А он родителям уже о свадьбе сообщил.
Мама платье уже выбирает.
Мне.
Папа больницу для родов.
В Америке.
Для родов?
В Америке?
Беременность жены – всегда серьезно!
Особенно в наше время.
Да, и шо тянуть.
Быстро распишемся и поедем.
Там, шоб сразу рожать!
Усё, канеШнА будет в лучшем виде.
И кортеж.
И гостей близких позовем.
Человек триста.
И голубей запустим.
И фейерверк.
И артисты.
А потом ехать надо.
В свадебное путешествие.
Так всем скажем.
А сами уже и не вернемся.
Я подумаю.
Уезжаю домой.
Думать.
Но не думается.
Сессия.
Об этом бы думать.
Ночью мне снился сон.
Я в свадебном платье.
Чистый зефир.
Почти принцесса Диана.
Сижу в центре зала.
Привязанная к стулу.
Свекровь насильно поит меня вином.
Стаканы бьются у моих ног.
Как снаряды.
Вокруг танцуют гости.
Калейдоскоп из флагов и костюмов.
Рвутся хлопушки.
Конфетти засыпает мне лицо.
Смех.
Крики.
Радостные возгласы.
Разбитое лицо Гошки.
Беззубая улыбка.
Затекшие глаза-щелочки.
Тетя Зина.
Она же говорила, шо Максим будет баб водить.
Свадьба по залету, как пить дать!
Следом проносится дядя Миша.
Никакой он не гЭй.
Хава нагила!
Снова смех.
Музыка.
Похоронный марш.
Я просыпаюсь.
Вся в поту.
Снимаю кольцо с пальца.
Надо вернуть.
И шоб вы-таки понимали, кольцо я вернула.
Но Максим его не взял.
Оставил на память.
Иллюстраци Владимир Любаров, серия «Еврейское счастье»
