После выписки из больницы Жорик заперся в туалете. Руки ещё тряслись, он дёрнул задвижку расшатанной двери и замер. Никто его не хватился, не заорал в спину дед, не окликнула мать. Тихо. Тубзик единственно место, где можно отдышаться. Здесь никто не видит твоих страхов, не спрашивает, не тревожит.
Стояла духота, пот со лба капал на потрескавшуюся плитку и затекал в щель. Противно воняло дихлофосом, то ли другой гадостью, чем обычно мать травила тараканов. В правой руке Жора приготовил тапочек. Ушлые насекомые превратили два квадратных метра в загородную резиденцию, сновали между ногами приводя сидящих в неописуемый «восторг».
Свободной рукой он держал старенький смартфон. На экране мелькали люди в масках, слышались выстрелы. Посмотрев видео Жора, успокоился, удовлетворённо сморщил нос, перестал, на время боятся, и щёлкнул тапочкой зазевавшегося усача. Отбросил орудие убийства и смахнул потные капли со лба. Видео получилось, и это главное, можно выложить в сеть, пацанчики будут в восторге. Он нажал кнопку — разместить. Уф. Теперь можно продолжать бояться.
Повод для страхов имелся. Жора не ожидал, что затея дойдёт до столь неоднозначного финала. Хеппи-эндом точно не назовёшь. Вообразить, что розыгрыш закончится стрельбой, невозможно было даже в фантазии. И в страшном сне не присниться. Но, реальность показывала другое: болело прострелянное насквозь бедро, обмотанное сероватым бинтом: ходить можно только с костылём. Да ладно он, раненный в плечо Витька отлёживался в больничке, и как здоровье — неизвестно, а вот Пан исчез. И только сумасшедшего стрелка арестовали, Жора слышал в больничке, как шушукались в углу медсёстры.
Вот так история, повеселятся подписчики в инстаграм, а что ждёт его с Витькой, большой вопрос. Не исключено, что и зона для малолеток, по головке точно не погладят. Витю, конечно, отец вытащит, там связи крутые, а Жору кто?
– Конь в пальто, – пробормотал Жорик расстроившись.
Хотя. несмотря на травмы получилось круто. Не, это не травмы, бери выше — боевые ранения.
Конечно, если мотнуть время назад, и Жорик на минуту представил такую возможность, то он сто раз подумал – стоит ли повторить. Последствия недооценил, б-р-р. Да, ни за что бы не пошёл.
Хотя этот видео столько лайков наберёт, жуть! Жора глянул на счётчик — сорок семь просмотров. За три минуты. Крутяк.
Дверная ручка запрыгала и Жора поднял голову. Снаружи в дверь ударили и злобный голос огрел словно лопатой.
– Вылезай засранец, чё заперся!
Дед. С ним шутки не проходят, это не пенсионер на лавочке, этот хрыч старой закалки, как сам говорит, или закваски. Блин — что такое закваска Жорик не знал, а надо бы погуглить.
Ему нравилось находить в лабиринтах интернета значения заковыристых слов и выражений. Он записывал их в тетрадку, и там собралось уже под сотню. Многие слышал от деда, а ещё от училок в школе, от Витьки и иногда от Пана. Вечерами, когда нечем было заняться, он перечитал значения особо заковыристых словечек. Так он узнал про легитимность, фельдъегеря, беспредел, икебану и прочее.
Бум, снова удар. Хлипкая дверь задрожала, угрожая рассыпаться. Жора вздрогнул, бедро заныло и вспомнилось, что завтра вроде на перевязку. Он встал, придерживаясь за стену, сунул телефон в штаны, подхватил притаившийся в углу костыль, дёрнул за шнурок унитаза сбоку. Под звук ревущей воды, словно под шум прибоя, вывалился наружу, едва не сбив худого старика в грязной пижаме. Поковылял, переваливаясь в комнату.
– Сучонок, – неодобрительно выплюнул старик в удаляющийся рыжий загривок. Жора подёрнул плечом, не соглашаясь с определением, но ничего не ответил. Дед распускал руки, потому приходилось держать язык на привязи, не огрызаться, хотя внутри клокотало.
Пыхтя, злясь и потея, Жора кое-как спустился на улицу. Присел на обтёртую, изрезанную скамейку возле подъезда. Отдышался, огляделся. Солнце лизнуло щеку и завалилось в просвет между домами. Закружился в вечернем танце аромат жареной курицы из окна первого этажа.
Жора сглотнул слюну, заныл желудок в безнадёжном ожидании. Эх, пожрать бы неплохо, да мать спит, без неё не разберёшь, что там – где осталось. Можешь позже. Он нагнулся, задрал снизу штанину, отмотал грязноватый бинт и достал припрятанную сигаретку без фильтра, умыканную утром у деда. В кармане нащупал зажигалку, сноровисто прикурил. Вытянув раненную ногу, расслабился и выдохнул дым в набухающий влажностью воздух.
Из больницы Жорика выписали вчера, ходить разрешили завтра, а курить хотелось давно и безумно! Итак, перевыполнены все нормы по воздержанию от вредных привычек.
Пивка бы глотнуть, вздохнул Жора, умиротворённо прикрыв глаза.
