Как только самолет отрывается от земли, Танька привычно засыпает. Во-первых, заняться в салоне больше решительно нечем – ну не листать же рекламные проспекты и бессмысленный тяжелый глянец из кармашка в спинке кресла пред глазами. Во-вторых, отдохнуть заранее, про запас – дело полезное: в поездках всегда неизвестно, когда закончатся переговоры и сможешь добраться до душа, а тем более постели в гостиничном номере. А в-третьих, во сне она продолжает давно начатый разговор.
Смешно, но Танька уже лет пять разговаривает со своей шлюмбергерой. Особенно часто в первых числах декабря. Ластится к ней. Уговаривает по-хорошему. Даже порой злится. Только – без толку. «Ты же – моя любимица,» – едва ли не присюсюкивает, словно приходящая к капризному младенцу платная няня. – «Единственная, можно сказать, радость! Чего ж тебе, дурында, еще не хватает? Чего надо? Уж подскажи, сделай милость! Подкармливаю тебя регулярно. Влаги – достаточно. Солнышко не докучает. А что окно не в ту сторону глядит, так это я поправить не в силах. Хочешь, – форточку приоткрою? Вдыхай досыта промозглую уличную сырость и заводской смог. Что молчишь? Да или нет?! Не молчи! Это невежливо, в конце концов. Кивни, если слушаешь! Веточкой качни. Устала я от тебя. Хоть и нельзя такое говорить. А видишь, приходится. Довела, ей-богу! Ведь так хотелось цветочками полюбоваться. Чтобы прямо, как в детстве, на Рождество. А ты – ни в какую…»
Приятный молодой человек все полтора часа в воздухе украдкой разглядывал Таньку из крайнего кресла в ряду напротив, поэтому стоило лишь бросить на него ожидающий действия взгляд в зале прилета и улыбнуться, тут же забросил за спину свою спортивную сумку, подскочил, помог снять с ленты транспортёра легкий Танькин (она никогда не брала в короткую командировку много вещей) чемоданчик на колёсиках, донес (ну что вы, зачем же катить, мне совсем не тяжело и даже в радость!) до платной автостоянки у аэровокзала, туда, где уже умильно щурился в предвкушении общения с хозяйкой и радостно строил крышами домиков бровки фирменного знака её «Цитрончик».
Незнакомец даже помог аккуратно установить чемоданчик на коврик багажника.
– Спасибо огромное, молодой человек! Вы были сама любезность!
– Артур! Можно просто – Артур!
– Артур!? Это уже не просто! Это – прекрасно!
– Может быть телефончик? Посидим где-нибудь, познакомимся поближе!
– Никак невозможно. Я – замужем. И представьте – очень люблю своего мужа.
– Но…
– Никаких «но», Артур! – она решительно захлопнула багажник и отправилась к водительской дверке «Цитрончика». Уже усаживаясь, снова улыбнулась. – Хотите, я подброшу вас в город?
– Нет. Спасибо. Я, пожалуй, лучше на маршрутном автобусе. – молодой человек заметно смутился.
– Тогда еще раз спасибо. И не переживайте так, Артур! Вы её обязательно встретите! Ту, свою единственную. И поверьте, это будет даже раньше, чем вы предполагаете. Прощайте!
«Цитрончик» довольно заурчал двигателем (Танька нежно погладила кожаную оплетку руля: «Вижу, малыш, рад! Что мурлычешь?! Соскучился за хозяйкой?»), резво, с места взял разбег. В зеркало заднего вида Танька заметила, как Артур растерянно махнул ей вслед рукой и почему-то грустно улыбнулась.
