Арт-портал гУрУ совмпестно с издательством Саммит-книга публикует отрывки из новой книги киевской писательницы Марии Миняйло «Дети града» — историю о том, как непросто быть ребенком в жестоком мире взрослых. Это история о каждом, кто рано повзрослел, так и не успев стать взрослым.
Интернат «Серая Ива»
На заборе нашего интерната, с тыльной стороны, корявым почерком кто-то из обитателей старушки «Ивы» вывел следующее: «Слава Ревалюции, УРА Свабоде!». Клара Федоровна, добродушная и тихая директор, каждый раз неодобрительно качала головой, проходя мимо пылкого детского «лозунга». О какой революции говорил автор, оставалось загадкой. Старая Никична, дворничи- ха, например, при виде надписи, хоть и видела ее в сотый раз, заливалась хохотом. Потешало ее детское творчество. Однако вроде как шутливая и не- понятная многим надпись не давала покоя нашим учителям и воспитателям, они все перешептывались и ждали перемен. Время как бы такое было, время перемен. Тем не менее, оно явно обходило стороной наш безликий городишко, в котором жизнь остановилась, замерев на отметке времен- ных часов в году эдак 70-м или и того ранее.
Когда мне было семь лет, промозглым ноябрьским утром родители молча собрали мои вещи и немногочисленные игрушки (деревянные кубики, плюшевого серого мишку, юлу и десяток оловянных солдатиков) и отвели в мой новый дом.
«Тебе там будет хорошо», лепетала мама, аккуратно складывая мои майки и трусики. «Там деток много твоего возраста и кормят лучше, чем у нас… Ах да, и топят зимой!» Потом папа повязал мне шерстяной старый шарф, завязал ботинки, и мы пошли навстречу моей новой жизни. Родители мои, дай Бог им здоровья, были хорошими людьми. Они трудились в поте лица, чтобы подарить мне на Новый год плюшевого мишку или плитку шоколада. Посему ни времени, ни сил на меня уже не оставалось. Их простое решение отдать ребенка в интернат не было дикостью для жителей города М. Так поступали многие пары, оказавшиеся, подобно моей семье, в затруднительном финансовом положении. Раз в год они платили символические деньги за обеспечение их чад питанием и мягкой постелью и были уверены, что тут с ним или с ней уж точно ничего не случится. А если и случится, то это уж, простите, такова судьба. Они сделали все, что могли, чтобы будущее их ребенка было если не подобающим, то хотя бы терпимым.
Таким образом, ранним утром 15 ноября мы вышли из дому и направились к «Серой Иве». Я хорошо помню, каким пронзительным был осенний ветер. Помню запах прелых листьев, влажный резкий запах, забивающий ноздри. Я шел по лужам, ощущая, как холодная вода пробирается к пальцам ног через легкие ботинки. Папа говорил, что денег на теплую обувь у них нет, поэтому прошлую зиму я практически все время просидел дома, с завистью наблюдая, как соседские мальчишки лепили снеговиков и играли в снежки. Мы шли все дальше и дальше, папа нес мои скромные детские пожитки, а мама держала меня за руку. Они шли очень быстро, и мне часто приходилось переходить на бег, чтобы поспевать за родителями. Мама все время подгоняла, словно мечтала скорее передать меня в новый, прекрасный мир, где всегда тепло и хорошо кормят. Пока мы шли, я думал о том, что, может, в новом мире мне выдадут новые теплые ботинки и я смогу в грядущую зиму носиться по двору и валяться в снегу. Еще мне хотелось полосатую футболку, как у Сереги из десятой квартиры, с эмблемой якоря на груди и коробку разноцветных жвачек. Папа говорил, что у Сереги брат челнок*, так оно понятно, откуда у пацана такие футболки и прочие импортные тряпки и штучки. И я знал, что когда вырасту, тоже челноком стану и коробок с жвачками у меня будет полон шкаф, а футболки буду хоть каждый день менять! Вырасти бы только поскорее.
