1.
На асфальтовой дорожке дрожал голубь. Вокруг него с деловитым видом расхаживала ворона. Она покосилась на меня одним глазом и продолжила выклевывать из спины голубя куски мяса, пачкая клюв в красном. Я затянулся сигаретой и прошел мимо.
Человек, которого называли Обелиском, лежал на ступенях небольшого офисного здания, раскинув руки. Его мертвые глаза уставились в небо, рубашка была расстегнута, а грудь залита кровью. Я выбросил окурок на землю и подошел ближе, кутаясь в плащ от прохладного весеннего ветра и стараясь поменьше дрожать. Ко мне тут же бросились двое полицейских, загородив Обелиска и угрожающе выставив нижние челюсти.
— Прошу прощения, — сказал один. — Это место преступления.
Я молча пожал плечами и шагнул назад и в сторону. Полицейские втянули челюсти обратно и повернулись к телу, дав мне возможность все рассмотреть.
Обелиск был очень крупным мужчиной. Он напоминал мифического голема — словно неумеха-мастер слепил его из глины и кое-как обработал, придавая телу человеческое обличье. Большой, сильный и смертельно опасный. Свое Имя Обелиск получил, когда ушел из полиции к Гиганту, мол, он убил столько врагов, что над ними впору было ставить обелиск. Я знал его в прошлой жизни под иным именем. В той жизни, где мы оба работали в полиции и были напарниками.
Даже сейчас Обелиск выглядел куда лучше меня. Гладко выбрит, мышцы бугрятся под дорогим костюмом, хорошая стрижка. Если бы не след от удара чем-то острым (Большой нож? Мачете? Меч?) на горле, если бы не остекленевший взгляд, можно было сказать, что он прилег отдохнуть, скоро проснется и пошлет к дьяволу всех копов, собравшихся вокруг.
Мне позвонил инспектор Престон два часа назад. Я помнил Престона с тех пор, когда он был простым патрульным. Не слишком удачная карьера — за десять лет он не получил ни Имени, ни мало-мальски престижной должности. Обычный инспектор в обычном отделе по расследованию убийств.
— Аспид? — он тяжело дышал в трубку. — Аспид, вы здесь?
— Да, — прохрипел я, отталкивая от себя ночные кошмары. — Да, я здесь.
— Обелиск мертв.
— Кто это?
— Это Престон. Инспектор Престон, полиция Теополиса, отдел по расследованию убийств.
— Престон… Престон, я помню вас.
— Хорошо, — он явно обрадовался. — Аспид, приезжайте, это в районе Машинного моста.
Он продиктовал мне адрес. Я попытался его запомнить. Проговаривал в уме, пока мылся под струйкой ржавой воды, чистил зубы и курил сигарету за сигаретой. Обелиск мертв, думал я тогда. А я, я сам, жив?
Я закурил сигарету и отошел обратно к вороне, которой все-таки удалось добить голубя. Во всяком случае, он больше не дрожал. Рядом прыгала еще парочка черных птиц, жаждая присоединиться к пиршеству. Я сглотнул, вспомнив о том, что не ел с позавчера, и представил, как сам вгрызаюсь в несчастную птицу. В желудке замутило, и я отвернулся. Как раз вовремя, чтобы разглядеть Престона — он склонился над Обелиском и что-то писал в маленький блокнотик.
— Престон! — крикнул я, шагая к нему. — Инспектор Престон!
Он завертел головой, увидел меня, скривился и вышел навстречу.
— Аспид? — спросил он, не спеша протягивать руку для рукопожатия. Я кивнул. Он кивнул в ответ, так и не протянув руку.
— Вы хотели мне что-то сказать или о чем-то спросить? — поинтересовался я.
— Да, да. Пойдемте ближе, — Престон взмахом руки остановил копов, которые уже кинулись мне наперерез, и мы подошли к телу.
— Как его убили? — спросил я.
— Как видите, ему разрубили горло.
— Вижу. Чем именно?
— Мы пока не знаем. Эксперты говорят, что лезвие было очень острым. Возможно, что-то вроде меча. Хорошего меча.
