Это был вечер пятницы.
Я притащила пакет с китайской лапшой домой. Съела только половину купленного, а ведь набрала еды человека на три.
Оставила раскрытый кулёк с нетронутой снедью пованивать соевым соусом и жареным луком.
Не переодеваясь, завалилась на видавший виды диван и принялась листать новый детективный роман.
Да, именно листать, а не читать потому, что желтоватые страницы томика были разбавлены картинками, которые я решила просмотреть и составить преждевременное впечатление о чтиве.
Запрокинув ногу на ногу, я обнаружила дырку на носке в районе большого пальца. Черт! Покупка носков никак не входила в мои планы. Штопка — тоже не мое дело.
Я приуныла, как любая творческая личность, выбитая бытовым недоразумением из своего полёта мысли.
Попыталась потянуть носок, чуть стащив его с ноги, и спрятать дырку, просунув ткань между пальцами ног.
Результат не сильно удовлетворил, но «с глаз долой, из сердца вон».
Пару дней можно ещё так переходить.
Разуваться вне дома я на следующей неделе не планировала.
А если правильно подать это досадное обстоятельство Керри, то, глядишь, через день будут мне новые носки. Без этого унылого хождения по магазинам.
Я погружаюсь снова в вылавливание картинок из потока текста. Внимательно рассматриваю каждую. Как-будто гадалка фотографии.
За окном полил дождь.
Внезапно.
Будто душ включили. Да не один. Это тоже подпортило настроение. Я планировала… не буду отвлекаться от картинок.
Из иллюстрационного транса меня вывел стук в дверь.
Это была настоящая барабанная дробь.
Вскочив с дивана, я подбежала к входной двери. Распахнула не спрашивая.
На пороге стояла моя знакомая.
С перекошенным от страха лицом, мокрая насквозь. Вода стекала с волос и одежды. На коврике образовалась лужица.
Она нервно хватала ртом воздух и размахивала руками, трясясь при этом всем телом.
Ладони ее были в крови.
***
Жаннин.
Молодая актрисулька в нашем провинциальном театре.
Тут у нас и театр имеется.
Скорее самодеятельный, но количество выпитого актерами шампанского после премьер не уступает какому-нибудь среднему парижскому театру.
Основной вклад в уничтожение гламурного напитка делает Жаннин.
Такая любовь к шампанскому и не только к нему выходит ей немного потрепанным видом.
Интригами.
Связям с заезжими режиссеришками и актерами больших и малых сцен таких же провинциальных театров и труп, как и наши.
Мне трудно определить ее возраст. Я склоняюсь к цифре между 26 и 32.
Хотя она сама утверждает, что ей нет и 25 лет.
У неё склочный характер, а благодаря любви к «допингу», она часто не помнит, где, что и с кем делала, кому, что и как говорила.
И вот она стоит у меня на пороге.
Задыхается от страха, вздрагивает и продолжает «стучать» в воздух, не отображая, что дверь открыта.
Схватив за ворот, втягиваю ее в квартиру. Хватаю валяющееся на полу полотенце и быстро затираю следы крови на входной двери, оставленные от ее рук.
Пока я это делаю, Жаннин стоит посреди комнаты, продолжая всхлипывать и разглядывая свои руки.
— Я проснулась, — говорила она, заикаясь, — а он лежит, не двигается и руки… мои руки!!
— С кем ты была? Ты спала с ним?
— Не знаю, — Жаннин начинает подвывать, — наверное, нет. Он был одет. И я тоже.
— А до этого, что делали, и кто «он», где ты «его» оставила? — я пытаюсь выяснить хоть что-то, но бесполезно. Жаннин талдычит про свои руки и продолжает трястись.
Я волоку ее в ванную, стягиваю мокрую одежду и засовываю под горячий душ. Через пару минут ей становится легче. Завернувшись в халат (о, да у меня есть халат!), она сидит на диване под одеялом и пьёт горячий травяной чай. Пытается вспомнить, что произошло.
