Мы продолжаем публиковать начальные главы из книги Татьяны Эдел «Повороты судьбы», которая выходит в издательстве «Феникс» в конце 2020 года.
2.Лиза
Привез новый муж молодую жену в Алтайский край. Стали жить в бабкином доме в селе Тальменка. Места тут были красивые, земля богата урожаями и людьми с открытыми сердцами. Жили –поживали уже пять лет, все было ладно да складно, понимали друг друга, жили как все живут. Настя по хозяйству управлялась, ребенок да скотина, везде успеть надо. Федор работал шофером, возил грузы по Чуйскому тракту и всегда бахвалился, что он не хуже Кольки Снегирева из знаменитой песни может пройти через любой перервал не сбавляя скорости. Однажды взял в рейс и Настю. Столько та натерпелась ужаса, пока ехали меж горных хребтов через перевалы. Отводила душу любуясь красотой рек и гор. Но еще бы раз поехать не согласилась ни за какие коврижки. Стала больше жалеть мужа, понимая, что он ходит рядом со смертью каждый день. Чуть зазеваешься и улетишь в пропасть. Чего боишься, то ведь и случается. Устал наверно Федор, не доглядел. Ушла машина с тракта и сгинула вмиг. Осталась Настя без мужа. Сильно горевала, запал ей Федор в душу навеки вечные. Стала и к рюмочке прикладываться, озлобилась на весь белый свет. В подпитии и дочку лупила- профессорское отродье проклятое. Не родился у них с Феденькой ребеночек, не дал Господь. А уж так молили просили. Видно Там судьбу ее заранее знали, не хотели еще одну сироту плодить.
Жить как-то надо было. Самогонку потихоньку гнала, продавала или на продукты меняла. Первачок пробовала всегда сама. Если особо удавался, пила много, потом тянуло на подвиги. В подыпившем состоянии рвалась идти куда-то. Останавливал громкий рев дочери. Если дело было зимой, девочка цеплялась мертвой хваткой за материн в подол и ревела так, что было слышно на улице. Большенькая уже была, беды боялась. Мать в таких случаях хватала что попадя под руку и лупила дочку. Лиза не сопротивлялась, лишь бы мать осталась дома. Кончалось все обычно тем, что они сидели рядком на полу и ревели в два голоса.
Но однажды в февральский буран прийдя из школы домой, Лиза увидела двери дома открытыми, сенки занесенные снегом и пустые комнаты. Матери не было. Ее нашли лишь когда начал таять снег. Видно спутала поворот и ушла за деревню, там и замерзла. Ненадолго пережила своего Феденьку, только годочек и подождал.
Девочку отвезли в Барнаульский в детский дом. Лизочка и так росла не в большой любви. Отчим правда жалел всегда и заступался перед матерью. Она же лаской не баловала. А родного отца девочка помнила совсем смутно,только песенку и мурлыкала, что он ей всегда на ночь пел.Да еще усы его помнила, что щекотали щечки, когда он целовал ее. Теперь осталась одна-одинешенька на всем белом свете. Характер имела тихий в отца пошла. Детский дом для нее стал черным нескончаемым ужасом длиною в шесть лет. Голод и разруха в стране отражались как в зеркале и здесь. Не хватало обуви и одежды, не говоря уже о простынях и наволочках . Зимой воспитанников редко выпускали на улицу из-за нехватки одежды. Больные дети даже инфекционными болезнями спали рядом со здоровыми, изолировать было некуда. Лиза боялась мальчишек до онемения. Ростом и пышностью удалась в мать и в 12 лет уже выглядела настоящей девушкой. Пацаны подстерегали ее за каждым углом, старались дотронуться до груди, а то и ущипнуть. Научилась драться, потому что терпеть уже не было сил. Била со всей силы портфелем по голове, если не помогало — в пах коленом. Потихоньку завоевала уважение, они повзрослели, она выстояла.
