— Ты сам не свой в последнее время. Что тебя гнетет? — спросила меня на днях Брижит.
Она была права. Меня именно гнетет. Мое положение.
Сегодня будет непростой вечер. Я решился на разговор с ней.
— Брижит, я знаю, ты поймешь меня правильно. Я завязал со своей работой и потерял источник дохода. Я не заработал денег на спортзал, но мне хватит, чтобы откупиться. По хорошему, нужно собраться и ехать домой. Но я совсем не хочу уезжать от тебя. Я долго не решался сказать об этом — не хочу, чтобы ты думала, что я намекаю на твои деньги. Я не стану твоим содержанцем — я слишком тебя уважаю… Мне нужна работа.
— Ну вот и cлава Богу… — тихо ответила Брижит и как-то странно на меня посмотрела. — Вот и разрешилось, — пробормотала она как будто во сне.
— Ты о чем, Брижит?
— Видишь ли… Я… у меня тоже был разговор к тебе, который я все откладывала, но раз появился повод… В общем, через некоторое время мне тоже нужно уехать. Надолго. Даже так: я уезжаю насовсем. И не смогу взять тебя с собой. Поэтому все очень даже хорошо сложилось. Рано или поздно, но тебе пришлось бы вернуться домой. У нас нет перспектив, и ты прекрасно знаешь, что я права.
Вот так, просто поставила перед фактом. Я будто бы падал в лифте, у меня все оборвалось. Что это? Она снова меня отшивает? Или на самом деле уезжает? Может, переезжает к дочери?
Я опустился в кресло. Нет, так не должно было закончиться.
В ее поведении не было и тени грусти — только решимость: она смотрела мне прямо в глаза. И это совсем сбивало меня с толку — ну должно же ей быть хоть немного жаль! Только много позже до меня дошло, чего ей стоила та легкость и сколько душевных сил понадобилось. Поистине, она сильная женщина, а я — юный дурак с полным отсутствием жизненного опыта.
Мы смотрели друг на друга, и мне казалось, что в этот момент каждый находился в своей реальности. Я представлял себе отъезд и расставание, как я буду жить без нее. Брижит тоже была где-то далеко, наверное, думала о том месте, куда уезжает.
— Ну что же, — она очнулась первой, — раз уж так сложилось… Тем более теперь нужно спешить наслаждаться отведенным нам временем и успеть как можно больше. А про работу — у меня есть одна идейка!
И она подмигнула.
* * *
Примерно недели полторы Брижит была вся в делах, она практически не давала о себе знать. Я тоже не сидел сложа руки: перебирал все свои контакты в надежде найти полезные — может, хоть кто-то мне поможет с работой.
Брижит предложила переехать к ней. Я отказался. Ну потому что, как мне кажется, это совсем альфонство: я мужчина и должен платить за свое жилье сам, даже если я почти в нем не появляюсь.
Брижит с утра пошла по делам. Я поехал на квартиру рассчитаться с хозяином.
Еще давно я открыл сберегательный счет в банке и откладывал на него бОльшую часть заработанного. В определенной степени я даже гордился, что у меня хватило ума даже в сложные времена не трогать этот деньги. Только сейчас, когда я бросил работу, я начал тянуть оттуда деньги. И вот что странно — мне было их почти не жаль. Я понимал, что хорохорюсь, и всех моих собранных денег хватит Брижит недели на две: тем не менее, я исправно покупал ей цветы и небольшие подарки.
Скажу вам по секрету: она очень любит старинные безделушки. У нее их миллион, и тем не менее каждый раз Брижит как ребенок радуется такому подарку. Поэтому я исправно езжу на марше Ле Пюс де Сент-Уан — блошиный рынок. Здеcь можно найти буквально все что-угодно, если, конечно, у вас хватит терпения обойти все. Но я так не делал, а сразу заглядывал в два-три знакомых павильончика и обязательно что-то уносил оттуда для моей любимой.