В офисе всё было как обычно: широкая улыбка неизменно листающего журнал для бодибилдеров охранника Вовки из стеклянной выгородки на входе у турникета, напряженные лица и «мокрые» спины «белых воротничков» – планктона, корпящего над бумагами и вглядывающегося в мерцающие мониторы, привычно провожающий ее влюбленным взглядом всевидящий, несмотря на очки с большими диоптриями, компьютерный бог офиса Николаша. И, конечно, крашеная блондинка с бездонными голубыми глазами, секретарша шефа Анечка, выстреливающая навстречу слова со скоростью шестиствольной авиапушки: « …добрый день, Татьяна Александровна, с возвращением, шефа сейчас нет, в областной администрации, на совещании, лично просил встретить радушно, принять под роспись документы, поблагодарить за отличную работу, напоить кофе, угостить тортиком и отправить домой, отсыпаться, всё!..».
– Отлично, дорогая! На кофе с тортиком согласна! Но при условии, что ты обязательно составишь мне компанию! – Танька в приятельских отношениях с секретаршей. Не в последнюю очередь потому, что никогда не злоупотребляет возможностью получить доступ к шефу без вызова и вне очереди и не претендует на давнюю Аничкину симпатию – двухметрового качка Вовку.
– С удовольствием, Татьяна Александровна! Побежала готовить. Накрою в переговорной.
– Замечательно. А я пока перекинусь парой слов с Николашей. Что-то ноут захандрил.
– Это правильный выбор! Николаша – гений. Вмиг поправит, если что не так. Лучше любого сервисного центра. Всё, убежала. Жду в переговорной.
Николаша, кажется, действительно был растерян внезапным появлением Таньки в своем отсеке, похожем на гигантскую турель верхнего стрелка американского бомбардировщика В-29 «Superfortress». Сперва он краснел, смущался, снимал очки, тёр глаза и беспомощно-близоруко оглядывался вокруг, но быстро взял себя в руки. Тем более, Танька улыбалась исключительно доброжелательно, а речь шла о вещах ему понятных.
– В целом, ситуация ясна. Ты только что вернулась из командировки. Ближайшие несколько дней, по распоряжению шефа, будешь работать на удалёнке. Твой домашний «Macbook Air» сильно перегревается и вообще ведёт себя некорректно. Необходимо в кратчайший срок устранить проблему.
– Именно так, Николаша.
– Вижу два варианта решения. Первый – сегодня же вечером, часам к шести, подъеду к тебе и всё обязательно налажу. Диктуй адрес, Таня!
– А второй?
– Второй – сложнее. Если, – он приблизил запястье с премиальными Apple Watch в керамическом корпусе к глазам, – ты мне дашь хотя бы полчасика на решение кое-каких, никоим образом не терпящих отлагательств вопросов, готов отправиться на диагностику и лечение этого червивого американца вместе с тобой незамедлительно.
Танька улыбнулась:
– Не просто! Но кто сказал, что мы должны выбирать легкие пути?! Согласна на второй вариант. Ровно через полчаса мы с «Цитрончиком» ждём тебя у входа. Домой поедем.
Отдельную квартиру родители подарили Таньке на совершеннолетие. Ну как подарили: осталась после смерти бабушки, папиной мамы, тесная двушка в бывшем доходном доме – убогая совдеповская выгородка двадцатых годов прошлого века из огромной купеческой, еще дореволюционной квартиры, с высоченными потолками, стрельчатыми окнами, неубиваемыми подоконниками из вечной лиственницы, наборным паркетом, чудом сохранившимися бронзовыми ручками и дивной резьбой по дверным филёнкам. Её-то, эту рукотворную красоту, на закрытом семейном совете, куда Таньку, естественно, не допустили, родители, взвесив все «за» и «против», решили не сдавать на разграбление и окончательную погибель африканским студентам из университета, а подарить единственной дочери. Тем более, что Танька легко и, как оказалось, без малейшего напряга для семейного материального благополучия поступила на единственное бюджетное место престижного факультета в том же университете, готовилась стать дипломатом и плотно входила в тот, по нынешним меркам, гремучий возраст, когда, при всей имеющейся и нерастраченной близости к родителям, пора уже становиться самостоятельной.