Еще хуже приходилось самим парнишкам. Их с самого мальства заставляли драться. Ставили стенка на стенку и биться нужно было не только до крови, но до сломанных рук и ребер. Хочешь ты этого или не хочешь. Старшие издевались над маленькими, защиты не было ни от кого. Однажды появился мужчина-воспитатель и взгляды многих мальчишек стали тоскующими и затравленными, а потом случилось самоубийство. Изнасилованные дети не знали, как с этим жить дальше и уходили на другой свет сами. А воспитатель пропал так же неожиданно как и появился.
После детского дома была одна дорога для ее питомцев — в ремесленное училище, либо просто на улицу. ПТУ их тогда еще называли. Там молодежь получала профессию, в которой всегда была необходимость и за кусок хлеба бояться было не нужно. Детдомовские выходили в мир, который они совсем не знали. Они были изгоями для общества. Мальчишки не думали об учебе, им никто не втолковывал это в голову в детском доме. Наоборот, частенько приходили уголовные беззубые дядьки и, смачно матерясь, рассказывали как им хорошо живется что на воле, что в лагере. Воспитателями работали обычно старые тетеньки предпенсионного возраста, которым ничего не было нужно, лишь заработать на жизнь. Они не любили этих несчастных детей, попавших сюда по разным причинам. У каждой из них были свои проблемы дома. Мальчишек за непослушание регулярно увозили в психушку, где кололи им сильные психотропные лекарства. Для усмирения и устрашения, чтоб не задирались очень.Что же могло получиться потом из этого маленького человека? Обычно ничего и не получалось. Пацанов ждала прямая дорога в тюрьму, а девочки тут же оказывались беременными, как только покидали ворота этого страшного заведения, с таким хорошим названием «Детский Дом».
Лиза поступила в Профтехучилище сразу после окончания семилетки. Мечтала получить сытую профессию повара-кондитера. Жила в женском общежитии: старом, полуразвалившемся двухэтажном здании. Тут покоя было больше и страхов меньше.
Буквально с первых же дней учебы на нее обратил внимание самый хулиганистый паренек из группы слесарей-ремонтников Витек Ухарев. Тоже детдомовский, только из Новосибирска. Бабулька родная поздновато схватилась за воспитание, позвала к себе жить, надеялась под старость будет кому о ней заботиться. А о том, что мальчишку мать родная, дочка ее, бросила в 3 года и забыть забыла, не помнила. Витек не сопротивлялся, хотелось попробовать пожить домашним ребенком. Получалось плохо, лучше сказать не получалось никак. Курил, матерился на чем свет стоит и бабку посылал на все слова, которые на заборах пишут. Бабка кляла себя за дурь, что взбрела ей в башку приголубить выросшего внука, но жаловаться было некуда, да особо и не на что.
Витек заметил румяную пухленькую девушку сразу. Предупредил пацанов, чтоб не лезли к ней, иначе голову оторвет. Лиза удивлялась и страшно радовалась, что ее сверстники обходят стороной. А уж когда подкатил Витек после занятий и все популярно объяснил, Лиза загордилась. Никогда и никто не оказывал ей такого внимания.
Ухажеру исполнилось уже 16 лет, гормоны гуляли вовсю и требовали выхода.
Девушка тоже была готова будто спелый плод. Что должно было случиться, то и случилось. Прямо в классе. По случаю годовщины Октябрьской революции все училище собралось в актовом зале — большой комнате, приспособленной под собрания, а влюбленная парочка заперлась в мастерской. Витек неистово тискал Лизину большую грудь, она не сопротивлялась, отдаваясь неведомому блаженству. Он еще и целоваться то не умел толком, так тыкался везде, чмокал, что попадалось на пути. Ухватил за ягодицы и даже задохнулся — ох, жарка девка! Задрал платье, рванул трусы, трясущимися как в лихорадке руками расстегнул свои штаны, освободив торчащий ствол и вошел в царство наслаждений. Девичья вседозволенность распаляла его все больше и он никак не мог оторваться от запретного ранее местечка.