По дороге заскочил к флористке. Что выбрать? Брижит терпеть не может неприродных цветов — ну, знаете, всякие там синие ромашки или зеленые хризантемы. Никакой упаковки, оазисов и сложных композиций — все должно быть просто и изысканно.
Она любит розы глубоких красных оттенков. И белые. Говорит, что никак не может определиться. А я могу? Для меня вообще пытка — выбирать цветы и подарки женщинам. Они думают, что мужчина действительно может осознать понять все их заморочки: «Розы обязательно белые! Только белый должен быть не такой вот, знаешь, совсем-совсем белый, а белый, но с кремовым оттенком (Е-мое! Кремовый — это какой?) или «Фи, это же просто красный! А я люблю АЛЫЙ!»
Но это не касается Брижит. Меня очень подкупает ее манера не ломаться и не кокетничать: она всегда прямо говорит, что ей нравится, а что нет. И никогда не делает это обидно.
Аристократичность — это и нечто врожденное, и глубокая внутренняя работа над собой. Мало получить должное воспитание и образование — их получают почти все дети в зажиточных семьях, поскольку это вопрос престижа. Однако далеко не всех обеспеченных людей можно назвать хотя бы интеллигентными.
Я был на светских раутах и приемах и часто видел представителей голубой крови после них: в дорогих и не очень заведениях, на закрытых вечеринках — пьяных, укуренных и унюханных в дрободан. Голубых, розовых, садо-, мазо… Смотришь и думаешь: “Люди, чего вам не хватает, что вы так себя самоуничтожаете? У вас уйма денег, есть возможности помогать другим, делать этот мир лучше…”
Думаете, это я от зависти? Я не осуждаю их, совсем нет. Это попытка понять. Я завидовал им, пока не увидел, чтО незаработанные деньги делают с людьми, до чего способны опустить. Хотя люди есть разные: кто-то ночью получает удовольствие от извращений, а наутро — перечисляет деньги на благотворительность, помогает молодым художникам и вообще делает много хорошего.
Интересно, если бы у меня было много денег, вот прям так, что не нужно ни о чем задумываться? Был бы я, скажем так, несущим свет? Не уверен…
Сегодня мне захотелось принести Брижит букет белых роз. А к нему — изящную подвеску из муранского стекла, которую я купил на рынке.
Когда Брижит открыла дверь, я услышал голоса людей.
— У тебя гости? Я могу потом…
Она улыбнулась и втянула меня в квартиру.
— О-о-о, они великолепны! — пропела она, вдыхая аромат роз. — Да, сегодня я хочу именно белые! Ты угадал! И сегодня есть повод, который я хочу отпраздновать.
Брижит искренне улыбалась, и мне было радостно от того, что я смог стать причиной еще одной ее улыбки. Мы прошли в гостиную, где два официанта накрывали стол и готовили еще один, поменьше.
— Это мсье Акира, мастер суши. Он угостит нас своими шедеврами, — проворковала Брижит .
— Конничива, — пропел японец приветствие, сложив перед собой ладони в характерном жесте и слегка поклонившись.
— А мы пока выпьем вина, — сказала Брижит, выводя меня из комнаты.
Но тут официанты засуетились, переговариваясь с шефом.
— Господин Акира предлагает вам заменить вино на теплое сакэ, потому как вино может повлиять на вкус суши, — сказал официант, слегка кланяясь.
Нам принесли сакэ в другую комнату, пока в столовой все обустраивали.
— Что отмечаем? — аккуратно спросил я.
— Секрет, — весело ответила Брижит.
— Ну, может, за подарок ты мне его расскажешь? — сказал я, вынимая из кармана коробочку с подвеской.
— Ах, ВиктОр! Какая же она прекрасная! Ты меня балуешь!
Я готов преподнести ей весь мир, и очень страдаю, что не могу дарить подарки, достойные ее. Я невольно насупился — и она это заметила.
— Виктор, для меня эти подарки — самые дорогие на свете!
