Рост ждал его в коридоре – вернее, в том, что у них тут считалось коридором. Одной его стеной был уходящий в бесконечность аквариум, где сотрудники в свободное время могли упражняться в глубоководном плавании, а за второй можно было любоваться картинговой трассой для тех сотрудников, которые и в свободное время хотели кого-то догонять и перегонять.
Где-то здесь были еще теннисные корты и студия йоги. Короче, бедным сотрудником в этих современных офисах нет ни минуты покоя.
Грошеку в таких местах всегда было страшно. Страшно даже представить, чего ждут от людей в конторе, где для них создали такие условия.
— Ну как все прошло? Нет, стоп, сначала посмотри! — галдел Рост. — Посмотри, как у них тут! Правда, сразу хочется туда? Плавать и кататься? Мне уже хочется! Как там, кстати, велосипед? Катаешься?
Грошек вспомнил свой собственный коридор, где и раньше было беднее в плане развлечений, а теперь еще и лампочка перегорела. Именно там велосипед Роста скучал со спущенными шинами уже не первый месяц. Поэтому Грошек не ответил на вопрос, – ему, в основном, не хотелось расстраивать людей.
— Они тебя так давно хотели, не представляешь!
Вот эта фраза однозначно Грошеку польстила бы – будь он последней моделью смартфона.
— Это тебе не твоя работа, где крыса в вентиляции сдохла и премию не выпросишь…
— Крысу уже давно убрали, — возразил Грошек. Он не хотел быть несправедливым, даже к своей осточертелой работе.
— А тут – и должность, и деньги! И вот это вот все, ты представь! Тут у тебя будет только одна проблема – тебе просто нечего будет хотеть!
Дольше тянуть было нельзя, иначе Рост мог, по всей видимости, заговорить стихами.
— Рост, а я ведь им того. Отказал… ся.
Рост остановился, как будто у него резко батарейка села. Он еще раскрывал рот, но слова уже перестали из него сыпаться.
— Сам не пойму, как вышло, — решил заполнить паузу Грошек. — Я ведь шел согласиться. Но тут они мне, такие: «Хотите, может, кофе, для начала? У нас здесь отличные бариста, готовят тридцатью разными способами! Или лучше смузи? Все для персонала! У нас отличный смузи-бар! Или – стакан крови? Не смущайтесь, у нас есть и сотрудники с экзотическими вкусами! Лишь бы работали хорошо!» А я вдруг такой: «Не хочу! И работать, кстати, я у вас тоже не хочу!» Прямо выскочило из меня!
— Подожди, не понимаю, — произнес наконец Рост. — В смысле, ты им завернул, что хочешь других условий? Зарплаты, полномочий, и чтоб работы меньше, так? Нормальные амбиции!
— Нет. Я не «хочу», а именно что «не хочу». Вообще. Ни должность эту, ни зарплату, ни работу, ни этот распрекрасный офис. Ты не подумай, я понимаю, какой это шанс. Я всю неделю себя уговаривал, что дурак только может отказаться и все такое…
Рост сделал шаг назад. Очевидно, он решил, что Грошек заболел какой-то опасной фигней, а вот это вот все – просто один из ее опасных симптомов, и как бы не заразный.
— Нельзя такого не хотеть!.. — суеверно прошептал он, уже окутанный воображаемым химкостюмом высокой защиты.
— Ну видно можно…
— А, я понял! — прищурился вдруг Рост. — И на велосипеде ты ведь тоже не катаешься, ага?
— Да ты достал уже своим велосипедом! — рассердился Грошек. — Ты его вообще купил, потому что у тебя на него скидка была! И мне сбагрил, не чтоб я катался, а потому, что у тебя дома ремонт, и ты ко мне половину шмоток перетащил! Сколько можно выставлять это как одолжение!
— Нет, ты даже не дурак! Ты… ты… как все вы!
— Кто – мы?
— Вы, у которых возможности, а вы не пользуетесь! Ты вот, или Мирный! Буржуи!
Он еще что-то выкрикивал вслед, но, к счастью, картинг все заглушил. Может, для этого он как раз тут и был на самом деле – чтобы заглушать крики.
