Случайности (окончание)

По пути домой я увидел, что на месте злосчастного фонтана суетятся рабочие. «Ну хоть на этот раз сделают все нормально?» — подумал я. Подойдя ближе, я увидел, что они не латают трубу, а просто засыпают фонтан песком. Нестандартный подход, ничего не скажешь. 

Сначала хотел подойти и спросить, какого черта. Потом понял, что от этого вряд ли будет толк — они просто делают свою работу и ничего не решают. 

Вернулся домой, рассказал отцу. 

— Звони в полицию, с этими дебилами бесполезно бороться, — сказал он. 

— Ладно, завтра позвоню. Суточный запас нервных клеток на сегодня я уже истратил. 

Утром я позвонил в полицию и сообщил о фонтане, который засыпают песком. Мне задали несколько стандартных вопросов и пообещали разобраться. Я не был уверен, что этот вопрос вообще входит в их компетенцию. Скорее всего, они просто вежливо от меня отвязались. 

Я вновь приехал на работу в приподнятом настроении, думая о завтрашнем свидании. Чем больше времени проходило с момента знакомства с Людмилой, тем больше она мне нравилась. Со мной всегда это происходит, когда я мало знаю женщину. Тогда у меня есть время, чтобы додумать о ней то, чего может и не быть.

В коридоре я встретил Зубанова. 

— Ну как, продал жетон? — спросил я.

— Нет, Семен Юрич. Но я чувствую, что он еще принесет мне удачу, — воодушевленно ответил Зубанов. 

— Интуиция — единственное явление, что опережает точные знания. Никола Тесла сказал, — поддержал его я. 

— Философствуете? Не похоже на вас, Семен Юрич. 

— Последние дни философия приносит мне большую радость, чем математика. Давай, удачи, держи в курсе. 

Зазвонил телефон. Номер незнакомый. 

— Алло, Семен Юрьевич? Это полиция. Следователь Реутов вас беспокоит. 

— Да, здравствуйте, господин Реутов, в чем дело? 

— Вы сегодня звонили по поводу трубы в Архипкино. Можете подъехать в участок, дать показания? 

Ну всё, думаю, заработала система. Запущен маховик прогресса, слава электронному правительству. 

— Какие еще показания? Я сказал все, что должен был. Вы без меня фонтан в земле найти не можете? 

— Конечно, можем. Но нужны показания, для протокола. 

— Звоните тем, кто аварийный участок землей засыпает. Я тут при чем? 

— Вы позвонили, сообщили о проблеме. Следовательно, вы потерпевший. 

— Вы издеваетесь? 

— Нет. 

— Послушайте, я просто случайный прохожий. Мне этот фонтан, в общем-то, до фонаря. Если хотите, я выполнил свой гражданский долг. Не надо превращать его в повинность. 

— Мы не можем ничего сделать, пока вы не дадите показания. 

— Значит, поселок Архипкино уйдет под воду. Я даю на это согласие. До свидания. 

Идиотизм ситуации достиг критической точки. В очередной раз я пожалел, что ввязался во все это. Вопросами фонтанов из-под земли занимаются скучающие пенсионеры и сопливые активисты. Но никак не доктора наук.

Снова звонок. Белкин. 

— Мой друг, а ты когда-нибудь задумывался, какое оно на вкус — твое идеальное пиво? 

— Не понял. 

—Представляешь, что есть на планете сорт, который ты попробуешь и поймешь: «Вот это пиво сварено для меня, и больше никакое с ним не сравнится»?

— Думаю, какой-нибудь старый Джузеппе уже работает над этой формулой на севере Австрии. 

— Вот! Предлагаю начать поиски уже сегодня. 

— Боюсь, я не в том возрасте, чтобы пить пиво в день перед свиданием и надеяться, что сохраню свежее лицо. 

—Людмила? 

— Она. Пригласил ее в кино. 

— С фильмом еще не определился? Предложи ей последний фильм Полански — она взорвется от восторга. 

— Надо было позвонить тебе перед свиданием. Она уже сама его предложила. 

— Я же говорил, что перед любым важным шагом советуйся со мной. 

— На такие риски я не готов. Ладно, мне пора на пару. Хорошего вечера. 

— Сказочных выходных, Семен! 

В субботу после завтрака я позвонил Людмиле, и тем же вечером мы встретились у кинотеатра.

— Отлично выглядишь, Семен! — сказала Людмила, тепло пожимая мне руку у дверей кинотеатра. 

— Я хотел купить тебе цветов, но вспомнил ваш разговор со студентом на кафедре, и решил воздержаться, — признался я на всякий случай. 

— Как внимательно! — засмеялась она. — Но ты не студент — журить бы я тебя не стала.

Фильм мне не понравился, но Людмиле я говорить об этом не стал. После кино мы пошли выпить кофе. Обсуждали университет, студентов, с них плавно перешли к рассуждениям о молодом поколении, а оттуда, почему-то — к моему отцу. 

— Какой необычный человек! Редко встретишь таких прогрессивных людей его возраста. Я вот совершенно не могу найти общий язык с мамой. Ее возмущает мой образ жизни. Она говорит, что люди не созданы для удовольствий.

—В их молодости вообще не было времени на удовольствия. Да и самих удовольствий было немного. А твоя мама, наверное, просто хочет, чтобы ты вышла замуж и родила ей внуков. 

— Она и правда по этому поводу очень переживает, — согласилась Людмила. — Но детей я не хочу. И когда женщина говорит это в 42 — то это, наверное, уже навсегда. Хотя мой муж очень хотел детей, и я даже была готова… И не успели. 

— Ты скучаешь по нему? — осторожно спросил я. 