В этот момент я кое-что заметил. На груди Обелиска, залитой кровью, запекшейся на волосах. Что-то неприродное, противоестественное. Я наклонился, чтобы рассмотреть это, и тут же отшатнулся, моля, чтобы Престон воспринял это, как минутную слабость.
Похоже, так оно и было, потому что он меня ни о чем не спросил. Я прикинул: спустя несколько часов медэксперты омоют тело и сами увидят это. Но пройдет несколько дней, прежде чем они смогут понять, что это означает.
— Аспид, где вы были сегодня утром?
— Я… Я спал…
— Кто-то может это подтвердить?
— Со мной никого не было, но… — я задумался. — Я живу в гостинице, там только один выход, думаю, портье знает, когда я вернулся.
— Мы допросим его.
— Хорошо… Я этого не делал, — прозвучало жалко.
— Мы все выясним.
— Надеюсь, что так. Я… могу идти?
— Погодите, — во двор заехал микроавтобус экспертов. — Мне уже здесь делать нечего. Давайте я угощу вас завтраком.
— Спасибо, Престон, — моя благодарность была поистине искренней.
2.
Когда мы подошли к вагончику с уличной едой, откуда призывно пахло мясом, жиром и специями, Престон наконец решился.
— Аспид, что с вами произошло?
Я оглядел себя. Потертый плащ, лоснящиеся на коленях брюки, обветшалые ботинки. Добавьте к этому многодневную щетину, синяки под глазами, обломанные ногти. Я, как мог, старался поддерживать себя в порядке, но… Мне, обладателю Имени, сложно было винить во всем судьбу. Я и не винил. Просто в какой-то момент я потерял вкус к жизни и влачил откровенно жалкое существование, перебиваясь случайными подработками.
— Ничего, — мрачно буркнул я. — Просто не успел отойти, когда жизнь неслась на асфальтоукладчике.
Престон купил нам по лепешке с мясом и по стаканчику кофе. Я съел свою лепешку так быстро, что он купил мне еще одну.
— Я помню вас, помню вашу работу. Ведь тогда, в то время, вы носили Имя, а Обелиск был…
— Обелиск был хорошим парнем, инспектор. Из тех, кого принято называть опорой Теополиса. Просто в какой-то момент он тоже сорвался. Как и я. Просто мы выбрали разные пути. Он решил поставить на Гиганта — и выиграл. Я решил не вмешиваться — и проиграл.
— Зато теперь роли переменились.
— Посмотрите на меня, — я выдавил горький смешок. — Неужели так выглядят победители? Я, скорее, остался на обочине.
Престон странно посмотрел на меня. Странно и немного озлобленно. Я его не винил, понимая, о чем он думает. Он думает о том, что, заработав Имя, так просто бы не сдался. Он думает о возможной карьере. О будущем, на которое я откровенно наплевал. Я же думал о божественно прекрасном вкусе дрянного кофе и следующей сигарете.
И, совсем немного, о рисунке, который увидел на груди Обелиска. Роза. Роза, нарисованная острием меча, перерубившего горло моему бывшему напарнику. Парочка тонких штрихов, складывающихся в цветок. То, чего ни в коем случае нельзя недооценивать в этом чертовом городе. Символ. И я знал, кому он принадлежит.
Распрощавшись с Престоном, я нашел ближайший уличный автомат и позвонил по номеру, который не набирал около десяти лет.
— Это Аспид, — сказал я, когда там сняли трубку. — Я могу приехать?
— Вполне, — ответил мне густой, сочный, властный бас. — Я могу прислать за тобой машину.
— Не беспокойся. Сам доберусь, — я положил трубку.
Раньше Гигант не был настолько отзывчивым, особенно, к моим просьбам, размышлял я, забившись в угол вагона метро, направляющегося в Пантеон. Значит, ему уже доложили о смерти Обелиска. Идиот, обругал я себя тут же, конечно ему доложили. Ведь в этом городе Гиганту принадлежит все. Включая копов. Он — самая большая шишка, он руководит Пантеоном, он настолько возвысился над всеми конкурентами, что смотрит на них, подобно человеку, смотрящему на муравьев. А я для него — и того меньше. Жалкий неудачник, просирающий свою жизнь и свое Имя, прозябающий в дешевом, заполненном клопами, отеле. И, все же, он ждет меня.