Когда мы поравнялись с воротами «Серой Ивы», до этого блеклое солнце зазолотилось, и взору предстало серое здание, мой будущий «дом». Пожалуй, я навсегда запомню свое первое впечатление о старушке «Иве»… Тогда здание показалось мне огромным! Великаном, грозно нависшим над головами. Такого я никогда еще не видел! Стало страшно. Задрожав всем телом, я прильнул к матери, обхватив ее руками. Она меня оттолкнула, прикрикнув, чтобы я вел себя прилично, а то ведь впечатление нужно хорошее произвести. Я заплакал. Мне совершенно не хотелось этого нового, величественного мира, хоть и волшебного. Мне не хотелось много детей и новых ботинок. Мне хотелось домой. Я плакал. Родители на мои стенания не реагировали, только папа слегка потрепал меня по плечу: «Ну ты ж мужик, сопли не развози».
Через пару минут после нашего прихода к воротам «Серой Ивы» вышла старая дворничиха Людмила Никитовна, или просто Никична, горбатая женщина с землистой кожей и добродушным лицом.
— Дирехторка велела провести через черный хвод, спереду карниза роблять. На головеху, глядишь, грохнет! — сказала старуха, расхохотавшись. Она погладила меня по голове, назвав «славным мальцом», и повела в обход, затворив скрипучие ворота интерната.
— Тут место доброе, не грусти,— улыбнулась дворничиха, заметив мое заплаканное лицо,— детвора жулики сплошь, регулярно буряк с картохой и суп вермишелевый, клопов нет, чистенько. Дирехторка за бруд по рукам нянькам дает частенько. Хорошо тут, малыш,— говорила старуха, быстро передвигаясь по длинному коридору. Миновав сотню, как мне казалось, дверей, мы наконец достигли кабинета директора.
— Вещички тут лишайте, Степка потом занесет к его кроватке,— сказала Никична, оставив нас одних.
Клара Федоровна, занимавшая пост директора интерната уже тридцать лет, была маленькой сухонькой женщиной с крашенными рыжими волосами и бегающим взглядом голубых глаз. Говорила она тихо и медленно, а речь ее была необыкновенная, никогда еще я не слы- шал, чтобы люди так красиво говорили (как оказалось потом — просто грамотно). Мне эта необычная женщина понравилась, она кротко улыбалась, глядя на меня с неким состраданием. Обсудив с родителями все важные организационные и финансовые вопросы, Клара Федоровна крепко пожала отцу руку, и мы все вместе вышли в коридор, где уже не было моих вещей.
Я прощался с родителями у больших деревянных дверей центрального входа. Никична сказала, что рабочие пошли перекусить, так пока на голову ничего не грохнется. Двери были старинные, с причудливой резьбой.
— Умели тогда строить, умели,— вздохнула Клара Федоровна, заметив мою заинтересованность дверьми. Тогда — это когда, я не знал, но загадочная многозначительность ее слов мне понравилась. Мама с папой меня обняли, попросив вести себя примерно и не доставлять слишком много хлопот воспитателям. Я же крепко сомкнул губы, стараясь не плакать, но глаза все равно были на мокром месте.
— Вы скоро меня заберете? — спросил я, вжавшись лбом в мамин живот. Родители ничего не ответили, только еще раз меня обняли и скрылись за огромными резными дверьми, которые, быть может, помнят еще прикосновения какого-нибудь достопочтенного посетителя былых времен.
Итак, мне было семь лет, когда родители от- дали меня на ПМЖ старушке «Иве», которой заведовала сухонькая рыжая женщина.
* Челнок — в начале 1990-х годов (на территории бывшего Советского Союза) торговец товарами широкого потребления мелким оптом и в розницу методом «челночной» торговли: самостоятельная доставка мелкой партии товара с места закупки, быстрая реализация на местном рынке, следующая поездка по тому же маршруту.
Продолжение следует…
