Он ещё раз ощупал себя. Воротник плаща поднят. Несколько слоев намотанного пластика плотно прижимают его к противогазу. То же с рукавами и перчатками. Штанины засунуты в сапоги и обмотаны лентой. Пищевая пленка. Надо снова пополнить запас. Там, наверху.
— Прошу, не задерживайся! Найдёшь съестное и быстро обратно. Люблю!
Через круглые стекла видишь ее. Что сказать… Шесть лет, это шесть лет. По-своему она права. И не только по-своему. Делаешь три шага к ней и перчаткой проводишь по ее лицу. Через маску, со срезанным дыханием: «Конешно я приду. Всехда быыо и буеет, Все хооошо. Я тепя лююлю».
Идешь к лестнице и каждый шаг дается тебе с трудом. Надо будет новые брюки приспособить. Располнел?
Разжирел.
А где тут спортом заниматься?
35 квадратных метров. Отцу спасибо: «Вы все меня еще благодарить будете за этот бункер!»
Да, спасибо.
«Когда заорет сирена – все сразу вниз!»
Ну, да – заорала. Вниз спустились.
«Вам говорю – смотрите внимательно: мука – есть, масло подсолнечное – есть, консервы — есть! Почему? Холодно. Да, холодно. Поэтому и хранится. Здесь.»
До сих пор есть, на втором этаже бункера. Спасибо, отец. Rindfleisch. 1985 год. В консервах. Не испортилось. Спагетти. «Срок годности до 2018». Есть можно. Томаты законсервированные. До 2022.
Но все равно, надо выходить.
Наружу.
Наверх.
«Когда русские нанесут удар и завоет сирена – всем сразу вниз! Не выходить. Месяцев семь.»
Папа, спасибо, что приделал открытую цистерну сверху.
«Воду процеживать через песок. Вот здесь. Каждую неделю переворачивать – верхний слой вниз. Месяца через три менять. Мешки с песком здесь. Должно хватить.»
Хватает.
Ставишь сапог на первую ступень, руками хватаешь перила. Вверх.
— Liebster, pass bitte auf Dich auf!
Красавицей Брита не была никогда. Даже просто красивой. Это было ясно всем и ей тоже. Мы познакомились с ней, когда ее отец приехал персонально оценивать ферму отца для покупки. А если использовать биржевый жаргон, для «враждебного поглощения».
Франц Отманн владел уже почти всеми сельскохозяйственными землями в округе, и его аграрная продукция поставлялась всем сетевым супермаркетам и дискаунтерам нашей федеральной земли. При своих не очень многочисленных гектарах отец имел одно единственное преимущество, которое и делало его собственность особо ценной – родник. Нет, конечно, речь не шла об орошении близлежащих земель. Для этого воды просто было недостаточно. Но! Источник давал возможность для создания фирмы производства минеральной воды. С газом или без. Золотая жила.
Я был на пятом курсе политэкономии, мой отец не имел высшего образования. Но нам было и так понятно, что предлагаемая цена лежит ниже «нижнего яруса облачности». Ответ был – нет. У нас был еще другой претендент из Голландии, поэтому мы могли еще высоко поднимать подбородок.
Через три дня на мой мобильный пришло СМС.
«Привет. Ты не против бокала красного вина? Это Брита».
Я был не против. Хотя понимал, что она лет на 15 старше. Но и что? Бокал вина оказался ужином, за который заплатила она, и завершился ночью в ее квартире. Вернее, начался.
Потом были снова встречи и разговоры. Оказалось, что у нас обоих есть масса претензий к своим родителям. У нее больше. Первый брак. Развод. «Он был успешен и элегантен, но у него ничего не поднималось выше разговора об его работе». Пара других отношений. «В тридцать семь лет один уже не мог ничего, кроме гольфа, другой менял машины каждые три месяца – я была бы счастливей, если бы это были любовницы».
Через три месяца ужин у ее родителей. Зачем?
«Сын, может, что-то мы сможем улучшить в цене? Голландцы ушли».
