«Гарсон Жак передал, Вы звали патрона. Что-то не так, месье? Присесть за Ваш столик? Поговорить? Отчего же нет… Я часто разговариваю с гостями, особенно завсегдатаями. Представьте, многие клиенты нашего кафе живут в этом же доме, этажом выше. Мы знаем друг друга, кажется, уже две вечности, каждый свою. Мадам Лидия? О, она самый легкий из моих непростых клиентов! Вы хотели встретиться с ней? Это невозможно. Да, она избегает публичности. Упрекает мир: им мало моей обнаженности? Мадам Лидия так непохожа на других русских — она пунктуальна и щепетильна – ведь эти русские не особо разборчивы в связях и обязательствах. Дважды в неделю, по средам и пятницам, она заказывает вегетарианские блюда и спускается в общий зал. Нет, сегодня вторник. В остальные дни, как правило, ей поднимают еду наверх. Возраст. И все же, годы не могут совладать с ее врожденной гармонией: она изящно стареет. Признаюсь, я много младше её, но не в силах не замечать плавности плеч, изгиба шеи, породистых щиколоток. Она волнует до сих пор, волнует своей легендарностью. Возможно, волнует тот факт, что когда-то эта женщина безумно раздразнила другого мужчину. И какого мужчину! Вероятно, её белокурые волосы прежде были просто роскошны. О, я понимаю Анри! Даже разница в возрасте не стала препятствием. Она его одалиска. Вы спрашиваете, как все начиналось? Мадам Лидия редко откровенничает и, тем не менее, за наши две вечности знакомства мы много раз говорили об искусстве. Рассказывая об Анри, она невольно пробалтывается о себе. Хотя её вовсе нельзя назвать болтушкой.
Так вот, представьте себе, месье, обычное объявление на автобусной остановке. Указан незнакомый адрес. И девушка, une étrangère едва ли сносно говорившая на французском, еще четверть часа назад не предполагавшая неожиданного приключения, с удивлением обнаруживает себя в автобусе загородного маршрута. Как она удачлива, не правда ли, месье? Париж в те годы был просто наводнен эмигрантами, готовыми на любую подённую работу. Я тогда только родился. Впрочем, кто же не знает своего прошлого, чего не скажешь о будущем, не так ли, месье?
«Всего полгода и Вы свободны. Полный расчет по завершению проекта. Когда мы закончим «Танец» для Альберта, Вы станете мне не нужны» — хорошенькое начало, да? Но наниматель был сугубо практичен.
Она осталась на полгода. Хозяин сдержал свое слово: через шесть месяцев рассчитал её.
Но ей вновь повезло. Что-то от её запаха, неторопливого шага, придирчивого взгляда осталось в доме. Её присутствия стало не хватать. Где та русская, изящно сложившая руки на спинке стула? Где та юность, не искрящаяся задором, а вечно погруженная в себя, пребывающая в какой-то северной немоте грусти, вековом раздумье: за что?
В общем, Анри нашел предлог, чтобы призвать девушку обратно. Как необыкновенно она удачлива, не правда ли, месье? И вскоре все его окружение уже знало, что мадам Лидия — это глаза художника, его грёза, его неистовая душа, его вожделение. Говорят, он в молодости умел сохранять самообладание перед обнаженной моделью. Модель всегда оставалась для него всего лишь натурой. Но русской удалось нарушить правило: мастер привязался. Он не устоял перед страстностью, спрятанной в сдержанность, как руки в меховую муфту. О, этот огонь во льду! Мастер стал бешено творить. Он рисовал, почти не останавливаясь на жизнь. И натурщица близко видела горение мастера, экстаз гения, она опалилась тем иступленным дыханием.
Знаете, месье, сейчас мадам Лидия лучший эксперт по работам Анри, без труда отличает подделку от шедевра. Я горд, что в моем доме находится несколько сокровищ. Эти картины украшают скромный номер на третьем этаже. Чем не наполни его, ни что из мебели или безделушек не превысит великолепия полотен. О, Боже, как должна быть счастлива та, что живет в окружении шедевров! Ей и в Лувр ходить не нужно… Простите, месье, мою шутку, ну, Вы меня понимаете… И как должна быть счастлива та, у которой такое незаурядное прошлое: со стен исходит любовь великого художника и каждый день, понимаете, каждый день, напоминает о прожитом. Ведь она вырастала рядом с мастером, влияла на мысль гения. И в некотором смысле, она – его творение. В то же время, она продлевала его мужское… Ну, Вы меня понимаете, месье. Это походило на духовное соитие. Ведь он будил ее по ночам, потому что у него вдруг «пошел свет», понимаете? И он нуждался в ее утреннем мнении: насколько стояще его всенощное бдение… Это было проникновение двух личностей в одну сущность, это единение из разряда иррационального.
Если задуматься, сколько стоит хотя бы одна работа Анри, можно понять насколько теперь богата та une étrangère… Но, говорят, мадам Лидия не позволяет себе продавать работы Мастера. Она готова отдавать их только в дар. Вы не поверите, месье, несколько полотен были даром отданы русским музеям. Ностальгия? Сдается мне, здесь что-то сродни пикантной мести: на-те, теперь-то не отвернетесь, возьмете с ладони отвергнутой вами девочки. И ведь берут! Нет, она ничего не упустила из отпущенного. «Дочь снегов», сирота, гонимая из страны, занятой собственным обновлением, родилась для того, чтобы стать Музой южанина. Не в том ли счастье, месье? Редкая женщина может похвастать такой судьбой. И что гении находят в этих русских?! Кого из корифеев не возьми, всякий раз возле него русская Муза! А Вы сами, месье, откуда? Что-то в Вашем произношении выдает бельгийца… Со-лот-ча? Это где-то в Брабанте? В России?! О, простите, месье, Вы тоже художник? Писатель? Мадам Лидия переводит Ваши труды на французский? О, у моего заведения появится еще один знаменитый клиент!
Нет, ей не бывает тут скучно и одиноко не бывает. Мои повара знают все предпочтения наших жильцов и завсегдатаев. Мой персонал как одна большая семья. От меня редко уходят. О, я мог бы составить поваренную книгу для знаменитостей! Мадам Лидия нам не чужая, она живет словно в большой дружной семье. Ей снова повезло, месье, ей повезло с нами. Нет никакого возраста дожития: размеренное, счастливое продолжение прежней счастливой жизни. Нет, она не нуждается в помощи. Говорит, «если понадобится помощь, то уйду за боссом».
Что, Жак? Проблема? Говори при месье. Он не журналист. Он писатель из России. Блюда для мадам Лидии совсем остыли? Остались не тронутыми с утра? Даже колпак на мармите не поднят?!!»
Иллюстрация Анри Матис, «Голубые глаза»