Николаша возник у дверей «Цитрончика» словно из ниоткуда. Но вовремя. Минута в минуту. В руках рабочая сумка с инструментами и почему-то полутораметровый картонный упаковочный тубус. Танька бросила взгляд на таймер, приглушила музыку, нажала кнопку на центральной консоли, отключая блокировку дверей.
– Привет. Уважаю: точность – вежливость королей. По тебе, Николаша, часы можно проверять. Садись рядышком. Располагайся поудобнее. Вещи можешь бросить на заднее сиденье. И главное – не забудь пристегнуться. Поедем с ветерком. Я по-другому не умею. Да и по дому соскучилась.
Танька родительский подарок с радостью приняла. После первой же сессии заявилась с грузчиками в насквозь пропитавшуюся бабушкиными лекарствами пыльную светёлку. Полированную гэдээровскую стенку, трехстворчатый платяной шкаф с треснувшим зеркалом и засиженный мухами кухонный гарнитур из проклеенной стружки, ламинированной бумагой, мужики, пересчитав полученные деньги, пыхтя и чертыхаясь, вытащили прочь. А круглый раздвижной обеденный стол, антикварный буфет, а также кровать с панцирной сеткой и никелированными шарами изголовья переставили в указанные Танькой места. Потом Танька распаковала принесенный с собой куль бытовых химикатов для уборки, набрала в цинковое бабушкино ведро воды, нашла в темном углу кладовки сохранившиеся с былых времён допотопный жестяной совок, растрепанный веник и деревянную швабру, нацепила рваные с бахромой джинсовые шорты, любимую, только для дома, темную футболку с ехидным принтом «if you think I’m a bitch, you don’t know my mom» и вымела за один день копившуюся годами паутину из углов, кухонную жирную копоть, оконную муть и нечисть отхожего места. В мусор пошли невесть когда появившиеся у бабушки горшки с засохшей азалией, цикламеном и пеларгонией, больше известной под именем «герань». А вот декабрину в небольшом керамическом горшке с её бухнущими как острые девичьи соски в декабрьские холода стреловидными розовыми бутонами и взрывным многоярусным цветением под новый год, Танька помнила с раннего детства, а потому с окна убирать не стала. Лишь аккуратно протерла пыль со стеблевых звеньев, напоминающих стробилу ленточного червя, увлажнила почву и притенила от прямых солнечных лучей.
Танька вела машину щегольски, но рисково. Лихачила. Правда – расчётливо, исключительно на грани фола, правил не нарушала. Николаше это нравилось. Разве что – уж слишком громкую музыку слушала. И едва ли не ежеминутно включала наушник – отвечала на чьи-то настырные нетерпеливые звонки.
К окончанию первого курса Танька окончательно обжилась в своих купеческих хоромах. Смастерила из гладко струганных сосновых досок и керамических кирпичей, рядовых, красной обожженной глины, в тон кладки стен под облупленной штукатуркой, стильную этажерку для книг, заменила продавленную панцирную сетку кровати ортопедическим матрасом и приволокла с ближайшей свалки явно антикварный секретер, брошенный недоумками, не сумевшими вовремя разглядеть за стертой позолотой, постыдными проплешинами лака и темными сколами резьбы драгоценную благородность. А еще купила дорогущее офисное кресло на колесиках и украсила, тяготеющий в её оформлении к рациональному минимализму, кухонный угол морозильной камерой, навороченной мультиваркой и микроволновой печью с грилем – при всей врожденной и много лет лелеемой мамой домовитости тратить излишнее время на готовку было Таньке вовсе не по нраву да и недосуг. Дни её текли однообразно, похожими друг на друга, как овечки, которых принято считать на ночь. Лекции и семинарские занятия Танька посещала без пропусков и с толком для себя, зачеты сдавала блестяще и, естественно, с первой попытки, курсовые