После репетиции по сценарию нового мэтра, она отправилась с ним в гостиницу. Режиссёр пригласил ее на шампанское с устрицами и дорожку. Кокс она не пробовала никогда и решила не терять такую удачу.
«Когда ещё выпадет случай, а настоящая актриса должна…»
Эх, не должна быть дурой, думаю я себе, расправляя ее вещи на сушилке.
В кармане пальто нащупываю что-то твёрдое. Достаю. Портмоне. Мужское.
Неужели она его ещё и ограбила?
На дворе ливень. Идти в ночь в полицию не хочется.
Завариваю ещё чая и заколачиваю в него снотворное.
Напоив Жаннин успокоительно-усыпляющей смесью, я усаживаюсь у окна.
Под звуки ливня пытаюсь придумать план на следующий день.
***
Мне не очень хочется идти в полицию к дежурному. Вглядываясь в ночь, я пытаюсь решить, как бы вообще туда не ходить. А если и придётся, то попасть к Кэрри и ее инспектору Клошару.
Уж очень она его расхваливает всегда.
С мыслями о честном и справедливом инспекторе, о возможности поучаствовать в расследовании (я ж свидетель! Или соучастник?), я погрузилась в сон.
Когда очнулась, за окном было совсем светло.
На диване…
А на диване никого не было.
Я проверила ванную.
Никого.
Грязные вещи на месте.
Нет моих джинсов, белой рубашки и балеток.
Куда эта идиотка могла сбежать? И зачем?!
Ничего не оставалось, как отправиться на ее поиски.
Дома ее не было.
В театре не появлялась.
Я заскочила в гостиницу.
Там во всю рыскали дежурные полицейские.
Представилась корреспондентом криминального отдела газеты.
Никто, ничего, устанавливают время смерти, будут звонить префекту и ждать инспектора.
Какого?
Дежурного, наверное.
Выхожу из гостиницы и меня тут же накрывает волной из лужи.
Какой-то франт на раритетной колымаге притормозил так, что обдал меня с ног до головы.
Выйдя из машины, он кинул пренебрежительной взгляд в мою сторону.
Скривил губы и прошёл мимо!
Без единого слова извинения.
Будто он облил столб, а не живого человека.
Я громко выругалась.
Он повернулся в мою сторону:
— Я так и полагал, что Вы не леди. — и проследовал в гостиницу.
Краем уха я услышала, как кто-то обратился к нему «инспектор Клошар». Господи, никогда б не подумала, что этот нахал и есть тот самый «вдумчивый, вежливый, умный и смелый» (мечтательным голосом Кэрри) инспектор!
Что ж знакомиться при таких обстоятельствах я не хочу.
Плетусь домой, в надежде найти там что-нибудь чистое и сухое, а потом продолжить поиски Жаннин.
У самого дома я вижу пропажу.
Вдрызг пьяную, хохочущую и распевающую на всю улицу!
Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я схватила эту псевдоактрису за шкирка и приволокла на самый верх в свою каморку.
Дверь заперла на ключ и спрятала его в карман.
Повторила процедуру с душем для Жаннин, ругаясь при этом всеми известными мне словами.
Потом приняла душ сама.
Из сухой и чистой одежды на нас двоих остались только халат да пижама.
Жаннин снова отрубилась на диване.
Я уставилась в окно.
На следующий день, выйдя за круассанами к завтраку, я купила воскресную газету.
На первой полосе красовалось фото Жаннин с подписью: «разыскивается подозреваемая в убийстве заезжего и немного знаменитого в соседнем районе режиссера N».
***
— Поздравляю, твоё фото на первой полосе! – я швырнула газету Жаннин.
Та только продрала глаза и не совсем еще понимала, что происходит.
Развернув газету, она недовольно скривилась:
— Господи! Где они только взяли это фото?! Неужели нельзя было в театре запросить что-то поприличней?