Потом они искали возможность уединиться каждый день и частенько это удавалось. Иногда он просил дружка постоять на шухере, а им с Лизой хватало и пяти минут, чтобы вгрызться друг в друга и испытать изнеможение.
Однако последствия не заставили себя долго ждать и в начале декабря стало ясно, что девушка беременна. Это прозвучало громом среди ясного неба. Она была совсем не готова к этой жизни вне стен детского дома. А тут ребенок, зачем он мне? Она сообщила сию новость Витьку, тот тоже пришел в уныние.
-Лизок, давай поищи какую-нибудь бабку, пусть поможет тебе. Куда нам детей.
-А я и ничего, сама знаю, что не нужен он нам сейчас. Только где я буду такую бабку искать, я на свободе, можно сказать, всего три месяца, город чужой — расстраивалась Лиза.
-Лизка! Вот я дурак, моя же родная бабка и пусть поможет, прижму ее, куда ей деваться, — обрадовался найденному решению Витек.
И в тот же вечер рассказал своей бабульке о случившемся. Расписал картину в красках и цветах, что вол, мол родим и тебе подкинем, будешь воспитывать, раз не захотела меня растить. Это тебе наказание такое господне.
Бабка пришла в ужасное смятение. Перспектива на старости лет остаться с грудным ребенком на руках ее никак не прельщала. Хорошенько поразмыслив, она вспомнила, что у одной ее знакомой дочка работает в роддоме. Даром конечно делать не согласится, за это статья тюремная имеется. Значит надо задобрить, придется бирюзовые сережки отдать. Эх, сколько лет прятала, дура старая, даже дочке никогда не показывала. Знала, что пропьет она. А теперь, вишь, ни за что, ни про что такой красоты придется лишиться. Наверно правда кара мне господня пришла. Ничего, и без сережек проживу.
Она скоренько собралась и тем же темным вечером побежала к знакомой. Пошептались, показала серьги. Знакомая помялась, но глаза на украшение загорелись. Значит не впервой ее о такой помощи просили. На следующий день встретились, обговорили что да как, и сережки перешли в другие руки.
Договорились на субботу у бабки Витька, чтобы не дай бог кто не узнал. Пришла Лиза, бледная да трясущаяся, а сам Витек ушел из дома от греха подальше. Все прошло вроде хорошо. Лиза отлежалась весь день, а вечером ушла в общежитие.
После этого случая парочка стала более осторожной и предпринимала разные меры предосторожности, чтобы не повторился тот тяжелый случай.
А в новогоднюю ночь, перепив самогонки, Витек пырнул ножом мужика, некстати подвернувшегося в драке, и загремел в тюрьму.
В один день жизнь Лизы круто ушла под откос. Теперь она снова была одна на всем свете. Она не хотела сдаваться и решила дождаться дружка во что бы то ни стало. Раз в полгода она ездила к нему в тюрьму, везла продукты, какие только могла собрать, махорку и письма, которые писала часто, но не отправляла, а складывала, потому что не надеялась на их доставку.
Свиданий наедине не давали, только через решетку. Витек возмужал, покрепчал и притягивал к себе еще сильнее чем прежде. Ему не сиделось тихо и там, за очередной проступок срок добавили. Лиза плакала и мучилась, но о другом кавалере и думать не хотела.
Она работала в городской столовой, всегда была сытой, подруг не имела, на работе слыла угрюмой тихушницей. Жить ей это не мешало.
Как забрали Витька, Лиза стала ходить к его бабке, она была единственный человек с кем ее связывали хоть какие-то родственные нити. Бабка же, опять почуяв наживу, позвала жить к себе на квартиру. Знала, что молодка сумеет вынести кусочек из своей столовой, жить легче будет да и веселее вдвоем-то. Она вроде ничего девка, тихая. Так бабуська и денежку брала за комнату и голодной не бывала.