Об этом сумасшедшем военном он вообще не знал, если по чесноку. Вернее — так, понял в последнюю секунду. Перед выстрелом. Он видел, как неизвестный мужик заорал из кустов. Издалека. Слов и не разобрать, но грозно орал, с металлом в голосе. А потом замахал рукой, а может, ещё чем, не разглядеть.
Вечерело уже. Не прям вот темень тазом накрыла, нет, просто сумерки. Лёгкие. Зябко стало, может, даже роса выпала. Хотя нет, роса — это позже. Потому что, когда Жорик упал, влажности не было, но вот фуражку на мужике, он разглядел.
Жора сделал пару затяжек, голова закружилась, пальцы по-дурацки дрожали. Он не любил свои пальцы – жирные сосиски, потеют противно. Вообще ужасно, когда потеешь, а Жорик пот прошибал постоянно, дед говорил, фактура – уродливая, в отца. Дед батю терпеть не мог, и его не любил.
Жора зажал тогда Пану – дружку своему, лежащему на пыльной дорожке, рот этими скользкими пальцами. Вдавил русую голову прям в асфальт. Пан глазищи округлил, тоже небось противно было, потные пальцы во рту, тот слюни пускал, и краска на волосах, фу. Когда Жора руку убрал, Пан орать начал, как договаривались. И верещал, что уши закладывало. Но, было круто. И краски они не пожалели, вылили Пану на голову всю банку, будто башка пробитая и кровища хлещет. Хотя она реально пробитая башка-то, у Пана. Ха-ха. Тот ещё придурок. Везде норовит первым сунуться, хочется ему Витька обойти во всех вопросах, да ведь тот Мозг, как его обойдёшь.
Жорик только за две вещи в тот моменте переживал, чтобы маска из чулка сделанная не сползла, и чтобы камера не завалилась, они и так долго нужный ракурс выставляли. Палку с камерой прям напротив тропинки пристроили.
И тогда краешком глаза сквозь маску, Жорик зацепил словно сфоткал, Витьку с пистолетом. Всё зафиксировал, как на поляроид, как Витька руку поднял, на мужика наставил. Артист, Витька-то, роль отрепетировал на славу. Движения отточены. Они раз пять тренировались, как оно получится, Пан в пыли извалялся, майка задралась. Правда, на другую реакцию отца Пана рассчитывали. Пан не говорил, что батя военный.
И вот Витька с пистолетом в струнку вытянулся и тут, бах. Будто салют стрельнули. И мужик исчез. В кусты, что ли укатился. И темнота напала, фонари вдоль аллеи вспыхнули, но горели, словно фитиль наполовину выкрутили. Бах опять, грохот по кустам раскатился и Витьку точно ветром сдуло. Жорик обернулся, не понял толком, что случилось, а Витька на траве валяется, в кровищи, которая походу – настоящая. Вот кровь Жора прям отчётливо заметил, и язык прикусил от страха, ощутил солёное на губах. Снова – бах, и как бревном по ноге Жоре врезало, садануло и бросило в сторону. Боль жуткая, как раскалённую иглу в бедро всадили. И он сам на спине, руки в стороны, и небо сверху, и звёзды дрожат, и боль по звёздам пляшет. Навсегда запомнилось. И рот от крика разрывается. Страшно.
Физиономия над ним склонилась, короткий ёршик волос, глаза кровью налитые, и звёзды заплясали в глазах, будто с неба опрокинулись. Это он потом понял, то погоны были, со звёздочками, а тогда аж затошнило, и завоняло перегаром и мужским потом острым от этой физиономии. И зубы в крике, жёлтые как клыки, – Мудак!
Сигарета тлела, обжигая пальцы, Жора стряхнул пепел под ноги. Завтра с утра идти к следователю. Что можно в полиции рассказать, о чём не стоит, Жора не знал.
Когда лежал в палате после операции, на расшатанной кровати и считал мух на потолке, Пан забросил в окно записку: – Ни слова о видео.
от и думай. Наверно и вправду лучше молчать. Жорик насупился и вздохнул, погладил перебинтованную ногу. Хорошо ему Пану, бегает на своих двоих, вроде как потерпевший, а они с Витькой, теперь бандиты малолетние.
– Жорка, сучий потрох, а, ну домой, живо!
Дед орал, тряся косматой головой в окне третьего этажа. По голосу Жорик безошибочно определил степень его опьянения. И мать небось с ним трапезничает, так дед называет их вечерние застолья. Что означает трапезничать Жора уже погуглил, жрут значит, так может, и ему обломится, пора двигать.
Он затянулся напоследок мощно, сжал окурок кончиками пальцев, отщёлкнул в сторону. Искры рассыпались в сумерках.
Они сидели тогда в заплёванной беседке, что на Запрудной улице, рядом с домом. Темнело уже, небо сизое, тяжёлое, вот-вот дождь пойдёт. Делать нечего. Июль. Скукота. Жара стояла весь день, адская. Нечасто такое городу выпадает. Они накупались тогда, наплавались, пива чуток глотнули. И сидели расслабленные, влажные, покуривая втихаря, чтоб родители или соседи не заметили. Хоть и по тринадцать, да по шее приложат не поморщатся. Только Жорка в открытую курил, его не трогали.