Я же говорил: она все считывает еще до того, как успеваешь что-либо сообразить.
Минут через пятнадцать официант пригласил нас в столовую. Большой стол был накрыт ослепительно белой скатертью. Черный сервиз для суши с золотыми драконами, деревянные палочки с таким же рисунком — великолепный контраст.
Мастер Акира стоял за небольшим столом, который он, оказывается, привез с собой. Несколько ножей, от огромного до маленького, лежали в строгом порядке.
Брижит кивнула официантам, Акира кивнул нам и шоу началось. Помощник вынул из холодильного ящика целую рыбу, положил ее на красивенный поднос и поднес нам. Одной рукой от открыл жабры, демонстрируя свежесть.
Брижит удовлетворенно кивнула и рыбу передали Акире.
— Зачем они показывают рыбу? Разве кто-то может допустить, что она несвежая? — спросил я у Брижит полушепотом.
— Это ритуал, так заведено.
— Хорошо, хоть не притащили ее живой.
Брижит посмотрела на меня и мило улыбнулась.
Акира достал два страшного вида ножа, взмахнул ими словно дирижер палочками и начал разделывать рыбу, буквально танцуя вокруг нее. Страшно даже подумать, какой остроты эти ножи, если они режут плоть как теплое масло. Все это происходило с такой скоростью, что я даже не успел разглядеть, что и как. А на блюде уже лежали тончайшие срезы филе для сашими и суши.
Мастер переложил сашими на тарелочки, украшенные листьями салата и имбирем, и официант тут же подал их нам. Пока я смотрел на сашими на своей тарелке, а они на меня, Акира уже наваял немного суши .
Мне, в общем-то, нравится эта кухня и я ем суши. Но вот сашими есть без риса как-то не очень. И моя рука потянулась к суши.
— Нет-нет, — сказал Акира, — сашими нужно съесть первыми, чтобы прочувствовать всю глубину вкуса рыбы. Рис оттягивает на себя внимание рецепторов.
Я посмотрел на Акиру. Он стоял и наблюдал за нами. Встретившись со мной взглядом, он заулыбался и поклонился.
— Он ждет наших комплиментов. Так что давай, — подмигнула мне Брижит.
Я собрал волю в кулак, полил соусом и съел. Удивительно, но никакого явного запаха и вкуса рыбы не было. Было что-то очень нежное и совсем не противное. Я удивленно посмотрел на Брижит, потом на Акиру, и довольно ему закивал. Мастер замахал головой мне в ответ.
Мы проглотили несколько сашими и суши. Видимо, пришло время следующего этапа представления.
Помощники подняли края белой клеенки, которой был покрыт рабочий стол мастера, и нашим взорам предстал аквариум с живой рыбой. И тут мне захотелось убежать. Я запаниковал. Одно дело есть мясо или рыбу, не видя как они были добыты, а другое — что вот сейчас на твоих глазах будут разделывать кого-то живого.
Акира сделал широкий жест рукой в сторону аквариума — мол, выбирайте жертву. Брижит повернулась ко мне, но увидела мои вытаращенные глаза, которые кричали: «Нет!»
— Ты серьезно? — спросила она.
— Серьезно! Я так не могу! Хочешь, я выйду, пока для тебя…
— Нет, конечно нет! — перебила она меня. — Это совсем неважно.
Она повернулась к Акире и отрицательно покачала головой. Он немного замешкался, потом посмотрел на меня, опять улыбнулся и поклонился мне: типа, ок, принимаю. Я тоже благодарно кивнул в ответ.
Мастер взглянул на помощника и, как мне показалось, никаких знаков не сделал. Но тот тут же метнулся к холодильному ящику и выложил на стол какие-то морепродукты, а из коробки — авокадо, огурцы, зелень.
Подкатив к нам тележку, официант озвучивал названия морепродуктов и компонентов, получая от Брижит одобрительный или отрицательный кивок. Из знакомых для меня слов были только «тунец», «угорь» и «икра».