подавала в срок, неизменно вызывая зависть сокурсников и восторг преподавателей. Декан нахваливал прилежную студентку и все чаще заговаривал об аспирантуре. Грядущий диплом уверенно и без ложной скромности наливался цветом алого румянца. Мама, во время нечастых, но регулярных совместных посиделок-девичников в кафешке за душевными разговорами под кофеек, эклеры и фруктовый десерт, не могла нарадоваться успехам дочери, но всегда, между делом, осторожно интересовалась, не появился ли случаем у Таньки мальчик и не нужен ли дружеский материнский совет. Сама же Танька в такие моменты с ироничной усмешкой вспоминала давние слова трижды разведенного школьного учителя истории, всегда мило улыбавшегося ей и часто (что служило признаком особого расположения и удовлетворения от блестящего ответа по теме) повторявшего, глядя почему-то не в глаза, а на расстегнутые верхние пуговицы Танькиной кофточки с широким вырезом: «Эх, Танька! Умна ты, чертовка! И красива! Не иначе — помрешь в девках! Мужики таких умных всегда опасаются! И не зря!». А ещё вспоминала неожиданный тост на выпускном своей «классной», физички Нинель Марковны, милой и жалкой, как все «синие чулки», которая в тот вечер махнула рукой на декларируемые принципы и стопку скучных книг с закладками, из которых годами черпала вдохновение для воспитательных бесед и классных часов, и, пунцово горя от единственного выпитого бокала шампанского, осмелела не в меру и, как оказалось позже, весьма удачно пригласила на белый танец вдового красавца Виктора Альбертовича, председателя родительского комитета и одновременно отца Мишки и Дианы, сидевших всегда у окна на задней парте: «Запомните, девочки! – уверенно, словно решая у доски перед классом понятную задачу, произнесла она тогда слегка заплетающимся языком. – Жизненный опыт показывает, что главным является не сумма полученных знаний, а умение удачно выйти замуж!».
Замуж Танька не собиралась, вечера, по большей части, проводила дома, читая или готовясь к занятиям, хотя успехом не только у сверстников, но и, чего греха таить, у более старших возрастом мужчин, в первую очередь сокурсников и преподавателей, несомненно, пользовалась. Однако, она была ровна со всеми. А со многими даже в приятельских отношениях. Но не более. «Что тут скажешь? – откровенничала Танька во время посиделок в кафе с мамой. – Ну не встретила еще того, ради которого стоило бы огород городить да из девки в дамки прыгать! Понимаешь?» «Понимаю! Даже больше, чем ты себе это представляешь, – задумчиво, словно вспоминая что-то, улыбалась мама и ласково поглаживала Таньке руку. – Ты, доця, не спеши. Просто жди. И сердце слушай. Когда оно подскажет, сама всё поймешь да решишь для себя. И ни голоса рассудка, о котором столько талдычат, ни мои советы тебе тогда вовсе нужны не будут».
В общем, повода позлословить о себе Танька не давала. А назойливые ухаживания пресекала жестко и сразу, единожды установив приоритеты: сперва образование и карьера. Остальное – потом. Все было бы ничего и даже совсем хорошо, если бы не капризная декабрина, так и не пожелавшая ни разу с тех пор, как Танька стала её полноправной хозяйкой, цвести перед наступлением Нового Года.
«Цитрончик» пересек центральный городской проспект, свернул влево на тихую параллельную улицу, еще раз влево, в переулок, въехал под диковинную арку старинной кирпичной кладки, вывернул вправо на проглядывающую под прохудившийся асфальт булыжную мостовую и, урча от удовольствия, крадучись, вполз на обустроенную перед парадным стоянку.
– Всё, Николаша! – заявила Танька, выключая «челленджер». – Приехали. Вот тут я и живу. Как говорится: здравствуй, дом, милый дом!