******
В продуктовой лавке под домом был только один сорт мерзкого кофе и за ним всегда стояла очередь из непроспавшихся раздраженных таксистов.
— Какие будут пожелания? — как всегда спросила рыжая девица с воттакенными ногтями.
Почему – будут? Откуда эта хрень у многих – спрашивать в будущем времени – «у вас будет закурить?» «А сдача будет?» Причем особенно так любят выражаться люди, не привычные к вежливости. Но указывать на это девице Грошику не хотелось. Что он этим докажет? Да и воттакенные ногти выглядели опасно.
Поэтому сказал, как всегда:
— На ваш выбор.
Девица тоже, как всегда, продала ему самый черствый бутерброд
– У вас разменять сотню не будет? — крикнули Грошеку из валютного обменника в углу магазина. Кто там сидел – было неизвестно, так как через маленькое антиграбительское окошко ничего не было видно. Но за деньгами тоже высовывалась рука с вотакенными ногтями. И охота же людям такое делать.
******
— Нет, таких, как я хочу, не продают. Я сам построю!
Грошек уже полчаса слушал про беседку Мирного и даже (тоже принудительно) посмотрел некоторые проекты у него на телефоне.
На даче Мирного только беседки не хватало – тут Грошек готов был согласиться. Остального дачного колорита было в достатке. Поросший травой сад, плавно переходящий в луг, по которому проползала узкая река, старый кирпичный мангал и качели – не старые, но как старые, – есть такие модели, специально продают, а Мирный – этот специально покупал. Даже солнце было словно адаптированное под эту дачу – садилось строго за реку, чтобы на него было удобно смотреть с шезлонгов, пока из света не оставались только мангал и солнечные фонари в деревьях.
— Так что там Рост? Буржуем называл? — спросил Мирный.
Грошек дипломатично не ответил. Не хотелось пересказывать обзывательства.
Мирный никого не называл буржуем. Он считал себя хорошим психологом, и когда надо было кого-то обозвать – обзывал всех смешными.
— Рост смешной, — сказал он. — Ты знаешь, у него же бзик – типа, использовать все возможности, которые появляются. Даже дурные.
— Да? — удивился Грошек автоматически.
— Да все же знают! Помнишь, как он прыгнул с парашютом только потому, что ему сертификат подарили?! И потом с поломанной ногой три месяца скакал. Зато довольный!
…А вот возможностей эмигрировать у Роста никогда не было, так что он однажды подделал документы на Германию, но его быстро вычислили. В миграционной службе Ростик кричал: «Я же лучше этих ваших беженцев, буржуи вы проклятые!» И его экстрадировали по ускоренной процедуре. А первое, что он услышал, когда после этого вернулся на работу – как Матильда жалуется на свекровь, которая задолбала уже к себе в Израиль переманивать. Не говори, поддержал тогда Мирный, я этим, французам своим, тоже внушаю – а мне обязательно к вам ехать, чтобы работать? Двадцать первый век же, я могу и прям отсюда. С дачи!
Вот тут-то с Ростом приключилась настоящая истерика. Как, как можно не использовать такие возможности? Почему они всегда достаются тем, кому нафиг не нужны!
Почему у Роста никогда не было ничего, кроме желания – ни богатых родителей, ни заманчивых предложений: учеба, работа, поездки – все сам да сам! Он даже на улице ничего не находил и в лотерею ничего не выигрывал! Почему это у вас, именно у вас, куча шансов жить и работать в нормальных странах, а у меня нет! А что бы ты там делал? Как – что?! Жил бы, наконец, как человек, спокойно.
— Ну ты смешной, — сказал Мирный, — я вот и тут живу себе спокойно.
Тогда Рост хотел его ударить стулом, но его успели схватить за руки, а стул – за ноги, то есть и здесь возможность пропала.
Мирный не выпендривался. Он правда не хотел никуда ехать. Он хотел ставить беседку у себя на даче в Новых Сыроватках.