— Все ок? Теперь мы можем расслабиться? — спросила Брижит.
Мне стало неудобно за свое поведение. Хуже всего, что я не понимал — Брижит понимает меня или смеется надо мной.
— Прости, если я испортил тебе ужин. Просто это было как-то неожиданно.
— Брось! Более того, может ты и прав: мы так бездумно лишаем кого-то жизни ради собственного развлечения. При этом сами очень боимся за свою.
— Все! Идем к веганам! — попытался я пошутить и загладить таким образом свою выходку.
— Ты знаешь, я подумаю, — ответила Брижит — только я опять не понял: то ли в шутку, то ли всерьез.
В итоге у нас состоялся прекрасный ужин. В конце Брижит попросила-таки подать шампанское. Акира к тому времени уже уехал, так что пожурить за сочетание несочетаемого уже не мог. Один из официантов остался, чтобы убрать стол и комнату, когда мы закончим.
Он сделал нам отличный зеленый чай и мы перешли пить его в другую комнату.
— Как твои дела? — спросила Брижит. — Я так занята, что некогда и поговорить.
— Да нормально. Ищу работу.
— Ну и как?
— Пока никак, — покраснел я.
В этот момент постучал официант и сказал, что он закончил. Брижит вышла к нему, видимо, чтобы дать чаевые. Я опять чувствовал себя нищебродом.
— Брижит, это, наверное, невероятно дорогое удовольствие — заказать такой ужин домой… — промямлил я, когда она вернулась.
— Да, но это стоит этих денег, — вызывающим тоном прервала меня Брижит.
Я поперхнулся.
— Я не могу себе такого позволить…
— Так что, и мне теперь себе не позволять? — она говорила жестко, но при этом улыбалась. И меня это бесило: будто издевается.
— Прости, я не это хотел сказать…
— Я заслужила право так жить! — практически рявкнула она. И, успокоившись, продолжила: — Скоро мы разъедемся в разные стороны. Ты не знаешь, какая жизнь ожидает тебя после отъезда. Мне же хочется помочь тебе как можно больше. Так что, пожалуйста, не мешай мне! Просто принимай и наслаждайся — доставь мне такое удовольствие.
Я смотрел на нее, не зная, как себя вести. Мужская гордость грозилась стучать хером по столу. А душа смотрела в ее душу и шептала: «Пусть будет так, как она просит!»
— Ладно, — сказал я. — Извини, я, кажется, тебя расстроил.
Она взяла меня за руку и потянула в спальню. Мне нравилось, когда мы занимались любовью так неспешно, даже несколько меланхолично. Брижит была очень нежной, и мне даже показалось, что я увидел слезинку в ее глазах. Наверное, привиделось.
Когда мы закончили, она попросила принести шампанского.
— Знаешь, чего я сейчас хочу? — пробормотала она каким-то полудетским тоном. — Пироженка!
— Пироженка?!
Я посмотрел на часы. Полночь.
Рестораны обычно закрываются около одиннадцати. Работающих позже мало и кухни в них все равно сворачиваются раньше. Я натянул штаны, схватил бумажник и телефон.
— Ты куда?
— Я скоро вернусь! — крикнул я Брижит на ходу.
Спускаясь вниз, я уже искал в гугле ночные рестораны. Влетел в первый ближайший.
— Месье, к сожалению, готовых десертов нет, а повар уже ушел, — услышал я стандартный ответ. Увы, надеяться на помощь здесь не приходилось.
И я побежал дальше по улице, к Елисейским полям и Триумфальной арке. Там полно ресторанов — ну должно же хоть что-то быть открыто?
Обойдя еще пару ресторанов с тем же результатом, я вдруг увидел открытое заведение. Я уже порядочно взмок, когда влетел туда. Бармен, выслушав меня, указал пальцем на стоящего в дверях человека и сказал, что это шеф заведения, но он уже уходит.
Мужчина прощался с приятелем, но, почувствовав мой взгляд, повернулся:
— Вы что-то хотели, мсье? — любезно спросил он.