Завершая магистратуру, для практического опыта и вящей финансовой самостоятельности, Танька устроилась в солидную и небедную корпорацию, эксплуатирующую некогда государственные сетевые активы в сфере естественных монополий. Ресурсом, доставшимся путями неисповедимыми и большой кровью, ещё во времена большого передела собственности, в начале двухтысячных, новые владельцы распорядились умно, сочетая в деле былой державный размах с благоприобретенной европейской меркантильностью, гибким принятием угодных времени запросов и неожиданным аристократическим лоском. При этом основой основ корпоративной этики и практики они незыблемо провозгласили перманентное пребывание в правовом поле и, как ни странно, неуклонно и жестко воплощали этот принцип в жизнь. А потому для компетентного и в то же время харизматичного менеджера по продажам, коим Танька на удивление быстро стала, специалиста, способного не столько продать продукт или услугу, без которых клиенту никак, сколько сделать так, чтобы этот самый клиент, после всех обязательных и сопутствующих платежей, оставшись практически без штанов, был премного благодарен лично менеджеру и корпорации в целом за предоставленную возможность, руководство не скупилось на всевозможные бонусы и открывало самые блестящие перспективы роста.
Танька бесконечно моталась по командировкам, привыкла к заморочкам авиаперевозчиков, подменивших уже привычный «бизнес класс» «эконом-дисконтом по полному тарифу», профессионально-обезличенным, ничего не значащим улыбкам стюардесс, невкусной еде континентальных завтраков и обманчивому уюту пахнущих ароматизаторами воздуха гостиничных номеров, легко наводила «окончательный шик» на осунувшееся после перелета и хронического недосыпа лицо перед туалетным зеркалом аэровокзала за несколько минут до сигнального звонка подъезжающего к терминалу водителя принимающей организации, и так же легко проходила в недоступные иным высокие столичные кабинеты.
Зато за пару лет, не связываясь с морокой банковских кредитов, купила себе вожделенную «дамскую» машинку с автоматической коробкой: бледно-голубой французский «Citroen C1» и, после недолгих консультаций с мамой во время очередного чаепития с заварным тортиком в кафе, оплатила генеральный ремонт родительской квартиры с полным обновлением мебели и бытовой техники. А еще поступила в заочную аспирантуру и начала собирать материал для диссертационного исследования.
Танька швырнула ключ на тумбочку и, сбросив обувь, легко порхнула в комнату. Николаша продолжал мяться в прихожей. Смешной: лицо серьезное, в руке сумка, под мышкой тубус, и при этом неуклюже пытается освободить от рукава куртки другую руку и одновременно разуться. Нелепо, словно извивающийся во время линьки уж или глупый щенок, гоняющийся за собственным хвостом, вертится, старается носком ботинка поддеть задник другого, чтобы стянуть с ноги. Танька не выдержала зрелища, прыснула в ладонь, зажала смущённо рот ладошкой и махнула рукой.
– Не заморачивайся, всё равно убирать! Сбрасывай только куртку и проходи в комнату. Ноут на бюро у окна. А я на кухню. Чай? Кофе? Бутерброды?
– Если можно – просто чай. Зеленый.
Официант подал меню и карту напитков, замер в ожидании. Артём аккуратно положил пухлые бархатные папочки перед собой, прихлопнул рукой.
– Это – чтение, несомненно, достойное, и мы его с интересом изучим несколько позже, а пока принесите-ка бутылочку хорошего шампанского, предпочтительно самого сухого, сыра и фруктов – винограда, клубники и инжира.
Танька бросила на него слегка ироничный взгляд и тоже попросила официанта:
– Мне, пожалуйста, зелёного чая и трюфельное пирожное.
С Артёмом Танька зафрендилась месяца три назад. Он регулярно лайкал её селфи в «инсте», едва ли не мгновенно отзывался на каждый пост в ленте «Фейсбук», щедро сыпал комплиментами, был остроумен без пошлости, не напряжен и легок в виртуальном общении, а кроме того, на удивление, весьма уместно цитировал Бродского, Издрыка и Сапфо.