Перед самой войной разрешили Лизе наконец свидание наедине. Счастливая собиралась, не ходила- летала просто. Да и сроку дружку уж немного оставалось, всего два годика, больше ждала.
Как встретились, как любили друг друга жарко, знает лишь кушетка тюремная. Налюбиться не могли. А потом снова очередная новость через месяц- беременная я. Ну что делать? Уже и годки подошли, пора детишек заводить. «Наверно родить надо, время быстро пройдет, там и Витенька вернется, заживем как люди», рассуждала Лиза. И оставила дитя. Родилась девочка на родителей не похожая, Нюшенькой мать назвала. Бабка было кинулась бурчать — мол сходила налево от Витьки. А Лиза все думала, ну на кого похожа дочка, вот крутится в голове образ, а не вспомню. Стала собирать документы, чтобы свидетельство о рождении дочери сходить получить, и наткнулась на конверт с материными бумажками. Ей их в детдоме отдали, когда уходила. Открыла, а там свидетельство о ее смерти и фотография. На фото сидит красивый мужчина с усами, хорошо одетый, на обратной стороне надпись «Дорогой Настеньке, моему пушистому счастью» и подпись «Степан, 1917 год».
Лиза с трепетом вглядывалась в давно забытое лицо отца. Так вот на кого похожа ее дочка, на своего деда! Наконец Лиза не чувствовала себя одинокой. Она обрела корни и теперь они будут всегда с ней.
Через полгода началась война. Витька загребли в штрафбат, где он и сгинул в первый же месяц боев. А Лиза теперь работала на заводе токарем, столовая закрылась. Нюшенька была дома с бабушкой, та в ней души не чаяла и находила радость и успокоение лишь в ней одной.
Бабка получила похоронку, когда Лизы дома не было. Ребенок раскричался не унять. Она взяла Нюшу на руки и открыла письмо. Опомнилась на полу. В углу комнаты валялась девочка, с перепачканным кровью лицом и заходившаяся от крика.
Силы и здоровье у старушки были уже не те. Нянчилась, недосыпала, сердечко пошаливало, вот и упала. Увидела кричащую Нюшеньку на полу, испугалась до ужаса . Схватила ребенка, умыла, кровь из носа кое-как остановила. Дала водички попить и обессиленная от крика девочка наконец затихла.
Бабка ни жива, ни мертва всмотрелась в личико ребенка и поняла, что дело плохо, носик ее распух и скривился набок. Старушка металась и не знала, что делать. Вот как мать вечером придет, что ей сказать, господи, помоги! Но на ее счастье, а на Нюшино несчастье мать пришла домой лишь на третьи сутки, упала без сил спать даже не взглянув на дочь. Потом она ее видела всегда лишь ночью, когда приходила после смены и сбитый на бок нос заметила только через месяц. Устроила допрос с пристрастием, побежала по врачам, но делать что-либо было уже поздно, хрящики срослись. На сбитом в сторону носу появилась горбинка, которая росла вместе с девочкой, уродуя ей.
Жили также тяжело как и все остальные. Знали, что надеяться могут лишь на себя самих. Так работая с утра до ночи без выходных и проходных во имя победы и родины, они пережили годы войны. Лиза тянула лямку безропотно, веселой жизни у нее никогда и не было, поэтому и не мечтала о ней. Конечно, и ухажеры бывали, не без этого, дело молодое. Но в сравнение с Витьком не шли. Куда им! Он-то у нее герой был!
— Эй, молодка, подойди поближе, дай хоть воздухом бабьим надышаться, — шутили вояки, что на завод приезжали.
Куда там, от нее улыбки и в майский день не дождешься. Но где надо за себя постоять, горы своротит.