— Мне нужен десерт. Очень нужен. Пожалуйста.
Шеф был немолод, со смеющимися морщинками вокруг глаз и, похоже, испанских кровей.
— Ваша дама сердца пожелала десерт в полночь? — шутливо спросил он, и я понял, что и здесь меня отправят ни с чем.
Но тут он повернулся к собеседнику и сказал:
— Договорим позже, старина. Я должен помочь этому молодому человеку. На что не пойдешь ради любви! Пойдемте посмотрим, что мы можем сделать.
Наверное, ангелы сжалились надо мной и послали мне этого человека. Представляете, он не поленился снять пиджак, пройти на кухню и вернуться оттуда уже в чистом белоснежном фартуке.
— Из готового есть яблочный тарт — я приготовил его буквально пару часов назад, и клубничное пирожное. Могу предложить вам приготовить шоколадный фондан или профитроли. Так что возьмете?
— Все! По две порции.
— Ого! Подождите минут десять. Вам далеко нести? Потому что профитроли и фондан в коробки нельзя, только тарелки.
— О, нет! Буквально через несколько домов. Я утром занесу посуду. Хотите, залог оставлю?
— Что вы! Просто принесите, пожалуйста, тарелки.
Я попросил воды и сел ждать. Вытащил телефон — там сообщение от Брижит. «Буду минут через десять» — ответил я.
Через десять минут выглянул повар, сказал, что сейчас упакует, и позвал официанта на помощь. Мне вынесли внушительных размеров пакет.
— Несите скорее, иначе мороженое в профитролях растает. Да и фондан…
— Не знаю, как вас благодарить! Вы меня очень выручили! — чистосердечно сказал я, оставив хорошие чаевые в баре.
— Чего хочет женщина — того хочет Бог! — сказал мне на прощание шеф и ушел переодеваться.
Я примчался к Брижит. Увидев огромный пакет в моих руках, она сделала такие же огромные глаза.
— Что это?
— Не знаю, сейчас посмотрим.
Я сбегал на кухню за десертными ложками и вилками, прихватив еще бутылку шампанского из холодильника.
Мы вдвоем очень осторожно сняли пакет. Внутри стояла пирамида из четырех больших тарелок, каждая из которых была накрыта прозрачной коробкой для торта. Сказать, что там просто лежали пирожные — значит ничего не сказать. Все было украшено так высокохудожественно, что просто не верилось — как возможно наваять такое за десять минут? Зеленые листочки мяты спорили о своей яркости с каплями клубничного конфитюра, янтарные карамельные нити оплетали профитроли, снежные шапки взбитых сливок почивали на шариках мороженого, поданного к загорелым шоколадным фонданам.
Не знаю, почему на нас это произвело такое сказочное впечатление — так, в общем-то, стандартно подаются десерты в хороших ресторанах. Но то ли потому, что это контрастировало с уютом домашней спальни, то ли потому, что содержимое пакета было некоторым сюрпризом даже для меня (потому что я ожидал просто сложенных в кучку пирожных) мы оба отдались во власть этому волшебству, как дети, получившие подарки от Деда Мороза.
— О-о-о, ВиктОр! Где ты раздобыл такое? Я совсем не ожидала!
— Я, честно говоря, тоже.
Мы объедались десертами, запивая прохладным шампанским. Меня невероятно радовало, что Брижит мурлыкала от удовольствия. Удивительно, как иногда самые простые вещи могут сделать нас счастливыми. Дело ведь не в стоимости этих пирожных, а в чем-то другом, неуловимом.
Брижит ест немного. Уничтожить все, и даже половину, она не смогла, поэтому отъела от всего по чуть-чуть. Я, когда увидел эту картину с кучей надкусанных сладостей, громко захохотал:
— Ты, часом, не украинских кровей ?
— Украинских? Почему ты так решил? —она буквально вытаращила на меня глаза.