«Развиртуалиться» Танька согласилась не сразу. Уж больно печальным был предыдущий опыт подобного общения. От настойчивого, едва пробивающегося сквозь музыку танцпола горячечного шёпота – смешанного с несвежим дыханием и алкогольными парами «заманчивого» предложения глотнуть парочку таблеток экстези, потянуть «блант», дернуть «джойнт» или прогуляться на пару по волшебной «снежной» дорожке для повышения общего градуса впечатления до откровенно липкого раздевания взглядом и бесцеремонной, ещё более отвратной чем взгляд просьбы, больше похожей на приказ: «не строить из себя целочку, не ломаться и отсосать по-быстрячку» «здесь же и сейчас» рядышком, в клубном сортире.
Окончательное решение было принято лишь после того, как курьер доставил Таньке прямо в офис «скромный знак внимания от известного очаровательной барышне, но, по-прежнему, практически анонимного почитателя» – голубую и очень редкую орхидею.
Николаша увлечённо возился с разобранным ноутом и при этом смешно, вероятно в такт звучавшей в «эйрподс» мелодии, двигал, втягивая щёки и оттопырив гузкой губы, вперед головой. Открытая сумка с инструментами лежала на бюро. Плотно закрытый тубус прислонен сбоку.
Танька поставила две курящиеся ароматным парком чайные чашки и бамбуковую корзинку с сухим крекером на широкий подоконник рядом с декабриной. Стала подле. Помахала Николаше рукой.
– О, чаёк! – он благодарно кивнул головой. – Здорово! Спасибо! Но, только чуточку позже! А сейчас слушай небольшой компьютерный ликбезник. Понимаешь, Тань, перегрев случается, если в устройстве некорректно работают охлаждающие элементы или устройство сильно забито пылью. Вот тут, смотри, между процессором и радиатором прокладывается специальная паста, которая со временем высыхает. Это и приводит к перегреву. Отсюда вся симптоматика – и зависание устройства, и сильный нагрев корпуса. Если не бороться с проблемой, то в скором времени из строя может выйти центральный процессор, видеочип и любое другое устройство ноутбука. Решение достаточно простое. Первым делом нужно очистить ноутбук от пыли и заменить теплопроводную пасту. Это я уже сделал. Осталось только привести ноут в первоначальный вид и дополнительно подстраховаться: если после всех гигиенических процедур будет продолжать подвисать, установим и запустим специальные утилиты, они смогут устранить системные проблемы – именно они часто приводят к зависаниям и ухудшению быстродействия. Этим, – он продолжая колдовать с ноутом, собрал его, включил, вставил флешку, запустил какую-то программу, – с твоего позволения, и займемся под неспешное чаепитие.
Танька отхлебнула из своей чашки. Повернулась к цветку.
– Вот видишь, глупенькая, что значит внимание, забота и умелая мужская рука. Даже ноут, что пышет жаром смущения, как викторианская мисс, теперь перестанет ежедневно запинаться, мямлить и опускать, задумавшись, глаза долу. Может и тебя, дорогуша, доверить Николаше, коли меня слушаться не желаешь?!
Николаша удивленно посмотрел на Таньку, перевёл взгляд на декабрину.
– А что, собственно говоря, с цветком не так?
– Её величество цвести не желают! Ни в какую! Несмотря на многолетние уговоры!
Николаша взял чашку двумя руками, подул, аккуратно сделал глоток и задумчиво посмотрел на декабрину.
– Капризная барышня – тяжелый случай. Впрочем, почему нет. Я, пожалуй, возьмусь.
– Танюша! Ты чудо как хороша. Фото в твоём профиле, конечно, великолепны, но даже они не смогли передать всей прелести! – глаза Артёма светились неподдельным восхищением. – Не смущайся. Мы все так много общаемся онлайн, что забываем о возможности встречаться вживую, разговаривать о совершеннейших глупостях за чашечкой кофе или бокалом вина и даже шептать нежные слова на ушко красавицы. Поверь, мне так хочется большой и настоящей любви…
– Каждый ее обязательно встречает. Рано или поздно. Главное – суметь разглядеть.