И вот Пан, которого вечно идеями колбасило, и говорит.
– Мысль есть пацаны! Вчера видос смотрел один на ютюбе. Вааще бомба. Как в Бразилии людей в ужас вгоняют.
Достал Пан айфон, тот, что у Витка в карты выиграл. Витя потом неделю отцу врал типа – посеял. Покрутил Пан кнопочки на экране. Сказал важно так.
– Я даже закачал чутка, а, ну зацени!
И они смотрели. Вау, что это было за видео. Это была – чума. Сердце замирало, ухало куда-то вниз и возвращалось, стуча мячиком о рёбра.
На экране вампиры врывались в вагон метро. Перепачканные кровью, они хватали и кусали всех без разбора, пассажиры орали, потели, бегали с выпученными глазами и хлопались в обмороки.
На другом видосе клоуны расчленяли людей огромными топорами прямо в кабинках лифта, пугая ожидающих на этажах людей.
На стоянках перепачканные кровью, они же таскали за собой ошмётки плоти и отрубленные якобы головы. Водители в жуткой панике метались между машинами. И ведь не разобрать сразу, что это розыгрыш. Не написано на лицах, что и люди – вампиры и люди-клоуны подставные, актёры.
На тёмных городских дорожках появились привидения в белых одеждах. Выскакивали на дороги, и велосипедисты слетали в кювет, разбивая лица, машины сносили ограждения и сминали крыши.
Около часа они пялились в экран. Много чего посмотрели, ролик за роликом. Потом курили, вздрагивая, и вновь крутили видео, перематывая и вглядывались в детали. Вкушали материал медленно. Вдумчиво. Рассуждали.
– Прикиньте как круто. И все бегут. Ха. Будто типа взаправду. А ведь это, типа прикол. Розыгрыш. А сколько лайков собрали? Прикиньте, сколько бабла на рекламе гребут? Миллионы. Да так и мы, типа сможем,
Это Витек небрежно кинул, будто сквозь зубы, размазывая потухший бычок вдоль пожелтевшей доски.
– Делов-то, плюнуть да растереть, прославимся типа на раз. Героями инсты станем, точняк говорю.
Витька – мозг. Пан может идею подать, но что дальше делать, как раскрутить – это Витек. Он тогда авторитетно заявил, что платформой их заработка станут инста и you tube. Он парень подкованный, Витя-то. Не зря Мозгом прозвали. Сынок профессора, всосал интеллект с молоком матери. Учиться не любил – факт, но знал всего уйму. Как он говорил, всё есть в интернете, надо уметь пользоваться, не хер время в школе тратить. Бери от жизни всё и сегодня, потому как завтра, может, и не случится, – это, говорил Витька, его отца любимая фраза.
Батю его, профессора, Жора пару раз видел, упитанный такой боров, в костюме, с молодой бейбой под ручку. И машина у него классная, длинный мерс с водителем. Витька отца презирал, говорил, тот баб меняет как кот мартовский, и все молодые, и добавлял, морщась, недоразвитые. Возит их по курортам гад, а его не берёт.
Жора считал, Витя отцу завидует. Такая жизнь – мечта, у каждого должна быть. Витек его не поддерживал. Как-то поднабравшись пива сверх меры, Витька ронял слюни на Жорино плечо и плёл про одиночество, скуку, а в конце выдал шедевр: отрабатываю на вас, олигофрены, приёмы влияния, потому и шляюсь с вами, вы же меня слушаетесь как бараны.
Жорик возражать не стал, слюни с футболки оттёр, но противное слово – олигофрены, записал, потом погуглить.
Но первая идея была Жоры. Да, это он герой. Примитивный розыгрыш придумал, но надо с чего-то начать. Он предложил поджечь газету. Ту, что читают пенсионеры на лавочке в тихом месте. Сомнительное предложение, но относительно безопасное для стариков. Пацанам понравилось.
Выбрали парк неподалёку от городской больнички, подальше от знакомых глаз. Пятиэтажки по кругу. Тихо зелено, ёлочки-деревья, газоны подстриженные. Приехали пораньше, пока жара улицы не затопила. Погуляли по аллеям, высматривая жертву.
Народу мало, несколько мамаш с колясками. Бабки голубей кормят. Лесом пахнет, свежестью, будто дезодорантом воздух сбрызнули.
Пенсионера нашли на второй линии, на лавке перед цветущим ковром летуний. Невзрачный, лысенький, с палкой. Уткнулся во вчерашние, как дед говорит – протухшие новости. То, что доктор прописал. Витька с Жорой снимали из-за кустов на два телефона, второго дубля не сделать. Пан, маску натянул и, подкравшись на карачках, поджёг газету.
Получился полный улёт. Старик вертелся, орал, навернулся возле клумбы, завалился набок, очки в сторону. Отпадная ржака. В сетях шутку оценили, подписчиков разом прибавилось.
Подобрав костыль, Жорик встал, небо качнулось, но устояло. Прохромал до лестницы вонючего подъезда, засосанного кошками и прочими пришельцами, начал сложный штурм обгрызенных ступеней.
Этаж первый, девять шагов вверх, Поворот, следующий пролёт, окошко, уф, передышка.
