Арт-портал гУрУ совместно с издательством Саммит-книга публикует отрывки из новой книги киевской писательницы Марии Миняйло “Дети града” – историю о том, как непросто быть ребенком в жестоком мире взрослых. Это история о каждом, кто рано повзрослел, так и не успев стать взрослым.
Из огромного списка стандартных предметов общеобразовательной школьной программы старушка «Ива» предлагала своим несведущим жильцам уроки Богословия и бальные танцы. И тот, и другой предмет были введены силами Клары Федоровны, известной в юные годы танцовщицы и приверженки Божьих законов. Сухонькая старая женщина каждое воскресенье ходила в церковь и была чуть ли одной из немногих, кто исправно исповедовался отцу Владимиру. Они регулярно беседовали во время неспешной прогулки или за ароматным чаем, обсуждая темы философские, непонятные простому люду города М. Клара Федоровна, давно разочаровавшаяся в современной жизни (о чем она часто говорила), верила, что религия — единственное лекарство ото всех человеческих недугов. Пьянство, насилие, сквернословие — все она в силах вылечить, нужно только дать шанс, впустив Бога в сердце. Вера жила с женщиной с самого раннего детства, однако других «верить» она не заставляла, а уроки Богословия можно было отказаться посещать после третьего обязательного занятия.
Однако, несмотря на «вольный» график посещений, уроки Богословия, которые, кстати, проводил отец Владимир, посещали практически все. Некоторые из страха, что лояльность-то мнимая, и стоит раз пропустить, как получишь от директрисы, но в основном всем эти необычные уроки нравились. Отец Владимир был невысокий мужчина «одному Богу известно скольких лет», с редкими волосами и смуглым лицом. Говорил он тихо и часто улыбался уголком рта. Было что-то хорошее в этом человеке, что-то Божественное. Наверное, поэтому мы с такой охотой раз в неделю посещали его лекции.
Славик был из тех смельчаков, кто уроки Богословия пропускал, предпочитая вздремнуть в тишине и одиночестве или почитать газету. Он вообще много газет читал, выуживая оттуда интересные факты, которыми потом делился со мной во время наших вылазок в город.
— Святоши эти только мозги людям забивают! — Славик сплюнул на асфальт, запахнув плотнее пальто,— они, Витька, деньги у таких, как мы, забирают на нужды церкви, а вместо этого себе одежду и еду покупают,— мой друг скривился. Я был не согласен, потому что отец Владимир деньги у нас не брал, а наоборот, частенько приносил что-то вкусное (то яблоки из своего сада, но творожные коржики от сестры). Как-то под Рождество он даже устроил настоящий кукольный театр, показав сцены рождения Христа. Отец Владимир мне нравился.
— Ну, может, отец Владимир и другой, кто его знает. Может. Все-таки испечь коржиков на всех — дело хорошее,— рассуждал Славик, соглашаясь со мной (что было редкостью).
В отличие от уроков Богословия, уроки танцев, которые проходили два раза в неделю, Сла- вик обожал. Он вообще задорно танцевал, пускаясь в неистовый пляс при звуках любой мало-мальски ритмичной музыки. В среду и субботу к нам приходила учительница бальных танцев, Жюльетта Германовна, высокая жилистая женщина с уложенными в аккуратную высокую прическу седыми волосами. Мадам Жю, как мы обычно называли эту необычную женщину, говорила порывисто и звонко, и размахивая руками, вырисовывая в воздухе причудливые линии тонкими кистями. Мадам Жю была во всех от- ношениях утонченной личностью, не терпящей невежества и ребячества. Она носила пышную синтетическую юбку черного цвета.
— Non! Non, mon cher garçon! — мадам Жю всплескивала руками,— в вашем вальсе вместо трех целых пять «па»! Неслыханная дерзость! — восклицала женщина, прижимая руку к груди.
Славик обожал эти уроки. Он с восхищением глотал каждое слово мадам Жю (кстати, именно он придумал такое имя экстравагантной учительнице танцев), с трудом пытаясь повторить показанные ею шаги и движения. Женщина старания моего друга ценила, и хотя считала его напрочь лишенным таланта, мысли свои не озвучивала. Она хвалила недотепистые движения Славика, походившие на предсмертные судороги раненого зверя.