Цена была улучшена. До седьмого неба. Отец с матерью уехали в Аликанте и купили там дом. А еще через год мы поженились.
— Доогая, не беспокойся. Я скоо веенусь. Нао буеет посмотреть, что еще есть ряом. В домах Штейхеров, Кайзеров и Линденов ничео нет. Пойду дальше.
Ступень за ступенью. Втягиваешь и выдыхаешь воздух. Трудно.
Люк на второй этаж. Вращаешь ручку, откидываешь железный круг.
«Когда завоет сирена – немедленно вниз. Все закрыть. Через это радио слушайте и выходите на связь».
Радио до сих пор там, но не действует. Уже лет пять. Как-то сломалось… Бывает.
Бункер отец строил много лет. Мама его ненавидела. Бункер и отца. Находился он прямо под нашим домом. Мой дядя, инженер, провел все расчеты, чтобы не повредить фундамент. В полу подвала была пробита брешь, потом расширена. Ставились крепления. Заливался бетон. Через четыре года верх инженерного искусства был нам представлен.
Два этажа вниз. На первом – радиоугол, полки и шкафы. На нижнем – туалет, душ, спальня и столовая с кухней. Десять сантиметров бетона сверху и снизу, справа и слева. Энергия – через дизельный агрегат. Потом были установлены солнечные панели.
Мне было 7 лет, моей маме 33. На каникулы и в отпуск мы не ездили уже давно.
«Томас, пойми – твоя мама этого не понимает, – когда русские ударят ракетами, вы здесь спасетесь! Пойми, это не сумасшествие. Это правда».
Все, уже на первом этаже. Бункера. Опускаешь крышку люка. Ручку завинтить. Взгляд в камеру и поднятые два пальца – V, victory. Она смотрит.
Сначала жили у нее, Бриты. Прекрасная квартира, с балкона вид на Рейн. «Дорогой, не выходи так часто на балкон. Загазованность страшная. Я даже не знаю, что и где покупать. Вчера мне подруга рассказала, что измерила купленный в биомагазине сельдерей и он фонил!»
Снова лестница. Раз-два, раз-два, ручка, крышка, подвал.
Здесь все, как всегда. С последнего раза. Три дня назад. Так, еще две камеры. Предпоследняя здесь. А вдруг кто-то проник. Снова слава королеве Виктории.
Теперь просто дверь. Тяжелая. Три штыря с каждой стороны. И накладной засов. Вышел. Взгляд в последнюю камеру и поднятые указательный и средний пальцы.
По лестнице, уже обыкновенной, гранитной, наверх. Солнце бьет через стекла гостиной.
Быстро налево, на кухню. Ножи, ножницы. Сначала руки. Спокойно, спокойно. Правой рукой срезаешь пленку с левого запястья. Снимаешь перчатку. Рука уже чуть сопрела и с наслаждением машешь ей из стороны в сторону. Теперь очередь правой.
«Помните – когда услышите сирену!»
Сирена зазвучала 6 лет назад. Ранней весной.
— Я же тебе говорила! Это произойдёт!
Да, как-то произошло. С квартиры мы съехали. «В доме твоих родителей будет лучше – чистый воздух, мало людей.»
До этого Брита была на лечении в больнице уже 6 раз. Диагноз? Какой может быть диагноз. Диагнозом была вся ее жизни. Ее родители. Да и мои тоже. Как, впрочем, и моя жизнь. Чего таить.
«Я знаю, я стара для тебя. С кем ты спишь? Надеюсь, не с мужчинами и не детьми?!»
Ни мужчин, ни детей не было.
«Я дура, да?! Старая идиотка. Я знаю, что ты на мне женился только из-за твоей фермы! Ты еще будешь это отрицать?!?»
Нет, Брита, дурой ты никогда не была.
«Ты молчишь?! Говори!»
Что сказать? В те мои 40 лет я был далеко не Адонис. Вы поднимали в магазине шестибутылочную упаковку воды, где каждая бутылка вмещает полтора литра? Вот, оно и было на моих боках. Не говоря о животе.
«Когда ты был со мной в последний раз, ты помнишь?»