Возможно, Гигант думает, как и Престон, что я к этому причастен. Не убийца, нет, но знаю того, кто это сделал. Что ж, его ждет разочарование. Я знаю, ради кого это сделали. Но не знаю, кто.
3.
В Храм Гиганта меня поначалу тоже не хотели пускать. Охранники были удивительно похожи на копов с места убийства Обелиска — крупные, в форме, с квадратными челюстями. Разве что более сытые и довольные. И более озлобленные — один из них толкнул меня в грудь. Я упал на плитку, растерянно мотая головой. На мгновение захлестнула ярость — я, Аспид, обладатель Имени, который может сражаться с десятком таких квадратных блюстителей, валяюсь перед ними, выставляя напоказ грязную рубашку, пока вокруг бродят богато одетые граждане Пантеона! Но гнев ушел сразу же.
Я поднялся и, насколько мог вежливо, попросил связаться с окружением Гиганта. Охранники пожали плечами, один из них буркнул что-то в рацию, получил ответ, и жестом указал на дверь.
— Проходи. Не вздумай чего-нибудь выкинуть.
Я улыбнулся, всем своим видом демонстрируя дружелюбие. Раньше я мог бы обезвредить их за несколько секунд. Но сейчас… Сейчас я был тем, кем казался. Бродягой. Крысой, которую все гонят из комнат дома и которой приходится довольствоваться жизнью в стенах и в подполье, в страхе ожидая прихода дератизатора.
Храм Гиганта поражал. Он давил изнутри огромными сводами, заставляя чувствовать себя ничтожным, мелким, пасть ниц, признавая власть его хозяина, признавая его Имя и его Власть. Мне от этой мешанины бетона, стекла, стали и золота захотелось забиться в свою комнату в гостинице и напиться до беспамятства.
По центру огромного круглого зала находился уходящий вверх сияющий стеклянный столб, внутри которого, как я помнил, курсировал лифт, уносящий избранных вверх, к офисам окружения Гиганта и кабинету самого хозяина. За прошедшие десять лет Храм нисколечко не изменился, несмотря на значительное возвышение Гиганта. Просто неожиданно стал главным зданием Пантеона, возле которого полагалось проходить с крайне почтительным видом. В то время, как другие Храмы, которые я видел издали, выглядели слегка заброшенными. А те, чьих хозяев Гигант сожрал на пути к власти, и вовсе разваливались на части.
Возле лифта меня встретил худощавый загорелый мужчина с резкими чертами лица.
— Аспид, — сказал он. — Меня зовут Чародей.
— Ты отведешь меня к Гиганту?
— Да.
— Хорошо.
Я кое-что слышал о Чародее. Говорили, что когда-то он был иллюзионистом, фокусником, создателем спецэффектов. Но затем стал весьма искусным наемным убийцей, не пренебрегающим уроками прошлого. Я не знаю, когда ему дали Имя, но, судя по его подвигам, это было вполне оправдано.
Мы вошли в лифт. Чародей презрительно косился на меня, но к такому отношению я уже привык. Я — пария Теополиса. Меня презирают даже те, кто боится по старой памяти, а этот парень был из новой гвардии, и вряд ли помнил, чем прославился Аспид. Что меня вполне устраивало. Я хотел войти к Гиганту, задать ему пару вопросов и вернуться к своей жизни.
Лифт довез нас на верхний этаж. Чародей провел меня по длинному коридору, утыканному камерами и автоматическими турелями, и оставил перед массивной дверью. Я постучал. Дверь вздрогнула и отодвинулась в сторону. За ней, в большом зале-кабинете с полукруглым окном во всю стену, за массивным столом восседал Гигант.
— Привет, Гигант, — сказал я.
— Мог бы высказать больше почтения, — пророкотал он. — Впрочем, Аспид, я помню, что тебе это не свойственно. Не стой в дверях, проходи, садись. Я попрошу принести обед.
Несмотря на лепешки, которыми меня угощал Престон, от обеда я не отказался. Кто знает, когда в следующий раз удастся нормально поесть.