— А, ну его, смешного, — сказал он теперь. — Ты все правильно сделал, молодец, уважаю. Знаешь, от чего половина психозов? Потому что все делают, что надо. А надо – что хочется! Ну вот ты так и делай. И это – с тебя вино завтра…
Черт, завтра! Раз в год, в начале осени вся их маленькая душевная компания, все как один – приятные, остроумные люди, внимательные, но и не лезущие в душу – собирались на шашлыки на Мирного прекрасной даче. Пили вино в шезлонгах и смотрели на закат. Даже когда Грошек все это воображал – ему туда уже не хотелось.
— Так говоришь – надо делать, что хочешь? — повторил он.
Кажется, теперь Мирный обиделся.
Дома, в коридоре, он в очередной раз напоролся в темноте на проклятый велосипед. Тот выставил рога, словно вызывал на дуэль.
— Дождь, скользко и листья, — сообщил ему Грошек. — Ты в уме вообще? Убиться хочешь? Я – не хочу!
******
— Хочу сообщить две новости – хорошую и плохую. — сказал шеф на утреннем совещании. — Плохая – у нас опять крыса сдохла в вентиляции. И, возможно, она не последняя. А вторая (не крыса, ха-ха, – новость!) – за такие экстремальные условия я выбил для всех премию. Правда, это только со следующего года. Но мы же полгодика подождем?
— …И я понял, что с вами происходит, — сказал шеф Грошеку после совещания.
— Да? — спросил Грошек воодушевленно. А вдруг и правда понял? Ну понимает же он хоть что-нибудь иногда?
— Вы без охоты работаете. — диагностировал шеф.
— Да? А надо охоту?
— Ну… — удивился теперь шеф. — А вообще как бы да!
— Знаете, — сказал Грошек меланхолично разглядывая на шефовом столе безделушки, — меня в детстве все время отвозили к дедушке и бабушке, чтобы я там на огороде помогал. Дед огород любил, все эти картофельные плантации под палящим солнцем и все такое. А мне все время выговаривал, – что ты без охоты делаешь? А я всегда отвечал – ну я же делаю.
— Вы же только из отпуска! — напомнил шеф с раздражением человека, который еще не был в отпуске. Небывшие в отпуске почему-то всегда болезненно реагируют на тех, кто только оттуда. Хотя по существу – это им все должны завидовать. Ведь это у них все впереди.
— Отдохнули там, от всех нас делали, что хотели!
— Совсем не что хотел, — сказал Грошек печально. — А что она хотела. В Турцию ездили.
— А, это же у вас Марфа из финансового, — воодушевился шеф, — и как она?.. в смысле… я не то хотел ска…
— На второй день она мне сказала: «Ты определись, чего хочешь». Я тогда не понял, что это она насчет завтрака, и честно ответил, что, в общем-то, ничего не хочу. Короче, улетали мы разными рейсами…
— С ума сойти… — пробормотал шеф, — О, извините, у меня тут звонок важный.
Почему-то Грошеку показалось, что он куда-то заторопился.
******
Хочу в отпуск. Хочет к вам в друзья. Хотят, чтобы вы отметили их страницу… Грошек специально зашел в интернет, посмотреть, что нынче люди делают с охотой, ага.
Вот Матильда – увлекается благотворительностью. Собирает шмотки и лекарства и развозит нуждающимся. Из-за этого ей даже пришлось бросить работу. Грошек однажды попробовал у нее поволонтерить, но быстро поскандалил с одним нуждающимся, который явно нуждался в хороших манерах, для начала. Нуждающийся был крепкий чувак с необъятной шеей, хорошо, что Матильда их быстро разняла. Молодец Матильда!
А Пахом? Пахом не какой-нибудь паршивый турист – он настоящий путешественник. От только что из Перу и сразу в Непал. Он не ночует больше недели на одном месте. Его кусали скорпион и росомаха, причем, кажется, одновременно. Грошек представил себе, как его кусает даже кто-то один – и поежился.