– Да. Ты права. До встречи с тобой, мне казалось, я уже потерял всякую надежду на возможность найти близкую душу. Но теперь…Достаточно было лишь одного взгляда…
– Мне кажется – шампанское немного кружит тебе голову.
– Отнюдь! Да и если бы так! От пары бокалов я лишь по-хорошему становлюсь смелее. Откровеннее в своих желаниях! Танюша, зачем тянуть время, если люди уже нравятся друг другу?! К чему эта совершенно неуместная средневековая чопорность? Давай не откладывать дело в долгий ящик.
– Что ты имеешь в виду?
– Попробуем жить вместе.
– По-моему, ты несколько торопишь события.
– Вовсе нет! Я уже всё хорошенько продумал. Снимем квартиру. Небольшую. Может быть даже мансарду. Будем вести хозяйство, пить вино, читать стихи…Расходы, конечно, пополам.
– Прости, Артём, может мой вопрос не совсем тактичен, но что у тебя с работой?
– Чистейшей воды интермеццо. Сейчас я в поиске. Временно. Но уже очень скоро…Есть на примете отличное местечко в солидной фирме! Впрочем… давай, начнём с малого. Для начала попробуем притереться в быту, жить, как теперь говорят, без обязательств. Не станем ограничивать свободу друг друга.
– То есть если мне понравится другой мужчина…
– …а мне другая девушка, то мы пригласим их к себе и займёмся любовью все вместе.
– Мне кажется, я ещё не готова к столь богемной жизни.
– Брось! Ханжество тебе не к лицу. В моем предположении нет ничего особенного. Многие теперь так живут. Ничем не ограниченное телесное удовольствие вне рамок общепринятых норм приличия лишь дополняет и усиливает духовное родство двух близких людей.
– Для меня это чересчур! Прости, Артём, мне пора.
– Но почему?! Ведь так хорошо сидели.
– Завтра с утра на работу.
– Чек пополам?
– Не беспокойся. Я оплачу. Смотри – оставляю деньги здесь, под чашкой. Хватит даже на чаевые официанту. Прощай. Можешь меня не провожать.
– Итак! – Николаша высветил на дисплее часов дату. – Что у нас сейчас…первая декада октября?! – потянулся к корзинке, выбрал печенюшку, аппетитно захрустел и удовлетворенно зажмурился, как сытый кот. – Очень хорошо. Самое время – растение набирается сил перед цветением, начинает закладку цветочных почек. Что ж, начнём, будем будить твою декабрину!
Запоминай! Влаги с этого момента поменьше – лишь когда зелень начинает съеживаться, терять тургор. И поливать лучше не водой, а заваренным чаем. Вот тебе, Танюша, огромный секрет лучших цветоводов: декабрина закладывает от чая больше цветочных почек, чем от дорогого удобрения. После таких «чайных церемоний», поверь, зацветают даже проблемные, никогда не цветущие рождественники.
– А самое главное для неё теперь, – Николаша отставил чашку, подхватил вазон с цветком и попросил Таньку открыть балконную дверь. – Прохлада и свежий воздух. При отсутствии заморозков не вноси ее в квартиру до ноября. Пятнадцать и даже десять градусов тепла – норма. Не больше. Легко, правда на короткое время, выдержит понижение температуры до трех градусов. Эдакая стрессовая терапия. Пусть подморозится – это способствует закладке цветочных почек. Чего не сделаешь, чтобы разбудить принцессу!
– Ну что же. Ноут настроен. Радужная перспектива для спящей красавицы открыта. Осталось сделать еще одно дело. Может быть, самое главное… – уверенности в голосе Николаши не убавилось, но дышать он стал заметно чаще. И на лбу почему-то выступили и заблестели мелкие росинки пота.
– Что за дело? – удивилась Танька.
– Подожди секундочку. Дай собраться с духом… – Николаша поправил очки, глубоко вздохнул, словно бросаясь в неведомый и опасный омут очертя голову, и достал из кармана маленькую, обтянутую красной бархоткой коробочку.
– Я не знаю, правильно ли я делаю… – начал он.