Через пару дней они опробовали шипучку. Таблетки Витя притащил. Убойные. Малюсенькая белая кругляшка выдавливала воду из стакана за мгновенье. Улицу выбрали возле метро. Пару раз туда мотались – присматривались.
Пыльный проспект, разноцветные магазинчики, палатки, заляпанные солнцем, небритые таксисты возле машин, вонь выхлопных газов с проезжей части. Всё как обычно в большом городе. Главное – сквер в сторонке, куда легко драпануть в случае опасности.
Ну и толпа, дефилирует туда-сюда, озабоченная, вся в себе. Девчонки в лёгких платьях, тётки с пакетами, малышня, мороженое лижет. Короче, выбрали, как Пан сказал – правильную диспозицию, и начали работать в поле, тоже словечко Пана. У него через раз армейский сленг вываливается. Откуда набрался непонятно, говорил – брат служит.
Пан, он скрытный, себе на уме. Домой никогда в гости не звал, про родных не рассказывал, что там у него, за семью печатями скрыто – неизвестно. Они даже не знали – мать-то у него есть, или нет. Пан не говорил, а никто не спрашивал. Зато командовать порывался, а когда его Витя осаживал – злился.
В тот раз Пан на Жору набросился, волосы перекрасить требовал, мол самый узнаваемый. Ну а что поделать, если Жорик с рожденья рыжий, словно костёр на башке горит. Пришлось послать Пана словами деда из тетрадки, ну очень далеко. Чуть не схватились до крови, Витя разнял вовремя.
– Ты бы веснушки ещё заставил перекрасить, придурок, – долго не мог успокоиться Жора. Пана он не боялся, фактурой (словцо учителя физкультуры под номером 38) тот не вышел против Жориной массы.
Снимал тогда Витька. Жора подходил с Паном к девушкам на вид ровесницам, те пили кофе в палатке, и пока Жорик их отвлекал, Пан бросал в чашки шипучку, и давал дёру.
Жора несмотря на вес, бегал как скандинавский олень, быстро, но недалеко. Уставал, и отдышка появлялась. Восемьдесят кило таскать, это не шутка, при его-то росте.
Уморительно было наблюдать реакцию девчонок, плевались, злились, ругались, пытались даже догнать, ух сколько эмоций.
– В целом, зачёт, – сказал через день Витек на общем сборе в той же беседке на Запрудной. – Подписчиков прибавилось, но не кардинально. Думайте дальше.
И они ломали голову.
Второй этаж. Вдох – выдох. Жорик сморщился, посмотрел на закрытое окно между этажами, вот чего не проветрить подъезд, сентябрь на дворе, а воняет как на помойке. Потом вспомнил, как в прошлом году по весне, из такого окошка на пятом сиганул вниз Петька из 21-й квартиры. За сорок вроде мужику было, из которых, как говорил дед, половину этот выкидыш пропил. Жорка помнил, не раз дед с этим самым Петькой похмелялись на кухне, дымили папиросой на двоих, и тянули хором заунывную песню – Ох ты ворон, что ж ты вьёшься.
Жорик не удивлялся, у деда вообще не было в мире хороших людей, или приличных, например, или добрых – одни сволочи, суки, твари, и ещё ссученные. Значение последнего слова Жорик правда не знал, но в тетрадку внёс, под номером 70.
А окошки с пятого до второго заколотили сантехники из ЖЭКа, большими строительными гвоздями. С тех пор летом воняло ужасно.
Бросив костыль вперёд, Жорик преодолел пролёт второго этажа. Загудело бедро. Голова закружилась, поплыли белые точки и воспоминания.
И следующую шутку придумал Жора. Мало того, он опробовал её на соседской собаке. Тётя Дуня из двенадцатой, беззаботно отпускала псину погулять, но дальше подъезда шпиц не уходил. Загадил всю траву под окнами. Ну вот и бросил Жора хлопушку в тот момент, когда мохнатый кобель поднял кривую лапу на кустик. Жора едва успел камеру включить. Пёс сиганул на рекордную высоту, завалился в траву и обдал воем округу.
Ролик посмотрели всем миром. Одобрили, и Витька разместил его, на радость подписчикам.
Вот тогда и вышли на остановку. А это уже сложная техническая операция, которую Витек разрабатывал два перекура между заплывами в озере. Чертил обгрызенным ногтем квадраты и кружки на залитом солнцем песке.
– Пан здесь, – тыкал Витя в кружок, – снимаешь на телефон с тротуара и не загораживаешь обзор.
– Жора с угла, – указывал на второй кружок, и Жора послушно тряс рыжей копной.
– Я проеду на велике, тормозну здесь, – палец упёрся в квадрат, – и брошу заряды.
– Петарды, – поправил Жора.
– Петарды, заряды, какая хрен разница, – сморщился Витя, не терпевший замечаний, – Брошу короче.
На остановке в первый заход переминалось человек семь. Прошёл дождь, с асфальта парило. Капало с навеса, и никто на тротуар не высовывался. Машины, не притормаживали, разливали по обочинам лужи. Народ на остановке шарахался и бросал проклятия автомобилистам.