— Эй, ты идиотка совсем?! читай текст, а не только картинки разглядывай – ты в розыске! Ясно? – я начинаю выходить из себя. Конечно, теперь я однозначно соучастница. – Давай, рассказывай, как всё было. Напрягай свою пустую голову, вспоминай, что делали, кто ещё с вами был.
— Слушай, я правда ничего не помню! – взвизгивает моя знакомая. – НИЧЕГО ТАКОГО, слышишь!
— Знаешь, плохая я ты актриса! Как ты роли свои учишь?! Если сейчас не напряжешься, я сама сдам тебя полиции, — прошипела я.
— Мы приехали в гостиницу, эффектно так, на его автомобиле, хотя идти от нашего театришка всего пару шагов. Сразу прошли в номер.
— Ключи брали у дежурного? Кого встретили в гостинице?
— Нет, ключ у него был с собой, я же говорю, сразу прошли в номер. Это было обеденное время. На стойке разрывался телефон, но никто не вышел ответить. Постояльцев в холе я не видела.
— Не видела или не заметила? – съязвила я.
— Не видела, — уверенно повторила Жаннин. Лицо ее напряглось, казалось, она страдает от несвойственного её организму умственного процесса.
Она замолчала и молчание, как мне показалось, затянулось слишком надолго.
— Ну, дальше, дальше то что было?
— Мы прошли в номер, поднявшись по лестнице на второй этаж. НИКОГО, — она сделала ударение на этом слове, — никого не встретили. Зашли в номер и выпили немного шампанского.
— Немного! – хмыкнула я.
— Да, мы перед этим уже хорошо выпили в театре…
— Стоп! Так вы уже были подшофе, когда сели в машину? – я взорвалась. Ты, наверное, вообще ничего не могла вокруг себя заметить! – меня стало трясти от злости. – Слушай, если ты это всё сейчас выдумываешь, лишь бы показать мне, что не совсем ку-ку, то лучше так и скажи, не отбирай мое время!
— Да, мы выпили, были уже хорошо пьяны и добавили потом, но я хорошо соображала и могу точно сказать…
— Ты пол минуты назад говорила, что вообще ничего не помнишь, а сейчас у тебя телефон на стойке звонит, птички за окном поют! Как это всё понимать?
— Знаешь, я могу и не вспоминать дальше, — обиженным голосом сообщила Жаннин, — у тебя есть шампанское или вино на худой конец?
Такой наглости я не ожидала. Шампанского и вина у меня не было, а если б и были, то поить эту дурёху я не стала.
Не дождавшись от меня ответа, Жаннин стала рыться у себя в сумочке. Извлекла оттуда сигареты, длинный мундштук и зажигалку. Театрально закурив, она спокойно продолжила:
— Я не помню, что было после секса. Знаю, что секс был. Был ли хороший, тоже не помню. Мы отрубились. Ну, я так точно.
— Ты говорила, что он звал тебя на кокс, – я попыталась сказать это как можно спокойней.
— Знаешь, вот этого я и не помню, попробовала я таки или нет. Когда я проснулась, то обнаружила его уже мертвым, – спокойно сказала она, выпуская несколько колечек сигаретного дыма изо рта, – я испугалась, попыталась его потормошить, измазалась в крови… быстро похватала вещи и рванула наутёк.
— Почему ты прибежала ко мне? – устало спросила я.
— Ты жила ближе всех, – безразлично ответила Жаннин, – Зое, посуди сама, не бегать же мне по всему городу перемазанной кровью…
Я глянула рассеяно в окно: небо опять затянуло тучами, но кое-где в просветы ещё выглядывало солнце. С моря огромной черной птицей приближалась гроза.
— А пьяной разгуливать после всего случившегося по улицам можно, значит? – съязвила я, припоминая, как приволокла ее слабо соображающую вчера снова к себе домой.
Узнать ответ было мне не суждено.
В дверь постучали и за ней послышалось грубое и настойчивое:
— Откройте, полиция!
Продолжение следует…