– Если сомневаешься, лучше не делай! – улыбнулась Танька.
– Не сбивай меня… – смутился Николаша. – Я имею в виду не сам факт действия, а его порядок! А-а-а!.. Была не была!..
Он стал перед Танькой на одно колено и протянул ей бархатную коробочку.
– Что это? – растерялась Танька, уже начиная догадываться о том, что последует далее.
– Таня! Переезжай ко мне! – он увидел изумление на её лице и сглотнул комок, заставляющий пересохшее горло хрипеть – Таня! Я предлагаю тебе свою руку и сердце. И прошу стать моей женой. А это – принять в знак моей любви. Фух!.. Сказал наконец!.. Может быть моё признание прозвучало неуместно и нелепо, но если бы я этого не сказал, то обязательно жалел бы об этом всю оставшуюся жизнь.
Танька открыла коробочку. На подушечке лежало – изящное золотое колечко с изумрудом в обрамлении россыпи мелких бриллиантиков.
– Какая прелесть! Так вот ты чем занимался в те полчаса, которые попросил у меня.
– Нет. Кольцо я купил давно. Только всё тянул, собирался с духом и ждал подходящего момента. А полчаса ушли, чтобы найти достойную тебя розу.
Николаша раскрыл тубус и аккуратно достал из него белоснежную розу на длинном стебле, усыпанную по свежайшим бархатистым лепесткам искрящимися капельками.
Танька всплеснула руками.
– Ах, Николаша! Удивил, право слово! Всё это так неожиданно! – за считанные мгновения на её лице последовательно отразилась целая гамма чувств – растерянность, задумчивость, неуверенность, мечтательность. – Стрессовая терапия, говоришь?! Разбудить спящую красавицу?! А что? Может быть, ты прав… Давай, попробуем!
– Значит – да?!
Танька улыбнулась и уже решительно кивнула головой.
Врач отняла ультразвуковой датчик от покрытой «гусиными» пупырышками кожи.
– Ну вот и закончили. Держи салфетку, мамочка, вытирай гель с живота. Можешь одеваться. И не переживай так. Для первого триместра все показатели не просто хорошие, а исключительно замечательные. Состояние ребенка и его размеры полностью соответствуют сроку беременности. Работа организма в целом никаких опасений не вызывает. И биохимический скрининг, – она взглянула в открытую карточку, – показывает, что уровень гормонов не выше и не ниже допустимого уровня. А ещё, скажу тебе, что длина кости носа у плода чуть больше двух миллиметров.
– Это опасно?! – встревожилась Танька.
– Нет, дорогая! – засмеялась врач. – Это просто говорит о том, что малыш будет таким же курносым, как мама!
Прямо из консультации, предупредив Николашу, Танька заехала домой, где не появлялась уже несколько дней. Лишь на пару минут – взять нужные книги и в очередной раз полить перенесённую накануне первых легких заморозков с балкона в комнату декабрину. Куст разительным образом изменился. Он был щедро усыпан упругими крупными бутонами, едва ли не одновременно распускающимися яркими розовыми цветами.
Танька радостно засмеялась и, едва касаясь пальцами, нежно погладила декабрину.
– Ай да умница! Моя ты хорошая! Проснулась, наконец, принцесса! Получилось у Николаши маленькое чудо! Ну вот, теперь и у тебя всё будет по-новому. Знаешь, принцесса, я так счастлива. И всё время улыбаюсь. Наверное, очень глупо выглядит со стороны, потому что все оборачиваются и тоже начинают улыбаться. Никогда бы не могла представить, что будет именно так. Впрочем, обо всём этом не стоит на бегу. Мы ещё обязательно посекретничаем. Основательно. Никуда не торопясь. За чашечкой зеленого чая. Я заварю тебе свежайшего. Самого лучшего. Я думаю, мы друг друга поймем. Ведь у нас, мамочка, теперь с тобой столько общих тем.
Иллюстрация Саша Непомнящая