Какие там еще варианты? Аполлинарий. Аполлинарий – художник. Он рисует гигантских боевых роботов в разных житейских ситуациях типа очереди к стоматологу и у него уже было три выставки. Хорошо, когда человек нашел свою тему. Кто-то – черные квадраты, кто-то – инфанту Маргариту, а кто-то – гигантских роботов. Хорошо было бы рисовать гигантских роботов, Грошек бы тоже не отказался. Но они, выходит, уже были заняты. А больше ничего вдохновляющего для рисования Грошек не знал и пролистнул дальше.
Так, вот и Иван. Иван – автомобилист. А еще ведет блог про авто и берет на тест-драйв новые. Может, и самому научиться водить? Рассуждать о зимней резине и ругать тех, кто лезет обгонять справа? Понимать все эти автомобильные шуточки про «задний мост лопнул»? Ну и скукотища.
Уж лучше как Митяй. Митяй хотел бежать марафон, и уже полгода тренировался. Грошек представил себе, как бежит в толпе незнакомых людей в одинаковых майках хоть даже один километр, и за это в конце может оставить майку себе. Честное слово, он знал гораздо больше способов получить майку, никуда не бегая. Только вот ему не хотелось майку, черт бы ее взял.
На своей страничке, Мирный запостил что-то про дачу, а Рост – заметку про 10 способов эмигрировать отсюда нафиг. Шестилетний племянник Грошека, Мурзик, выставил очередную лошадку. Он с четырех лет ходил в конноспортивную школу, в которую брали с пяти, но для него сделали исключение, потому что у Мурзика первое слово было «лошадка». Грошек поймал себя на том, что вот прямо здесь и сейчас неприлично завидует шестилетнему человеку, и понял, что нужно выйти прогуляться.
— Не хочу, — сказал он велосипеду на всякий случай, хотя тот в этот раз не возникал.
******
Хочешь квартиру возле метро? Дешевый кредит? Модные наушники? Два бизнес-ланча по цене одного? Дисконт на межкомнатные двери? Нормальную работу? Вырасти духовно?
Баннер над эскалатором в метро, например, наглядно показывал пользу от английского языка. Британский флаг там изображался как мост, перекинутый через бурлящее море прямо к небоскребам на другом берегу. Небоскребы выжигали глаза хорошо отретушированными окнами. На крышах просматривались висячие сады и увеселительные заведения. По замыслу, они должны были неудержимо манить. Только Грошек никак не дошел бы до великолепного сити: английский он знал плохо, коварный флаг-мост наверняка бы это почуял и утопил бы его в океане. Прямо очень хорошо, что на тот берег и не хотелось.
— Хотите в Испанию всего за один доллар? — Спросил распространитель листовок в переходе. В переходе пахло мочой, и тут же продавались бургеры. «Хотите пожаловаться мне на свою работу? Ну-ну» — сообщало лицо продавщицы бургеров.
Хочу тебе сказать, хочу такой маникюр, спать хочу, хочу еще сюда зайти, ясности, ясности хочу! – сообщали все другие лица.
Мир состоял из желаний. Чужих. Мир был забит бургерами, испаниями, да и просто людьми, для кого-то очень желательными. Самолеты летели, потому что кто-то хотел лететь, а кто-то поднимать на этом деньги. Электричество поступало в розетки, потому что люди хотели заряжать гаджеты, из которых бы они узнавали о новых гаджетах, которых тоже следовало хотеть.
Прямо здесь и сейчас эти сотни прохожих хотели развлечений, покоя, машину, ребенка, быть собой или быть кем-то другим, хотели перемен и стабильности, причем зачастую одновременно.
Грошек не знал, чего хочет на ужин. Да и знать этого не хотел.
Он вдруг увидел, как желания двигают землю и понял, что его вклад в это движение ничтожен.
Может, это депрессия? Мирный говорил, что когда депрессия, то человек лежит и бездействует. Но он совершенно не хотел лежать и бездействовать!
— Какие будут пожелания? — спросила привычно девица в лавке.
— Да никаких у меня пожеланий, вы что, не поняли еще?! — гаркнул Грошек.
— Я как раз поняла, мужчина, что вы кричите (совсем охамели все!), я поэтому и спрашиваю – какие БУДУТ? Вам же нужны желания? Так вот – какие?