Пока несли еду, Гигант молча буравил меня взглядом. Он стал еще больше, еще толще, еще чернее. Прежними остались лишь глаза, холодные и серые, и тонкая нитка усиков. На Гиганте был элегантный костюм-тройка в вертикальную полоску с зеленоватым отливом и рубашка мягко-розового цвета. Он вертел в пальцах, усеянных кольцами, толстую сигару, и тяжело дышал.
— Ты очень плохо выглядишь, Аспид, — наконец сказал он.
— Не могу сказать того же о тебе. Ты выглядишь… как Гигант.
— Спасибо. Приму это, как комплимент.
— Ты так быстро согласился меня принять.
— Ты набрал правильный номер. Его мало кто знает, Аспид. Ты, Обелиск. Лада.
— Как она?
— Хорошо. На самом деле, очень хорошо. Завтра возвращается в Теополис с островов.
— Хорошо. Обелиск мертв.
— Знаю.
— И кто, как ты думаешь, его убил?
— Если это не ты, тогда не знаю.
— Ты всерьез думаешь, что я мог бы убить Обелиска?
Гигант пожал плечами. Получилось очень внушительно. Затем снова умолк. Зажег сигару, подвинул ко мне коробку.
— Попробуй. Они неплохи. Не лучшие, но неплохи.
Я взял одну. Понюхал, ощущая запах табака, а не той дряни, что курил сам. Отрубил кончик и поджег.
— Ты не ответил, — сказал я.
Гигант вздохнул.
— Я не исключаю такой возможности. Вы крепко поссорились.
— Десять лет назад.
— Хороший срок для мести.
— Ладно, — я потер переносицу указательным пальцем. — Допустим, это я. Зачем я к тебе пришел?
— Ты слегка не в себе, Аспид. Я не могу думать, как ты. Может, сознаться. Может, отвести от себя подозрения. Зачем ты ко мне пришел?
Я взглянул на часы.
— Примерно через час тебе позвонят копы и скажут, что смыли кровь с груди Обелиска и обнаружили там рисунок, сделанный тем же мечом, которым ему разрубили горло.
— Я весь во внимании.
— Мне могло показаться, Гигант, но там нарисована роза. Несколько штрихов, складывающиеся в цветок.
— Тебе показалось, — я почувствовал, как он напрягся.
— Ты готов поставить на это? Разрешить, чтобы это опубликовали в газетах? Показали по телевидению?
— Чего ты хочешь, Аспид?
— Обелиска убили из-за нее, Гигант. Из-за Лады. Посвятили это убийство ей. Это… мне кажется, это жертва Ладе.
— А знаешь, что я думаю, Аспид? Я думаю, что ты все это выдумал, потому что тебе надоело сидеть в дерьме.
— Я могу подождать этого звонка вместе с тобой.
— Хорошо. Если ты прав, тогда возникает другая версия. Об этом символе знали не так много людей. Двое из них, — тут Гигант запнулся. Я изумился — не так много вещей способно заставить его что-то чувствовать. — Двое из них мертвы. Еще есть я. И ты.
— И все, кто знал их в детстве, Гигант. Ты снова пытаешься обвинить меня. Скажи, не ты ли натолкнул на эту мысль полицию?
— Нет. Мы додумались до этого одновременно. Значит, можем быть правы. Одновременно.
— Гигант, в таком случае ты сидишь в одном кабинете с убийцей Обелиска, у которого к тебе тоже есть парочка претензий.
Он ухмыльнулся, показывая крепкие белые зубы, контрастирующие с чернотой кожи.
— Ты быстр, Аспид. Но не быстрее современных систем безопасности. В моем кабинете слишком много сюрпризов.
Я тяжело вздохнул. Похоже, мысль о моей вине слишком сильно въелась в его большую глупую башку. Быть может, я совершил крупнейшую ошибку, когда пришел сюда. Быть может, меня даже убьют. Впрочем, не приди я сюда, Гигант пришел бы за мной. Что тоже не сулило ничего хорошего. Я вдруг поймал себя на мысли, что не страшусь смерти.