— У нас есть анекдот про самих себя. Украинца спрашивают: «Сколько яблок ты сможешь съесть?» — «Много», — отвечает тот. «Ну сколько? Десять?» — «Могу!» — «А двадцать?» — «И двадцать могу!» — «Ну, а ведро?» — «Ведро… и ведро смогу! Ну, если не съем, так хоть понадкусываю!»
Не уверен, что смог передать колорит этого анекдота, но Брижит смеялась от души:
— Да-да, я украинка! Точно! Не съем — так понадкусываю! А-ха-ха! Какие вы молодцы — можете посмеяться над собой. Французы обожают высмеивать других, но на шутки про себя очень обижаются.
Мы смеялись и шутили, и я подумал, как было бы прекрасно проводить вместе такие теплые вечера еще много-много лет. И тут же взгрустнул, вспомнив, что скоро это все закончится.
Брижит, как всегда, уловила мою, как мне казалось, незаметную перемену.
— Не нужно грустить. Надо собрать как можно больше таких фотографий и ярких воспоминаний для своей памяти.
Усмехнулась, хитро посмотрела на меня — скорее всего, что-то задумала. И точно:
— Ну а чтобы воспоминание было приятным, я хочу сделать тебе подарок. Помнишь, как-то я сказала, что про твою историю можно фильмы снимать? Так вот, фильмы пока не снимаем, но книгу написать очень даже можно. У меня есть один писатель, который сотрудничает и с издательствами, и с кинокомпаниями как сценарист. Если тебе эта идея по душе, и вы понравитесь друг другу — он напишет твою книгу. А когда она выйдет, будет искать кинокомпанию, которой можно предложить сценарий. Что скажешь?
— Ой, подожди, не так быстро… Книгу? Я? Слушай, это, конечно, впечатляет, но…
— Что — «но»? Ты сомневаешься, что твоя история стоит того? Из куда более посредственных делают блокбастеры!
— Думаю, у каждого есть истории, достойные быть написанными.
И тут ее понесло. Если Брижит чем-то загоралась, остановить ее было невозможно. И опасно для окружающих.
— Смотри, сколько перспектив тебе это открывает. Первое: не знаю, сделает ли тебя твоя книга знаменитым, но никогда неизвестно, «как глубоко ведет кроличья нора». К счастью, мы не знаем, что приобретем взамен утерянного. А вдруг выстрелит? Второе: это, может, и не преогромные, но все-таки деньги, и они тебе совсем не помешают сейчас. Ну и третье: кто знает, может, тебе понравится писать и ты найдешь в этом свое призвание. В любом случае, не отметай сразу эту возможность.
— Брижит, я… мне… Вот блин! Я никогда не смогу тебя отблагодарить за все, что ты сделала для меня.
— О нет, вот только не надо! — прервала она меня и вскочила с кровати. — Если ты сейчас будешь нести околесицу о том, как ты мне признателен и как ты меня любишь вместо простого «спасибо»… — Она взяла мое лицо в ладони и посмотрела прямо в глаза. — Хотя насколько я тебя знаю — не будешь. И это хорошо.
Я все еще заторможенно переваривал и ее предложение, и ее быстро меняющиеся настроения. Она, видимо, это поняла.
— Ладно, проехали. Я знаю, как ты ко мне относишься. Любви существует не один рецепт. Их много: к детям, к мужчине или женщине, к братьям-сестрам, к людям вообще, к миру, к музыке… и еще много чего, что я себе даже представить не могу. У каждого любовь своя. Каждая любовь не похожа на другую. Но какой бы она ни была, любая настоящая любовь поднимает нас над самими собой и, наверное, приближает к Богу… Я люблю тебя, но ты себе не льсти — это не та любовь, про которую Шекспир написал в «Ромео и Джульетте». Просто… просто много чего сошлось в одном месте, в одно время, в котором оказался и ты. Конечно, я не умаляю твоих человеческих и мужских качеств. Если бы ты не был таким замечательным, ты бы не продвинулся дальше моей постели. Теперь я могу тебя хвалить, — она задумчиво посмотрела на меня и потрепала мои волосы. — Я была бы счастлива, будь у меня такой сын. Но тогда бы я не смогла спать с тобой, — засмеялась она.