Когда Пан, весь мокрый и скрюченный подскочил на велике, поковырялся в карманах, достал и бросил заряды, именно в тот момент Жора понял, что за это, могут и побить.
Шухер, как и съёмка впечатлили. Бабуля сползла по стенке, тётушка выронила сумку, подпрыгнул мужичонка в костюме, заорала девка с портфелем. Вот это кадры. Народ сигал словно зайцы, позабыв про лужи, струйки с крыши, бросая пакеты и зонты.
Подписчики помнятся, ревели от восторга.
Витек выставил в Инсту, новые условия подписки. Придумали сообща название «Ад крутых развлечений», и потекли в электронный кошелёк денежки.
Но случился косяк на втором заходе. Они поменяли дислокацию, как Пан с пафосом высказался. Соблазнились, что медучилище неподалёку от остановки, мол соберутся девочки после занятий, визга будет до небес. Не учли проходной электромеханического завода в ста метрах.
Витя замешкался, упустил автобус, наполненный студентками. Жорик закрыл обзор, Пан отвлёкся. В результате после взрыва петард Жору догнал рослый мужик с хозяйственной сумкой и въехал с ходу прям по рыжему загривку. Пан получил крепкого пенделя от старика в спецовке. Юркому Витьке на велике повезло, увернулся от брошенного вдогонку кирпича.
В итоге пришлось взять технический перерыв на тройку дней. Всё переживали, как бы работяги заявление в ментовку ни накатали. Да обошлось.
Внизу хлопнула дверь и звук отрезвил Жору. Ударил в нос запах жаренного мяса. Он заторопился. Шаг правой, тащим левую. Ступенька за ступенькой. Девять штук.
Дед вон, несмотря на скрюченную спину и раздроблённое колено, сбегал по местному Эвересту по два раза в день, а в былые годы и чаще. Это сейчас мать подтаскивала боеприпасы, в виде водки и сигарет. И еды какой, если деньги оставались. Когда матери не было, дед ходил сам. Как ветерану «империалистической» – продавщица Верка из девятнадцатой квартиры, отпускала ему в долг, записывала циферки в потрёпанной тетради.
Возвращаясь, дед отхаркивался на площадке перед квартирами, попутно вспоминал обитателей. Он про каждого с прошлых веков имел в заначке гаденькую историю. Освежал суть, высказывался, матерясь, и шёл, кряхтя дальше. Соседи его «любили». Было время, когда Жора крался следом, обожал подслушивать мыльную оперу, потом надоело. Каждый раз одно и то же.
Шаг, костыль. Поворот, окно.
Рыжий, ты душка! – побежали кривые буквы по стене.
Хм, он знает, это Танька с пятого начертила. При случае он ей велик на этаж закидывает, а велик-то немаленький. Ему нетрудно, а она в спасибо рассыпается, хоть немного позитива в его адрес. Танька симпатюля, глазки голубые, чёлка на кудрявых волосах. Жаль маленькая, можно было бы в кино зазвать. Ну так подрастёт ещё.
Вздыхая через боль, Жорик дотянулся до звонка, справа от двери в рваном дермантине. Не открывали долго. Стукнул костылём для порядка и только потом вспомнил про ключ под половицей. Он постоянно там лежал, квартира посторонних не опасалась, ценностей отродясь не водилось. Всех предметов по минимуму. Кривой стол на кухне, отец притащил с улицы и всё радовался, что какой-то недотёпа выставил, почти новый. Стулья колченогие – два, матери и деда, а у Жоры – табурет на трёх ножках, сиди равновесие тренируй. Диван с вывалившимися пружинами, на котором Жорик мечтал, глядя в окно на раскачивающиеся деревья, что, когда-нибудь дед уйдёт и не вернётся. И пить матери будет не с кем, и она начнёт, как и раньше, ходить на завод, спрашивать про уроки. И они отправятся в кино, отмоют стены от плесени на кухне и избавятся от тараканов. И купят нормальный телек и даже проведут wifi.
Уже лёжа на жёстком матрасе и слыша пьяные вскрики деда во сне, похожие на звериный стон, Жорик вспомнил про хорька. Это были приятные воспоминания. Грызун принёс серьёзного лаве и новое слово. Жоре оно понравилось, погуглил, и записал в тетрадь, 138-е.
Чучело купил Пан на деньги Витька, хотя тот и предупредил, что потом вычтет из электронной кубышки. Жора предполагал, что профессорский сынок бабосики тупо стырил, но сделал вид что ему по барабану.
Выбрали кафе на окраине, народа чтобы поменьше. Сели за стол, где обслуживала официантка, девушка, для полноты реакций. Снимал Витька. Жора с Паном сделали заказ, кофе и пироженку. Пока ждали официантку, вымазали губы кетчупом, полили им же хорька и тушку выложили на тарелку. Когда девушка принесла заказ, они развернулись, урча от удовольствия и чавкая. В руках тушка в кетчупе.
Крик, звон посуды, успех в инсте – оглушительный.
Подписчики шли косяком, электронный кошель распух как шарик. Но, народ жаждал экшена, драмы. Народ кричал, давай больше крови! Дав.а.а.й! И готов был платить.