А дочка тоже не из бойких вышла. Мало того, что тише воды , ниже травы, так сидит себе в уголке копошится, и не видно ее, и не слышно. К концу войны Лиза принесла с работы несколько детских книжек, мастер отдала. В пригороде Минска бомба в дом прямиком угодила, осиротила навек женщину, лишила дочки и внуков. Теперь Нюшенька не расставалась с книжками даже ночью, клала их на подушку и засыпала, бормоча сказку наизусть. Читать научилась быстро и бегло.
Но когда она пойдет в школу, в этот дом интересных знаний, то получит столько унижения, от которого уже не сможет оправиться все школьные годы. «Кривоноска», так стали обзывать девочку за искривленный нос, а потом и «Криворучкой», потому что она слыша насмешку терялась и обычно роняла что-нибудь на пол. Нюшенька замкнулась.
Когда ей исполнилось десять лет, мать засобиралась замуж. К бабкиной соседке приехал внук на недельку из под Красноярска. Увидел ранним утром Лизу, выходившую из дома. Аж остолбенел, настолько красивой и необычной показалась ему эта женщина. Лиза действительно расцвела к тридцати годам, полная грудь, большие глаза с пушистыми ресницами, естественный румянец во всю щеку, заманчивые губы- как тут было устоять. Григорий год назад развелся со своей женой. Развод дался тяжело и он перестал доверять всему женскому роду сразу. Его жена оказывается тайком встречалась несколько лет со своей первой любовью, а муж и не догадывался. Дружок ее одноклассник вернулся домой в самом конце войны без одной ноги, жил на отшибе деревни с матерью. Знал, что подружка вышла замуж, разборок не устраивал, на что претендовать с его-то увечьем. Но оказалось, что любовь жива и никуда от нее не сбежишь даже на двух ногах. Начали встречаться, дальше-больше. Уже и по деревне слушок пошел, но мужья как всегда об измене узнают последними. Напился до чертиков Григорий, излупил сильно жену, а потом прогнал из дому в чем была. Детей они не нажили, Слава Богу. Не за что было браку зацепиться. На том его семейная жизнь и закончилась. Так ходил иногда поночевать, тело разрядить к буфетчице знакомой, но чтобы жениться, ни-ни!
Увидев же Лизу, Григорий сразу и навсегда решил жениться. Оказалось, что она немного старше его да еще и ребенка уже имеет большого. Не очень и расстроился: кто в койке года считает, и ребенок не помеха, еще и своих заведем, нянька готовая уже. Лизе тоже приглянулся восторженный гость, мало она видела таких искренних чувств, всем бы только ухватить кусок послаще, а потом в кусты. Проходила она и это. Предложение приняла с радостью и без оглядки.
Только все не могли решить, где жить будут, толи в Барнауле остаться, толи дальше на Север податься. Обоим хотелось начать жизнь с чистого листа. Григорий вспомнил, что его приглашал к себе в гости однополчанин из Белово. Рассказывал как у них там красиво и работу всегда можно найти. Там и шахта, и электростанция, и завод цинковый. Вот на том и порешили. А тут еще как складно-то получилось. Бабка Григория решила им полдома отдать. Вот радость, так радость! Они его продали и поехали на новое место счастье искать с денежками в кармане.
Обустроились на новом месте быстро, однополчанин помогал как брату родному. Купили небольшой домишко, Нюшеньку в школу отдали, и стали жить в ожидании своего ребеночка.
Нюшу и здесь сразу обозвали Кривоноской. У ребенка счастливое детство так и не началось. Осталась она и без бабушки, которая единственная души в ней не чаяла и несла в душе вину за уродство девочки до конца дней своих.
Лиза с Григорием устроились работать на завод. Работали тяжело и много, зарплаты хватало лишь на продукты. Но веры в светлое будущее не теряли. Однако, прожив уже пять лет, детей у них все еще не было. Григорий раньше хорошо относившийся к Нюше, начал покрикивать и посматривать на нее странным взглядом. Той уже исполнилось 15 лет и она была вполне сформировавшаяся девушка.
Продолжение следует…