Но вернемся к урокам Богословия и отцу Владимиру. Исповедуя христианскую мораль, Клара Федоровна не забывала, что интернат
«Серая Ива» был пристанищем детей разных вероисповеданий. Вот, например, Аким, сирота-татарин и его младшая сестра Мива (да еще с пяток татар, невесть-откуда и невесть-каким ветром занесенных в город М.) были мусульманами, Самех Бондарь (но мы звали его Сережей) из семьи иудеев, как и добрая половина других ребят (в городе М. всегда было много евреев, даже синагога стояла на окраине), а маленькая девочка Ундра — монголка или бурятка, никто толком и не знал. Говорили, что она по отцу такая, луноликая и смешная, а мама ее обычная, такая, как все наши. Так отец Владимир рас- сказывал, что папа этой девочки вероятно буддист. Одним словом, намешано нас было много разных, поэтому в обязательном порядке раз в месяц отец Владимир, человек ученый, рассказывал о других религиях, об исходе евреев из Египта и о многоруком Боге Шиве. Он приносил книги с цветными картинками, и мы все поочередно листали их, рассматривая Богов других религий. Однако, истинной и наиболее близкой любому верующему он считал христианскую религию, но это не мешало знакомить нас с други- ми мирами. В отличие от отца Владимира, Клара Федоровна христианство истиной не считала, а предпочитала иметь, как она говорила, «Бога в душе», а уж какой он и сколько у него рук — значения не имело. Поэтому перед Пасхой мы всегда отмечали Пейсах, а на Курбан-байрам ели торт (никто не знал, как правильно отмечать этот праздник). В вопросах религии в интернате царил дух демократии, что позволило мне вырасти человеком широких взглядов, лишенным предвзятого религиозного фанатизма.
Были среди нас, безусловно, и те, кто равенство религий и наций презирал. Такие ребята любили поколотить татар или приклеить к голове Самеха тряпку, а потом покатываться от хохота, тыча в него пальцем: «Жид вонючий, кипа-то прилипла к головешке!» Остановить их бесчинства мы не могли да и не хотели на свою голову проблем, вот и наблюдали молча за издевательствами над «не такими», как все. Все изменилось, когда некоторые из презирающих равенство, а их было человек двадцать, не меньше, решили взяться за Ундру. Это была маленькая, ростом не больше метра, девочка семи лет. Она была юркая и смешливая и всем нравилась. Но как-то вечером, после ужина, несколько па- цанов прицепились к ней, обзывая «косоглазой китайкой». Несмотря на малый рост и незначи- тельный возраст, Ундра унаследовала от кого-то из родителей волевой характер и оскорбления сносить не стала. Она смачно плюнула в одного из обидчиков.
То, что было после, страшно передать словами. Трое накинулись на девочку, ухватили за волосы и потащили в туалет. Ундра вырывалась, кричала и царапала им руки, но все тщетно. Там, в туалете, они зачем-то раздели ее до трусов, повалили на пол и начали бить. Ундра сдавленно выла, но чем больше звуков она издавала, тем сильнее ее били. Тогда мы, свидетели случившегося (всего-то пару второклашек) побежали за Славиком. Уже через минуту Славик был в туалете. Он кинулся на одного из обидчиков, ударив того в бок. Началась потасовка. Но в считанные секунды все стихло. Перепуганный и бледный мальчишка, которого Сла- вик пырнул в бок, опустился на пол, прижимая рукой место удара. Оно кровоточило. Я метнул взгляд на Славика. Он спешно прятал в карман брюк заточку.
— Помогите…— простонал раненый, подка- тывая глаза.
— Уматываем! — крикнул Славик, подхватив на руки Ундру, пока вокруг была неразбериха. Мы побежали в комнату к старшим девочкам, которые посещали курсы первой помощи. Они, осмотрел Ундру, заключили, что без профессиональной помощи тут не обойтись, поэтому пришлось ее отнести в кабинет к Кларе Федоровне, которая и вызвала скорую.
Несмотря на сильные побои, Ундра поправилась и через пару недель уже вернулась в интернат. Она так и не призналась, кто это с ней сделал, но ножевое ранение одного из подопечных наталкивало Клару Федоровну на определенные мысли. Мы исправно хранили молча- ние, отказываясь говорить. Так этот случай и забылся со временем, словно ничего и не было. Изменилось только одно — другие религии больше не презирали. Пацаны попросту боялись нападать на мусульман и евреев, опасаясь Сла- вика с заточкой. А Славик, хоть и равнодушный к урокам Богословия да и религиозным вопросам в целом, терпеть не мог издевательств над девочками.
— Я когда таким малым, как ты, был,— говорил Славик,— как-то видел, как соседскую девочку лет тринадцати мой сосед с дружками сильно побили. Они так ее избили, что она потом слюну пускала да заикалась.
— А зачем они ее? — перепуганно спрашивал я.
— А затем, что целоваться с соседом не хотела, вот он ее и наказал. Но ты не переживай, мой отчим с отцом той девочки парней этих потом проучили,— Славик ехидно ухмыльнулся. По нездоровому блеску в его глазах и довольному причмокиванию я догадался, что именно стало с теми пацанами, но слышать не хотел, поэтому, когда Славик говорил, я поспешно закрыл уши руками.
Продолжение следует…