— Ладно, — сдался я. — Я в любом случае в твоей власти, Гигант. Если ты хочешь меня убить, на здоровье.
— Очаровательно. В таком случае, давай поначалу поедим. Не люблю убивать людей на пустой желудок.
На обед был грибной крем-суп, перепела и восхитительный салат с маленькими помидорчиками. Во время еды мы не разговаривали. После, впрочем, тоже. Я ни на мгновение не сомневался, что последние слова Гиганта были правдой, поэтому совсем не удивился, что вслед за стюардом в кабинет вошел Чародей и пятеро громил.
— Ничего личного, Аспид. Я должен обезопасить и себя, и ее.
Я лишь кивнул, после чего получил удар по голове и провалился в глубокую пропасть, успев подумать лишь, что это отличное завершение моей пропащей жизни.
4.
Странно, но голова практически не болела. Мало того, я очнулся почти мгновенно, как будто вынырнул из глубины. Под задницей было мягкое сидение машины, руки в наручниках на коленях, а, чуть-чуть приоткрыв глаза, я обнаружил, что нахожусь на заднем сидении, в окружении двух громил. Чародей сидел на переднем сидении, еще один амбал вел машину. Судя по всему, недешевую. Чувствуя себя польщенным, я вдруг раздумал умирать. Не потому, что видел какой-то смысл в своей жизни, нет. Просто захотелось дать Гиганту, вершащему судьбы людей, как ему заблагорассудится, хорошенького пинка по его жирной заднице.
Я призвал Имя и сосредоточился на людях вокруг меня. Из-за долгого отсутствия практики было сложно сосредоточиться, но я нашел в их подсознании нужные ниточки — недостаток денег, большое социальное неравенство, ненависть к носителям Имен, зависть, страх. Скомбинировав это все, я создал в головах тех, кто сидел рядом, мысль и активировал ее, подавляя их слабую волю.
Громилы достали пистолеты и разнесли Чародею голову. Водитель резко нажал на тормоза, машину занесло, она замерла на пыльной пустынной дороге, и я смог оглядеться. Мы находились рядом с городской свалкой, где-то вдалеке работали бульдозеры, копошились люди, но слишком далеко, чтобы что-то заметить.
Продолжая держать громил под контролем, я заставил их вытащить тело Чародея из машины, вышел сам. Снял с себя одежду, дрожа на холодном ветру, снял одежду с мертвеца и надел ее, а его облачил в мои лохмотья. Когда мы сбросили тело в канаву, я заставил охранников уснуть на заднем сидении, сам сел за руль и направился обратно в Теополис.
Какого-то особого плана у меня не было. Я просто хотел рассказать Гиганту о том, что убийство Обелиска связано с Ладой. С той старой, полузабытой историей. Это была своего рода дань памяти моему напарнику. Долг чести или что-то вроде этого — я никогда не был силен в подобных формулировках. Но Гигант посчитал, что плохих гонцов убивают. Что я могу быть повинен в этом. Что я могу угрожать ему и, что самое смешное, ей. Он решил убить меня, как какую-то пешку. Как нищего, как неудачника. Когда ко мне так относились другие, я мог их простить. Но Гигант… когда-то он знал меня. Знал и уважал. Теперь же записал на один уровень с пешками вроде Чародея, с недоразвитыми носителями Имен, которые им давали лишь потому, что в последнее время люди с даром рождались все реже.
Когда я въехал в тень городских зданий, понял, что должен поговорить с Ладой. Завтра она возвращается в Теополис. Возвращается с островов, значит, аэропорт. Конечно, к завтрашнему дню меня будут искать и люди Гиганта, и носители Имен, и полиция. Что ж, у них будут все шансы это сделать.
5.
Пришлось пожертвовать машиной и охранниками Гиганта — я заставил их врезаться в витрину оружейного магазина и в суматохе взял там все, что могло бы понадобиться. Сделал несколько небольших взрывных устройств, простейших, с дешевыми часами в роли таймера, разместил их в нужных местах и позвонил на телевидение. Уже к вечеру я сидел в полупустом баре, потягивал бурбон (благо, денег у Чародея и охранников с собой было достаточно, да и касса магазина не была пустой) и рассматривал свою физиономию десятилетней давности на экране маленького телевизора над стойкой. Внешность даже не пришлось менять: у них не было ни одной свежей фотки.