Они поймали дуновение славы. После грызуна их узнавали в лицо в школе, это настораживало, но придавало невероятную эйфорию. Артисты, не меньше. Деньги можно было снять, пощупать, потратить.
Настал день, когда Витя выложил перед ними плотную пачку купюр по тысяче. Пан послюнявил палец, разложил бумажки на три кучки, всем поровну.
Жорик, разменял тогда свою часть на крупные, схоронил под диваном, приклеил конверт скотчем.
Решил потратить, когда крякнет дед и они с матерью начнут новую жизнь.
Ночью снились хорьки. Окружили диван с горящими петардами в лапках, и один с мордой деда заорал, брызгая слюной: что, сучонок, боишься! На малолетке будешь бояться, гадёныш!
С утра, мать с опухшим лицом, растрёпанными космами волос, напомнила про следователя. Прийти надо к двенадцати. Жора попытался разбудить жалость к матери, не получилось. Чувства подсохли словно чернила на бумаге. Утро повторялось день ото дня, мать вставала в состоянии зомби, будила деда, они закрывались на кухне, гремели бутылками, ругались.
К следователю не хотелось. Жорик собрался было увильнуть, но дед, не опохмелившийся, трясущийся и жалкий, прискакал на кухню, ударил костяшками кулака в кривой стол, выдохнул перегаром.
– На малолетку пойдёшь идиот, – вопил, брызгая слюной, а Жора вспомнил сон и улыбнулся.
– Не лыбся, впаяют лет пять. А может тебе там и место, сучий ты выродок. У вашей породы мозгов никогда не было. Это же надо придумать – нападение с оружием на военного. Отец, кретин, и сынок гнилое яблоко.
Кретин – так дед поминал отца, три года назад утонувшего на рыбалке. Только так и не иначе. Дед на дух не переносил отцовские удочки, спиннинги, сапоги и прочие причиндалы. Снёс барахло на помойку через час после происшествия. И рыбу никогда не ел, которую батя порой приносил. Об истинных причинах неприязни Жора догадывался, хотя никто не рассказывал. Отца знал плохо. Тот уходил из семьи – каждый раз, как зацветала вишня, и возвращался гонимый первой позёмкой. Иногда через год. А мать ждала, всхлипывая и глядя в окно.
Сейчас мать молчала. Глаза пустые, Жора не видел в них сожаления. Энергия будто пересохла после смерти отца, как озерцо в жару, а та малость, бултыхавшаяся на донышке, пахла водкой.
Первым делом Жора поспешил на перевязку. Двадцать минут до больнички в переполненном автобусе с костылём под мышкой, показались адом. Потерпел манипуляции с йодом, бинтами, послушал оханье пожилой медсестры и брюзжанье неприветливого врача. Потом заглянул к Витьке.
Тот лежал в отдельной палате как барин. Завтрак ему привезли на высокой дребезжащей тележке. Пока они уминали яичницу, сыр и круассаны, часы на голубой стене застыли, уперев усики в цифру одиннадцать.
Витька рассказывал байки про больницу, про призраков из морга, а Жорка слушал и думал, как близок ему Витька. С ним увереннее и спокойней, будто брат. Это от Пана веяло опасностью и холодом.
– Чё дальше, – спросил Жорка, утирая салфеткой толстые губы. – В полицию неохота переться, и домой тоже. И Пан трубу не берёт.
– Не звони ему пока. Он типа жертва. А нас отмажут, не ссы, – икнул Витька.
– Батя уже, типа включился. Я ему наплёл, завяжу, за ум возьмусь. У него знаешь какой адвокат. Ого-го. Звезда. Всех типа порвёт. И тебя отмажем, своих не бросаем.
Жорик улыбнулся, опять у Витьки сработало. Знал, когда у друга что-то не выгорало, или попадал в сложную ситуацию, то не кочевряжился и звонил отцу. Говорил, что папаша извернётся, но на фамилию позора не допустит, сынка не бросит.
Витька будто подслушал мысли, достал телефон из-под подушки, набрал номер.
Шепнул Жорке, прикрыв ладонью трубу, – погуляй в коридоре, пошептаться надо.
В общем, с адвокатом решилось. Здоровенный чёрный джип подкатил к остановке в ста метрах от пятиэтажки, в три часа дня. Жорик стоял растрёпанный, потный, с трясущимися руками, с пунцовыми от гнева щеками.
К тому времени успел зайти в магазин купить сигарет, покурить и подстрелить голубя за гаражами.
Когда жратвы дома не находилось и желудок словно воронка свистел позывами голода и требовал хоть чего, Жора стрелял голубей из рогатки и жарил. Ничего сложного. В интернете нашёл кучу видео с инструкциями. Его поразило, даже известные повара на you tube, учат правильно жарить голубей. На вкус птица напоминала курицу. Пан и Витька сторонились подобного угощения, ну их и дома неплохо кормили, а Жорке мясо нравилось, если не передерживать на огне.
Развести костерок Жора не успел. Услышал знакомую матерную частушку. Выглянул из гаража и ёкнуло сердце. Дед, нелепо жестикулируя, хромал по тропинке с объёмным пакетом. Тяжёлым. Судя по звуку набитым водкой. Когда это старый хрыч нашёл клад, подумал Жорик, пенсию пропили как три дня, он слышал переживания матери. И тут нутро его задрожало, колени ослабели вдруг, как перед дракой, когда перед тобой рослый старшеклассник и предстоит неравная битва.