Чего бы захотеть, чего бы? НЕ ошибись! — Вопило в голове.
— Ну вот… вот в моей вот тусовке все всегда хотели на гитаре играть – и я хочу хотеть! — Начал Грошек. — Или – стойте, стойте! – вот сейчас все на программистов переучиваются. Я никогда не хотел, но не могут же все ошибаться? А еще сейчас в тренде, чтоб свое кафе, или там мастерская хенд-мейда… Я-то не хочу, но хотел бы хотеть! Хотя стоп! Наверное, надо же не этого! А чего-то общественно-полезного, да? Вот, например, собирать вещи для больницы, или кормить нуждающихся – ну, так только, чтобы не поубивать их. Или нет, нет – хотеть так хотеть: антиправительственные выступления!
— Чего? — удивилась девица и так уже порядком удивленная.
— Того! Хочу хотеть делать революцию! Я с детства Че Геварой увлекался, пока не увидел, что из революций получается. Но перед Че Геварой почему-то до сих пор неудобно…
— Слушайте, — сказала Рыжая с уже знакомым беспокойством. — Может вам сначала к психологу сходить?
— Не могу, он на даче! — сказал Грошек совершенно честно.
В обменнике смеялись и уже давно. Грошек впервые разглядел, что под курсом доллара и евро там значилось «Возможн. — 1:1».Он хотел спросить – это у них тут значит возможностями поменяться можно, да? Прикольно!
— Вы берете или нет? — Спросил толстый полицейский, который уже минут десять стоял позади и сопениемдемонстрировал то ли спешку, то ли гипертонию, — Вообще-то – полицейским без очереди.
— А у вас какие БУДУТ пожелания? – спросил Грошек с завистью.
— Почему будут? Есть уже, — сказал полицейский уверенно. – Вот, значит, вчера были у шефа на юбилее, — сообщил он Рыжей, та поощрительно закивала, — и пришлось ролевые игры с конфискатом устраивать…
Полицейский сильнее покраснел и засопел чаще.
— Не, ну это ж понятно, для карьеры надо, а мне как-то не того, не хо… а можно, чтоб хо?
— Все можно, кроме противоречивых желаний, — сказала Рыжая. — Потому что был случай…
— Я-то как раз помню, — поморщился полицейский, — я же сам и оформлял, как взрыв газа!
Грошек тихонько вышел на улицу, прикрыв стеклянную дверь.
******
— Я хочу? Я хочу, чтобы вы заткнулись!
— Это я хочу, чтобы вы заткнулись!..
В электричке ругались насчет открытого окна – половине вагона, как всегда, хотелось воздуха, а половине сквозило. Даже слушать такое было душно. Хорошо хоть створка окна в какой-то момент безнадежно застряла на середине и споры прекратились.
На первой же остановке зашел вор – Грошек это знал, потому что уже однажды поймал его за руку, и потом очень неуклюже, совсем не как в фильмах, выпихивал из вагона. При этом пассажиры почему-то думали, что это какая-то личная драка – и зло пинали их с вором под ребра. Вор его тоже явно узнал и что-то пробормотал – оттого, что неразборчиво, было особенно неуютно.
«Блин, не хочу опять», — затосковал Грошек. К счастью, вор видно тоже не хотел, потому что постоял в дверях, и вышел.
Зато в тамбур валилась группа нетрезвых дембелей, из тех, что начинают цепляться к остальным пассажирам: «А ты, братан, хоть служил?» или «Сестренка, ну че как не родная, мы ведь умирали за тебя!» А все только девиантно улыбаются и отводят глаза, потому что хорошо знают эти истории про трофейную гранату на кармане ну и вообще неохота связываться. «И я не хочу», подумал Грошек, с отвращением к собственной трусости. Дембеля, переругиваясь, протопали в соседний вагон.
Мамаша распространенного типа «Что ты орешь! Ща как двину – голова отлетит!» с ребенком распространенного типа «Ааа! Хочу мультик, хочу мультик!» тоже, к счастью, не задержались в их вагоне – пошли искать такой, где не дует.