— …Ранее служил в полиции Теополиса, однако, по сообщениям бывших коллег, уже тогда выказывал признаки душевного расстройства… — Ведущая новостей с озабоченным видом пересказывала мою полувымышленную биографию, состряпанную за пару часов в отделе связей с общественностью Храма Гиганта. Из нее следовало, что за последние десять лет я окончательно рехнулся, разрубил горло бывшему напарнику, совершил покушение на известного носителя Имени, мецената и покровителя Теополиса, известного как Гигант, убил его квалифицированную охрану и подающего надежды помощника и пообещал взорвать торговый центр, станцию метро и один из Храмов.
— Террорист безумен и очень опасен. Аспид потребовал, чтобы Гигант, известный своими благими деяниями, раскаялся в каких-то несуществующих преступлениях и покинул Теополис. В противном случае, он обещает нанести удар по невинным людям… — продолжала она, делая взмахи огромными ресницами. – Общественность уже потребовала от нарицателей отозвать Имя этого маньяка.
Ага. Как будто это вообще возможно.
Дела шли лучше некуда. Конечно, мое имя внезапно стало синонимом абсолютного зла и полной невменяемости, но это неважно. Главное другое: те носители Имен, что недовольны Гигантом, получили послание, гласящее, что колосс зашатался. Во-вторых, теперь меня сложно убить в темном переулке — мешают как заложенные бомбы, так и вполне справедливое желание общественности предать сего преступника суду. Желательно, прилюдному. Желательно, с последующим убиением где-нибудь посреди площади. И, в-третьих, я отвлек внимание Гиганта от того несущественного факта, что спустя десять часов в аэропорту Теополиса приземлится самолет с Ладой на борту. Конечно, он усилит охрану. Втрое. Что, в целом, не помешает моему плану.
Допив бурбон, я какое-то время пялился на экран, где новости сменились каким-то идиотским шоу, затем расплатился, нашел развалюху на колесах, которую точно никто не хватится до утра, и покатил в Пантеон.
6.
Мягкое телепатическое воздействие, производимое во сне, крайне трудно обнаружить даже другому телепату, не говоря уже об обычных людях. Поэтому те девятеро, которых Гигант отправил в аэропорт, совсем не удивились внезапно возникшему желанию перехватить по бургеру в маленькой закусочной – благо, времени до посадки еще полно.
Также их не удивило то, что водитель лимузина Лады остался в закусочной, а его место занял человек, чью рожу десятилетней давности без устали крутили по всем каналам. Мы без проблем проехали прямо на взлетную полосу, дождались, пока девушка выйдет из небольшого частного самолета, и направились обратно в Пантеон.
На полдороге взрывные устройства сработали. Обе машины сопровождения завиляли и съехали на обочину. Я немного полюбовался своей работой: чисто и красиво, никаких следов, бомбы повредили только «начинку». Даже бронированные стекла остались на месте. Надеюсь, тебе понравится мое послание, ублюдок.
Я не стал останавливаться – как и подобает хорошему водителю, спасающему пассажира от нападения, вдавил педаль акселератора в пол, заставив лимузин рвануться вперед, и сделал вид, что звоню в Храм.
— С вами все в порядке, леди? – спросил я, изображая искреннюю заботу. – Похоже, тот псих из новостей решил нанести удар, но промахнулся. Не о чем беспокоиться.
Лада – роскошная, как розовый куст и нежная, как тающий кусочек мороженного в кофейной чашке – выглядела ошеломленной. Ее воля, и так ослабевшая после десятилетия хорошей жизни, сейчас была не прочнее бумажного журавлика на ветру, поэтому я без труда взял под контроль ее дар. Но все равно пришлось строить из себя надежного парня до самого въезда в Пантеон.
Лишь там, свернув в переулок, я остановил машину.
— Кстати, тот псих из новостей не промахнулся.
— Я понятия не имею, о чем вы!
— Привет, Лада, — я обернулся к ней.