Возможно, человеческая память не такая объемная. Брита права.
«Ты не понимаешь, что все, что я делаю, это только во благо тебя? Оглянись! Мы окружены смертью. Все, что мы покупаем и едим – смерть!»
Наконец обмотанная лентой шея получает отдышку. Противогаз лежит на столе. Теперь очередь за комбинезоном и ботинками.
«Сын, когда взвоют сирены, то появятся люди в белых халатах».
Мой отец боялся ядерной войны. Потом я понял, что ее боялись многие. Мне ли их осуждать?
Сирены не было. Но появились люди в белых маскхалатах. Они опрыскивали улицы. Стучали в двери.
— Вниз! Немедленно вниз! Это вирус! Я знала! Я говорила тебе! Вниз, немедленно!
Да, вниз. И уже 6 лет. А что, если…
Сначала душ. Настоящий, горячий, а потом холодный. Махровым полотенцем – (действительно оно махровое или это просто Брита так говорила?) — осушиваешь себя.
Смартфон. Ну да, секунд десять включается (надо почистить память). Рррум, бим, дзинь…Накопленные сообщения.
До тебя не дозвониться. Что с документами? Ты мне когда-нибудь ответишь?! Зайчик, ты где?
Почта. Так. Письма, конверты, реклама. Вот! Ага! И что?
Сначала отстукиваешь: моя девочка, масса работы, только освободился, у тебя через час?
Джинсы, футболка, гель на волосы. Зеркало. Слушай, а ведь ты обалденно выглядишь!!
Два поворота замка. Трава чуть подросла, надо подровнять. А то соседи…
— Томас! Где ты был?
Вольфганг Кайзер. Ну, когда же он перестанет поливать свой газон?!
— Привет! Если бы ты знал, сколько работы!
— Слушай, а ты толстеешь!
Ааа… Это Михаель Линден. Сам на себя посмотри.
— Вот проведи за работой несколько дней и только жри с клиентами, тогда поговорим.
Смеемся. С соседями надо поддерживать контакт.
Фольксваген заводится с пол-оборота. В жизни есть что-то вечное.
Михаэль подходит. Он и его семья прекрасные люди. Дай вам Бог всего – от чистого сердца.
— Извини, но все же спрошу. Ничего о Бритте?
— Ничего.
Глубоко вздыхаю и смотрю вперед, через смотровое стекло.
— Петра тоже иногда спрашивает. Ну, я и говорю – ничего не знаю.
— Спасибо вам. Ты же знаешь – узнаю, сообщу сразу. Полиция ищет, но шесть лет… Сам понимаешь…
Михаэль скорбно кивает.
Рукопожатие и вперед.
Супермаркет. На кассе, как уже два года, Мария.
— По вам можно сверять календарь.
— Видно, как старею?
Смеемся.
Консервированный тунец, рис, чипсы…
— В этот раз вы не берете варенье?
— Оно у вас слишком свежее…
Снова смеемся. Но я знаю, почему.
Смартфон издает звук. «И где твой час?»
«Еду, мчусь».
Ну откуда вас всех здесь взялось?! Чертовы пробки.
— У меня для тебя сюрприз! Со мной сегодня Мила!
Тебе под пятьдесят, им под тридцать.
Блаженное время. Тебе под пятьдесят, им под тридцать.
И благостные часы.
…Снова дом и родные стены. Комбинезон и противогаз.
Ах, да, письмо.
«Уважаемый господин Экхард, мы еще раз проверили ваш случай. Исчезновение госпожи Брита Экхард, урожденной Отманн, случившееся 29 марта 2020 года, еще проходит стадию проверки. Как мы уже вас уведомляли, для полного получения прав на наследство необходимо 10 лет. Не исключено, что этот срок может быть сокращен. До истечения срока вы, как нотариально уполномоченный, имеете полное право доступа к счетам госпожи Экхард, урожденной Отманн…»
Ну, ладно, еще четыре года.
Комбинезон и противогаз лежат на столе.
Начинаем спуск вниз.
Иллюстрация: Николай Сологубов