Не веря догадке, он нырнул за дедом. Стараясь себя не выдать, не стучать костылём, потея и сдерживая волнение, крался следом. Дверь, дед на замок никогда не закрывал, и Жора проковылял в комнату, пока на кухне радостно звенели бутылки. Бедро налилось огнём, но он не чувствовал боли.
Одеяло в стороне, матрас сдвинут. Вот блин. Отложив костыль, Жора лёг на пол, пошарил рукой по днищу дивана. И заплакал. От конверта с деньгами остался кусочек скотча.
В джипе, человек в сером костюме и белой как снег рубахе, посмотрел на зарёванное лицо клиента. Улыбнулся, сочувственно поглаживая короткую седую бороду.
– Не бойся пацан, всё будет нормально, решим твой вопрос. Главное – без моего разрешения не говори. Искусство тишины, наше секретное оружие
Жора кивнул. Голова забилась другими размышлениями.
Колобов листал дело в душном кабинете РОВД и не мог осознать, как такая чудовищная шутка пришла в голову этим юнцам.
– Господи, – вопрошал он, поджимая губы, – Всего по тринадцать, а жизнь уже наперекосяк. И семьи приличные, ну окромя рыжего, и не двоечники, а ведь в какое дерьмо влезли.
Чья идея, кого привлекать? Непонятно за что? С военным дело ясное – в нетрезвом виде, оружие не сдал, двоих подстрелил, а с этими как быть?
Согласно протоколу, Колобов сходил в школу, поговорил с учителями, получил нелестные отзывы об успеваемости «звёздной» троице за прошлый год. Задал вопросы одноклассникам, и те промолчали, то ли побаивались чего, то ли играли в солидарность.
Попытался встретиться с отцом Виктора, но профессор улетел на очередной симпозиум, и просил передать, что пришлёт адвоката. Услышав фамилию юриста, Колобов загрустил. Известного полёта птица, палец в рот не клади. Но, на решение плотно побеседовать с мальчишками, это не повлияло. Военный офицер сидел под арестом, и не было ни мотива, ни объяснения.
Следователь заглянул и на квартиру Георгия Самойлова, где наткнулся на матерные ругательства пьяного старика в рваной майке.
Панькова Игоря, жертву, он уже допросил, к лежащему в больнице Виктору Катаеву доступа временно не было, остался только один подозреваемый, Жорик, которого он, собственно, и ожидал.
Жора плюхнулся на стул, поставил костыль напоказ, оперся на него, уткнулся глазами в пол. Рыжая шевелюра, розовые щёки, в желудке сладко урчит. Жору клонило в сон. Адвокат что приехал на джипе, завернул по пути в Макдональдс, где Жорика накормили до отвала.
Биг-маг, картошечка, куриные наггетсы, кофе, пирожок. Голод мучил Жору постоянно, и при любой возможности он ел про запас.
– Ну привет, Георгий, он же Жора, – Колобов натянуто улыбнулся, кивнув адвокату, – Накрутили вы дел. Теперь слушай. Ты можешь супиться, пыхтеть и молчать, но Витя и Пан все рассказали, сдали тебя, получается. Со всеми потрохами. Так что, выкладывай по порядку. Чья идея, кто принёс оружие?
Жора молчал. В голове колыхался образ деда, лежащего за гаражами, в его впалую грудь Жора с ненавистью вбивал обломанный костыль.
Адвокат подал голос,
– Простите, а факты запротоколированы? Я как-то не в курсе. Вы что, получили доступ к Катаеву?
– А то, – не смутился Колобов, поправляя китель. – Ну Жора, идею ты подал?
– Можешь не отвечать, – предупредил адвокат.
Жора перебирал потными пальцами складки брюк. Вспомнил про дырку на колене и не хотелось, чтобы увидел следователь.
– Не я.
– Хорошо, хотя и странно, – Колобов сделал отметку в журнале. – Оружие кто принёс? Краску имитирующую кровь? Витя или ты?
– Можешь не отвечать, – подал голос адвокат, – Я попрошу Виктора Катаева не упоминать. У вас нет фактов, нет протокола допроса. Он пока лишь свидетель, не более.
– Будет, – кивнул Колобов. – Всё будет, не беспокойтесь.
– Когда будет тогда и поговорим, — холодно парировал адвокат.
– Следующий вопрос, – напрягся следователь, в голосе прорезался металл, – Георгий, ты видел, как твой друг Виктор наставил макет пистолета на капитана Панькова?
– Можешь не отвечать, – подсказал из угла бородатый адвокат.
– Мать твою! Да, он может не отвечать! – не выдержал взбешённый Колобов, и в ладони хрустнула ручка. – Может! Отвечать за шутки этих говнюков придётся боевому офицеру, который сидит в СИЗО между прочим! За что? Что два идиота напали на его сына с оружием. Сымитировали ранение, а он его спасал! Сына спасал! И применил табельное оружие! Выбора у него не было в тот момент. Потому что эти, – Колобов ткнул пальцем в поникшего Жорика, – детки, решили пошутить, с оружием и в масках. А если бы он их застрелил?