— Что вы себе… Аспид!? Какого черта здесь происходит? Что за цирк с охраной, ты мог просто позвонить…
— Вряд ли, милая. Видишь ли, я со вчерашнего дня враг общества номер один. В основном, благодаря твоему названному папочке, который таким образом пытается исправить тот факт, что убить меня у него не вышло, — процедил я. – Поэтому пришлось импровизировать.
— Вы тут вообще все из ума выжили!? – взбеленилась она.
— Обелиск мертв.
— Что?
— Ага. И Чародей тоже, но это уже моя заслуга.
— И Обелиск… тоже ты?
— Нет. Но твой отец, полиция города и все его население думает иначе.
— Какого черта тебе нужно от меня?
— О, все очень просто. На груди Обелиска, прямо под его шеей, разрубленной мечом, была высечена роза, Лада. Твоя роза.
— Но… Аспид, послушай…
— Кто видел этот символ? Кто мог связать его с тобой? Это жертва, Лада? Жертва тебе?
— Послушай… с тех пор, как… С тех пор, как Лель… Аспид, я ни разу не рисовала этот цветок, ни разу! Я… Я даже забыла о нем, ты не представляешь…
— О, я как раз отлично представляю, — прорычал я.
— Аспид, клянусь, я здесь ни при чем. Его видели только вы. Ты, Гигант, Обелиск и он…
— Да, твой ненаглядный Лель, которого больше нет. Обелиск, которого больше нет. Гигант, которому это не приснилось бы и в страшном сне. И я, который, как ты можешь понять, никого не убивал!
— Да, милый мой Аспид, я знаю, что это не ты, — у меня в голове зазвенели тревожные звоночки. – Бедненький, я понимаю, как тебе сейчас, насколько это тяжело, — ее голос изменился, стал мягким, исчезла вся нервозность, в воздухе будто запахло корицей и ягодами. – Столько лет, столько долгих лет ты был совсем один…
Я вдруг почувствовал себя кусочком тающего в пламени воска, мягким и податливым. Моя жизнь… Она и вправду была нелегкой, все эти долгие годы, что я угасал в трущобах, плакал, зарывшись лицом в грязную подушку, или орал, разбивая кулаки о холодные бетонные стены. Я вспомнил ломку, которая пришла почти сразу же после решения отказаться от Имени, вспомнил, как мой мозг пылал, он вполне мог повредиться, кто знает, вдруг это и вправду сделал… Вдруг Обелиска убил я – какая-то часть меня, которая решила: хватит. Самоубийство руками копов, самоубийство руками гангстеров, последняя игра Аспида, уйти легко и красиво, уйти достойно, как и подобает…
— Стоп, — сказал вдруг я. – Прекрати. Я знаю, что ты делаешь, Лада. Я не убивал Обелиска. Я бы открыл тебе мозг, чтобы ты прочла это, но не могу. Не сейчас. Прекрати лезть ко мне в голову. Я не хочу причинять тебе вред…
Окно лимузина вдруг набухло и рассыпалось на осколки. Пуля вошла в приборную панель. Я отпрянул, но за ней последовали еще две, превращая рулевую колонку в ошметки. Я увидел, как Лада сжалась на своем сидении, открыл дверь и выкатился из машины, чтобы отвести от нее удар. Попытался найти стрелков, прощупать их, достать своим даром – и почти смог, но слишком поздно: бок обожгло, я упал и пополз. Еще одна пуля чиркнула по брови, кровь заливала глаза, я огляделся – и увидел. Дом Наречения. Самое безопасное место для таких, как я. Вокруг меня стучали пули, взбивая асфальт в серый гоголь-моголь, но я уже был на четвереньках и бежал как пес, хромая и истекая кровью, стуча коленями, сдирая ладони в кровь. В голове стучала лишь одна мысль: хорошо, что они пришли за мной, а не за ней.
Я свалился прямо на пороге, заливая мраморный пол кровью, слюнями и, возможно, мочой.
— Аспид, носитель Имени, — прохрипел из последних сил. – Прошу защиты, покоя и приюта…
После чего мир сузился до маленькой белой точки и исчез.
Продолжение следует…
Иллюстрации: Денис Безлюдько
