Книжки в детстве быстро заканчивались. И после «долго и счастливо» оставалось недоумение – а дальше-то – что? Дети где? И кто у них родится — девочка или мальчик? Ну и вообще. Почему все герои книг такие старые за исключением далекого американского Тома Сойера и этого гада Томека, который шатается по всему миру в свои двенадцать от истоков Амазонки до черного континента и все это вместо школы! С девочками вообще все в приключенческой литературе было хреново. И я стала додумывать. Чтобы там у них происходило бы с моим непосредственным участием.
Я всегда появлялась с двумя косами, в красном платье в горошек и новых пластиковых сандалиях-мыльницах и немедленно вносила раздрай и романтику в ряды первооткрывателей.
Читали мы с сестрой много и бесконтрольно как запойные алкаши, которые для опохмела не гнушались помимо детской литературы и журналом «Человек и закон», и газетой «Известия», забытой дедом в туалете, и даже пикантно-эротической черно-белой «по Эрмитажу без экскурсовода».
Прочитанная солянка выплескивалась в сюжетно-ролевых кукольных играх. Между пластиковой Снегурочкой, немецким пупсом без половой принадлежности и олимпийским мишкой происходили криминально-драматические любовные разборки. Если бы мы тогда удосужились записать сюжет, вполне бы подошло под пару сезонов корейской драмы и рубрику «Интриги, скандалы, расследования».
Рассказывать истории настоящие и придуманные хотелось всегда. Поэтому, когда я заикнулась о журналистике, родители-технари сказали: получи нормальную специальность и пиши потом, что хочешь. А то закончишь филфак и уедешь в деревню коровам хвосты крутить. И вообще, читать и писать книжки – это не профессия. Вон Жванецкий – закончил Водный, а потом каким писателем стал!
Пример меня потряс и я, как Михал Михалыч, тоже зачем-то поступила в Водный. Тут-то страсть к сочинительству и пригодилась в первый раз. Мой первый литературный гонорар был как у Бабеля – не деньгами.
Потрясенный капустником в общаге, преподаватель объявил на экзамене – ну давайте, таланты! Ответьте на билет в стихах, слабо? Я на капустнике не была, но предположила, что выше уровня «неба-хлеба и ключевой воды — никакой беды» дело не пошло.
Следующие десять минут мой кореш-отличник, раскачиваясь на стуле в потягушеньках, подсказал пару определений. А потом, разухабистым ямбом, где-то между Гаврилиадой и «Вредными советами» Остера, я написала об особенностях технологий строительства и эксплуатации портовых сооружений. Что-то про реперные точки и анкерные стенки. Препод завис. А потом выдал: «Знания – два, стихи – пять. Четверка Вас устроит?» – а как же, если ты посреди декрета и академ-отпуска решила вернуться в институт.
После института в эпицентре девяностых меня прибило к одесскому государственному телевидению. Знание украинского, чистая кожа лица и юный возраст обеспечили место «объявлялы» – диктора в вечерних прямых эфирах. Вот там и появился мой первый редактор и главный литературный учитель, журналист Ким Каневский.
Я, как и десяток других юных стажеров-учеников, притаскивала свои тексты-подводки с закосом под иронию и богатый жизненный опыт. А потом какие-то страдательно-суицидные стихи и наброски молодежно-философской зауми. Два года подряд почти каждый вечер проводился разбор полетов. По фразе. Я узнала, что пишу штампами из районной газеты 72 года, что если кто-то думает, что она «ловкая политическая дама», то на самом деле – пока только говно даже без палочки и т.п.
Но советы учитель давал дельные и подробно объяснял, что не так и где в этом безобразии хоть крупица красивого образа или неплохой эпитет.
Я всегда читала все подряд. А областное телевидение – это такая интеллигентская среда с книжным обменом. Курсировали разные течения – кто-то менялся детективами, кто-то фэнтези, кто-то исключительно Стивеном Кингом. Я в эту служебную библиотеку тоже вклинилась.
И вот вождь и учитель застал меня на рабочем месте с ногами на столе, сигаретой и… детективом Донцовой.
Я думала, что он убьет меня чугунной пепельницей главного режиссера, если раньше не рухнет с гипертоническим кризом. Ким орал: «Читать ТАКОЕ начинающему автору, все равно, что засунуть служебную овчарку в бак с керосином!». Он со мной три дня не разговаривал и на робкое – что же мне читать? – спросил, как на счет Чехова и Толстого (который Алексей)? Благодаря ему и Донцовой мне принудительно исправили вкусы.
Зарплата редактора на областном телевидении была чуть меньше оплаты питания в детском саду, и ее задерживали месяцами. Так начались рекламные халтуры. В малой форме радиороликов и заказных статей мы незаметно пережили голод и дефолт.
А потом как в оскароносном «ничего не будет – одно сплошное телевидение» у меня появилась одна сплошная реклама. И краткость вместе с точностью формулировок и парадоксальными заголовками стали главным заработком.
Так что пишу я, не прекращая последние четверть века. Но в художественную литературу пришла два года назад. Все дело в профдеформации – я не могу писать без заказа. Нет заказа – нет текста. Так появилась колонка у друзей на информационном портале с циклом онлайн рассказов «Молдаванское отродье». Я хотела вернуться к той самой постмодернистской витиевато-прекрасной зауми в духе Милорада Павича. Но не успела. Тамошний главред сказал – «ты понимаешь, все пишут грустное и заумное – а ты можешь что-то просто смешное?»
Я вспомнила детство в одесском дворе. Мы случайно подняли рейтинги портала, а постмодернистские коллеги, которые недоумевали почему «Одессочка» заходит лучше умных ироничных текстов придумали мне погоняло «Королева Молдаванки», за что им низкий поклон.
Рекламные стратегии меня по-прежнему кормят, а литература – волшебная возможность, как в детстве, сыграть в творца и рассказать наконец- что же там будет в этом «долго и счастливо».
