Погружение в карантин было плавно затяжным, как падение Алисы в бесконечность кроличьей норы. Рядом кружились и пролетали целлофановыми пакетами и банками из-под варенья первые мемы, народные средства на чесноке, результаты пробной вакцины из Израиля и пакеты с гречкой.
Будничные действия приобрели по законам постмодерна тайный смысл и масонскую ритуальность.
Мытьё рук превратилось в подготовку к хирургической операции, покупка муки – в преступную панику и признак быдла. Но те, кто вырос на Молдаванке так не рефлексируют.
После кризиса 2008-го в первый день официального апокалипсиса я с тачкой, напоминающей британский крейсер «Серес», вывозящий в 1920-м году полторы тысячи эмигрантов вместо семисот, брела по парковке супермаркета. Мы плыли к машине, роняя по дороге есенинским кленом пачки лаврового листа и ванильного сахара.
— Ура!! У нас никогда в жизни не было столько еды! – вопили дети, – А можно я открою шпроты и тушенку?
— Нет!
— Это на Новый Год?
— Это на голод!
Польско-итальянские репортажи с пустыми полками подтверждали – я молодец. Дети, по законам жанра, стали расходовать туалетную бумагу в пять раз быстрее.
Всё, чего сверх меры, даже пандемия (а в Одессе все всегда слишком и чересчур), превращается в статистику или, если повезет, в кич.
Одесскому карантину, конечно, повезло. Наблюдать из окна фейсбука за буквальным маскарадом с четырьмя кг кофе под кроватью положено с усталым сарказмом.
На Привозе продают с пола рогалики в строительном пластиковом ведре. Можно пробовать. Из предохранения – голубые бумажные маски недельной свежести под подбородком и пищевая пленка на палках на уровне глаз.
— Ой, а дэ Гала? А… вы тоже с самогоном? Хороший? Сколько оборотов? Ну, дайте литр на пробу. Надо же от этой заразы спасаться.
«Эпицентр» впервые оправдал свое пафосное название. Истосковавшиеся по живому шоппингу, граждане дельфинами ныряют под заботливо высокое ограждение ленточкой и топчут бумажку «товары не первой необходимости заказывайте онлайн». Продавцы приветливо отворачиваются, не замечая нарушителей. И вообще, кто сказал, что форма для кексов и фломастеры с пластилином – не первая необходимость, когда у тебя дома разнополые спортсмены 9 и 14 лет? А бокалы я купила для самообороны, потому что, когда я ору на детей – сосед за стенкой хочет меня убить. И если дети продолжат так беситься – то так и случится. А потери спишут на коронавирус и порушат статистику.
Через две недели наконец волна сознательности захлестнула массажиста, и он отказался от приема, но по законам сохранения энергии жажда наживы победила инстинкт самосохранения у нас с парикмахером.
Вирутальный социум разделился на четыре категории: гедонистов, у которых появилось оправдание бухать с двенадцати дня (они просто только проснулись); пофигистов – тех которые едят рогалики из ведра и продолжают гулять в парке, потому что дети вместе каждый день и все уже нажрались из этой песочницы; осознанных, которые помогали больницам и кляли пофигистов; остальных – «хамелеонов», которых штормило то от страха, то с похмелья, то от гиподинамии и безденежья.
Как и положено в одесском дворе, все четыре категории в соцсетях после срачей и обвинений меряются выпечкой и мирятся на обмене рецептами и хорошими сериалами.
Когда ты интроверт-социопат и работаешь в онлайн с текстами, то мир, внезапно, приближается к идеалу, если не считать зум-конференций и онлайн уроков.
И Боже, благослови того, кто продал мне ноутбук без веб-камеры.