Адвокат кивнул.
– Понимаю Сергей Сергеевич. Разрешите, я с ним поговорю.
– Это Пан, – захлюпал носом Жора, конверт рассыпался в голове пятитысячными бумажками и исчез.
– Пан всё придумал! Он и пистолет достал и расписал, кому что делать и как.
Жорик поднял голову, слеза сползла с пунцовой щеки и шлёпнулась на футболку,
– Он специально перед домом всё организовал! Отца хотел разыграть. Давай говорит проверим, насколько отец сына любит. Я, говорит, точно знаю, что нет её, любви этой. Это в армии он герой, говорит, а дома только подзатыльники, крик и матюги. Любовь говорит, потерял походу. Заодно говорит, лайков поднимем…
Ошеломлённый Колобов захлопнул дело.
– Да. Набрали… блин, лайков. И отца проверили. Он теперь долго сына любить будет. Издалека. Идиоты.
К подъезду пятиэтажки адвокатский джип подрулить не смог, работяги заставили двор пыльными Жигулями. Жора пробрался по выщербленному асфальту, когда разглядел на лавочке Пана. Это был сюрприз. Поздоровались, присели. Малышня гоняла на траве мячик, ворковали голуби на козырьке подъезда, в окне наверху гремела музыка. Они закурили, долго молчали, не задавая друг другу вопросов.
Пан развернулся, его усмешка выглядела угрожающей, будто в курсе про признание у следака.
– Ну что Жора, не боись, отмажут вас, точняк. А подписчики плачут. Идеи есть?
Жора вздохнул облегчённо. Глянул на дом, где седина деда мелькнула в открытой фрамуге. Задумался. Всплыла не обыгранная до финала фантазия; кирпичная стена гаража, костыль в худом теле.
– Да есть, кстати, одна мыслишка.
Пан слушал его, покусывая ногти, потом взъерошил пятернёй волосы, достал новую сигаретку. Небо замутили облака, вечерело.
– Думаешь, прокатит? – Пан пустил дым колечком и тут же смахнул ладонью.
– Почему нет? – удивился Жора. Зревшая не первый месяц мысль оформилась в идею молниеносно, что и сам удивился.
– Накипело у тебя с дедом.
– Не говори. Замучил старый пень, – Жорик зло сплюнул под ноги, растёр. Про кражу решил не говорить, и остального более чем достаточно. – То пьёт, то орёт. Одно название – хрыч. А ещё подзатыльники знаешь, как отвешивает, я ему суке, всё припомню, и отца, и не купленный велосипед, и голодные ночи, и…
– Да хорош, – протянул Пан. – Разнылся. Задачка интересная. Надо бы обмозговать. Тут аккуратность нужна.
Жорик вспомнил заковыристое слово из тетрадки, услышанное от географички.
– По фэншую надо, во.
– Наверно Жор, наверно. Не знаю, что такое фэншуй.
Через пару дней Пан притащил леску. Отошли в беседку, выпроводили детвору. Пан развернул из пакета диск, прошуршал внутри и развёл руки в стороны.
– Ну вот, смотри.
– Чё смотреть? – удивился Жора. Лески не наблюдалось, только диск.
– Флюрокарбон, — ухмыльнулся Пан. — Ноу-хау. Невидимая леска. Не вытягивается. То, что надо.
– Офигеть. Не порвётся? – Жора пометил новое для себя слово. Флюрокарбон.
– С чего ей рваться, под сто кило держит. Дед твой, на пятьдесят тянет небось, не больше.
– Наверно. Когда думаешь, провернём?
– А ждать нечего. Подписчики копытом бьют.
Замысел был прост, потому и сработал.
Не опохмелившийся, трясущийся дед, проклиная все режимы, царей и президентов, засобирался с утра в магазин. Нацепил пузырившиеся на коленках треники, шлёпки на босу ногу. Жорка отзвонил Пану, едва услышал протяжные стоны на кухне. Леску натянули между вторым и третьим этажами, через покосившуюся батарею к перилам. Снимать должен был Пан.
Колобов, с утра пораньше опросил соседей из двадцатой квартиры по вопросу ночных гуляний. По стечению обстоятельств, в том же подъезде. Не торопясь, спускался, предвкушая последний день перед отпуском. Вчера сгрузил все дела помощнику, получил отпускные. Ждала его Волга-матушка, рыба, заводи, восходы-закаты.
Он услышал даже не вскрик, а короткое матерный вопль, и покатилось что-то кулём по ступеням. Следователь рванул вниз, леска сверкнула серебром в лучах солнца. Инстинкт рыбака со стажем спас от падения.
А вот радостный Жора, жуя зачерствелый хлеб с подсолнечным маслом, выскочил из квартиры не вовремя.
Жора сидел и боялся. По улицам растекалось бабье лето, в автозаке духота. Машину трясло и подростки, сидя впритык, подпрыгивали. И выглядело это не смешно. Капли пота собирались у Жоры на лбу, пухлые конопатые ладони на коленях вздрагивали. Он исподлобья, разглядывая соседей. Боятся ему предстояло длинных четыре года.