Похоже, хоть дорога будет спокойной, как раз подумал Грошек, когда с кресла напротив поднялся потертый парень с птичьими глазами.
— Минуточку вашего внимания! — начал он тоном профессионального продавца ненужных вещей в электричках, типа пластырей или календаря. — Уважаемые пассажиры, дело в том, что я – продавец в электричках, продаю никому не нужные вещи (смех) ну там пластыри, это, календари. Которые вы у меня не хотите покупать. Гниды! — взвизгнул парень, — а думаете, я очень хочу их продавать? Да ни фига не хочу. И на рожи ваши недовольные я смотреть не хочу! (смех, даже Грошек сочувственно вздохнул). Поэтому сегодня тут у меня никаких пластырей, а только немножечко тротила. Только не говорите, что и этого вы не хотите! (общий крик, переходящий в какие-то новые звуки).
Грошек еще раз вздохнул. Кое-как встал на ноги, откопавшись от чужих сумок, и заорал:
— Да вы. Все. Достали! Не хочу!
Режущая взгляд вспышка вздрогнула и начала сворачиваться обратно. Стекла вагонных окон влетели снаружи обратно в раму, крики и кровь втянулись обратно в людей, а глупые мозги продавца ненужных вещей – обратно к нему в черпушку. Кто-то нажал стоп-кран.
******
Грошек шел по улице, повторяя «Не хочу, не хочу» примерно на каждый шаг левой. Ямы на дорогах выравнивались в идеальный асфальт. Осень и заодно зима отменялись как явление. Погода устанавливалась на уровне 25 градусов по Цельсию с освежающим, но не портящим прическу ветром, что обычно бывает только на чужих фотографиях. Мусор из перевернутых контейнеров с ворчанием заползал назад, попутно сортируясь.
Со стен исчезали бездарные граффити и появлялись граффити исключительно даровитые, креативные. Старые здания становились новее, а новые приобретали старинное благородство, а не то, что сейчас, знаете, строят без души. Где-то невидимо, но верно, падала инфляция и росла занятость. Люди в интернете переставали писать глупости, а люди в переполненном транспорте (который, кстати, быстро пустел) заговорили колонками из «Нью-Йоркера».
Многие прохожие ориентировались быстро – подскочила пенсионерка, подволакивая за руку юного скейтера.
— Вот! Внук! До сих пор в постель прудит!
— Ты обалдела всем рассказывать? — возмущался внук.
— Не хочу! — свирепо отшатнулся от них Грошек.
Пенсионерка благодарно закивала и отстала.
Кто-то еще подлез с квартирной аферой, но оказалось, это он имел в виду, чтобы у него получилось. «Не хочу!!!»
— Закрывают! — возникла перед Грошеком продавщица бургеров из перехода.
— Вас?
— Нет, туалет!
— Но это же хорошо! Всегда удивлялся, как вы там выдерживаете…
— Много ты понимаешь! Зато как торговля шла! Ты вообще знаешь, чего люди больше всего хотят?!
— Не хочу знать! — сказал Грошек.
Откуда-то взялся Рост.
— Поменялись возможностями с этим буржуем, – сообщил он. – Уже и документы все на Францию готовы. Только проблемка – вместо аэропорта все время приезжаю в Нижние Сыроватки, на дачу!
— Ааа, не хочу это даже слышать уже! — накричал на него Грошек пострашнее.
Прошел мимо шеф – его под руку держала Марфа, почему-то сразу видно, что крепко. Шеф делал Грошеку страшные глаза, как будто на что-то надеясь, но тут даже говорить ничего не хотелось.
Не хочу, сказал он толпе, которая следовала с ним до подъезда, как за уличным фокусником. Не хочу – предупредил он высунувшихся из дверей соседей.
В собственном коридоре он, как всегда, напоролся на велосипед, и первый раз понял, что с этим не так: оказывается, категорически не хотелось, чтоб тот там стоял. Поэтому именно в этот день впервые снес его вниз и поехал кататься.
Спасибо за информацию.