Брижит активно взялась продвигать мне свою идею. Если она хотела, то могла убедить кого угодно и в чем угодно. Я всегда шутил, что она — идеальный продавец, и способна чукчам снег зимой продать. Правда, пришлось сначала объяснить, кто такие чукчи и почему им сложно снег продавать.
Если честно, мне эта затея была не очень понятна. Где я, а где книги. Но когда я увидел, как заблестели глаза Брижит, как она вся ожила, я готов был согласиться на что угодно. Тем более, что я очень доверял ей и чувствовал, что ей это нужно. «Чем бы дитя не тешилось…» — подумал я, улыбаясь про себя. Ей нужно было чем-то заниматься, вот она и придумала себе игрушку. Ну, пускай играется, если ей так хочется.
— Позволь мне выразить таким образом тебе свою благодарность.
— Мне?! Да за что?
— За ту радость, которую ты умеешь принести, за удовольствия, которые ты мне доставляешь. Да-да! Я знаю, о чем ты сейчас подумал! О деньгах, которых у нас с тобой неравное количество. Но есть то, что нельзя купить за деньги, и именно это ты мне даришь!
Она мгновенно изменилась и говорила так величественно, что я просто не смел ее перебивать.
— Я на самом деле благодарна тебе за многое. Ты столько всего помог мне понять за последнее время: я осознала, что я еще жива, что я еще могу чувствовать, любить, переживать. Я давно была уверена, что уже ничто не может меня оживить, я просто перелистывала дни своей жизни, в которых совершенно не было смысла. И вот сейчас — как обидно, что только сейчас! — этот смысл появился! Но все мы под Богом ходим. Я не знаю, сколько мне отмерено. Если завтра придет время умереть, мне больше не будет жаль. Как будто я успела узнать что-то важное…
— Брижит, не говори так! У тебя дети!
— Я давно им больше не нужна. У них своя жизнь.
— А я?
— Мальчик мой! Давай смотреть на вещи трезво. Я не поверю, что ты мечтаешь менять мне памперсы лет через 20. Старость — очень непривлекательная штука, даже если есть деньги. Я могу купить себе палату люкс в госпитале, купить лучший персонал, но не могу приобрести страховой полис, который спасет от старости и смерти. Тебе еще жить и жить. И потом, я хочу, чтобы ты запомнил меня хотя бы такой как сейчас, если уж тебе не повезло знать меня лет эдак двадцать назад!
Она засмеялась своим красивым глубоким смехом. А я и на самом деле жалел, что мы родились в разных странах, в разное время. Когда я рассматривал фото Брижит, то мне казалось, что живая женщина не может быть настолько красивой.
Я смотрел на Брижит сегодняшнюю и плакал в душе. О, нет-нет, она сейчас очень красивая, изысканная, дорогая и все такое. Но, глядя на фото, мне хотелось кричать туда, высоко в небо: разве это не безжалостно, не жестоко ли портить такую красоту? Боже, как же ты можешь так разрушать прекрасный цветок, который сам же и сотворил? Почему ты сделал время таким немилосердным к людям?
Я подумал про себя, про свою старость (каким я буду?), но — нет, это не имеет смысла. Человек не может почувствовать то, чего не может почувствовать, то, чего он не прожил. А молодой здоровый парень в принципе не может представить себя стариком. Это где-то там, это не про него. Потому что 26 и 50 — это так далеко друг от друга, что мозг просто неспособен осознать эту пропасть и примерить такой возраст на себя. И потом, я уверен, что старение для мужчины и привыкшей видеть себя красавицей женщины — вообще не одно и то же.
И снова осознал: если бы все не сложилось так, как сложилось, я бы никогда ее не встретил.