— У меня есть способ справится с тоской. При жизни он собирал одну коллекцию. Я, из уважения, решила ее продолжить за него. И знаешь, так увлеклась. Иногда приношу домой очередной экспонат, кладу в шкатулку. Она лежит в комоде, а рядом — его фотография. Я ее достаю и говорю что-то вроде: «Смотри, Козырев. Рак способен убить твое тело, но твою коллекцию ни одна зараза не вытравит. Не чудо ли?» И знаешь, для меня это стало чем-то сакральным. От этих редких и односторонних бесед как-то всегда хорошо становится. Думается, будто бы человек — бессмертен. 

—Интересно, продолжение жизни после смерти. И вполне себе доказательное, в отличие от религиозных теорий. 

— Очень точно сказано, — засмеялась она. 

— А что за коллекция? Я просто и сам одно время увлекался. 

— О, правда? Мой муж собирал разный антиквариат. Часы с кукушкой, пресс-папье, монеты. Для меня всё это слишком сложно, но одна коллекция мне показалась интересной — он собирал жетоны для автоматов из советских ресторанов. В целом, они не такие уж ценные и часто не очень дорогие. Но разновидностей — тьма, в этом очень интересно разбираться. А что ты собирал? 

Какое невозможное, неправдоподобное совпадение! Да она за шута меня примет, если я начну рассказывать про Зубанова и его жетон.

— Семен? Ты здесь? — Людмила тронула меня за руку. 

— Да, просто задумался. 

— Настолько скучное у меня увлечение? — снова кокетничает. 

— Нет-нет, увлечение у тебя прекрасное. Просто я кое-что понимаю в антиквариате. Удивился совпадению. И много тебе еще нужно собрать? 

— Не очень, но я в последнее время ищу их без прежнего энтузиазма. Причем не хватает как раз пары самых распространенных жетонов.

— Вроде НКВТ №10? — постарался как можно небрежнее бросить я, чтобы это казалось случайным примером. 

— Ты и правда разбираешься! Да, как раз этого жетона у меня нет. Так ты тоже коллекционировал их? 

— Ну, в том числе. Но это было давно и не очень серьезно. Еще кофе? 

Когда я провожал Людмилу, то не стал даже намекать на то, чтобы продолжить вечер — поцеловал в щеку и быстро удалился, не дав ей возможности меня пригласить. Теперь мне хотелось заслужить следующий этап, и сделать это красиво и со вкусом. Завтра же куплю жетон у Зубанова, пока она сама не нашла где-нибудь его объявление.

— Не найдет, — сказал отец, когда я ему все рассказал. — Если все так сложилось, то только для того, чтобы ты подарил ей этот жетон. Случайности так и работают. Так что лучше потяни время, как будто ты потратил много времени и сил, чтобы его достать. Слушай, а что там у тебя с твоим фонтаном? — спросил он. 

— Да там с полицией тоже какой-то абсурд. Зашел в тупик я, в общем. 

— Так позвони на телевидение! — сказал отец. — Они такое любят.  

Я был так воодушевлен в тот вечер, что решил — сдаваться пока рано. Утром позвонил на телевидение и объяснил ситуацию.

— Я всё записала, Семен Юрьевич. В понедельник передам редактору. Если одобрит тему, я вам перезвоню. Только вот я не поняла: вода ведь просто уходит тонким ручейком в канаву, так? Просто… Как вам лично мешает этот фонтан? 

— Девушка, а он и не должен мне лично мешать, чтобы я вам звонил. И чтобы вы сюжет об этом делали — тоже не должен. До понедельника.

Прекрасно! Еще один важный звонок — и воскресенье можно считать удавшимся.

— Алло, Гоша? Здравствуй, это Семен Юрьевич, преподаватель высшей математики. Извини, что беспокою в выходной. Ты жетон свой еще не продал? 

— Неет. А вы что, нашли покупателя? 

— Ну можно и так сказать. Я решил сам его купить. 

— Ну вы же помните, что дешевле пяти я его не продам? 

— Да, я помню. Давай я заплачу тебе четыре, и мы бьем по рукам. Поверь, ты его не продашь дороже. 

— Семен Юрич, я же говорил вам про предчувствие. Помните, я вам сдал экзамен на четверку? Я ведь вообще ничего не учил. Просто чувствовал, что повезет. И сейчас чувствую, что продам его дороже. 

— Ладно, подыграю твоему предчувствию. Беру за пять. Завтра приходи на мою кафедру перед первой парой. 

— Семен Юрич, мне ко второй. 

— Считай это компенсацией временем за мой материальный ущерб. До завтра, Гоша. 

Мне было совсем не обидно, что Зубанов меня уговорил на пять тысяч. Последние годы своей жизни я посвящал каким-то бесполезным войнам: с ректором, со студентами, с вечно ломающейся машиной, с прорванной трубой. Иногда шел до победного, из азарта. Чаще — когда одна борьба надоедала, я искал себе другую. Но всегда понимал: есть войны, в которых нужно победить, во что бы то ни стало. А есть те, в которые и ввязываться бы не стоило. Либо потому что всё равно проиграешь, либо победа не принесет наслаждения. Вот и Зубанова я побеждать, почему-то, не хотел. Хотел, чтобы на этот раз все были победителями. 

Я думал об этом уже в понедельник, пока ехал на работу. Мысли прервал звонок — еще с одной войны. 

— Семен Юрьевич? Здравствуйте, это с «Эфира». Вы нам звонили вчера. Меня зовут Светлана, шеф-редактор. 

— Здравствуйте, Светлана. Какие новости? 

— Хотела уточнить: вы же в полицию звонили уже, да? 

— Да, звонил. 

— И что они вам сказали? 

— Сказали, чтобы я приехал и дал показания. Я может мало что понимаю, но, по-моему, это абсурд какой-то. Есть дыра в трубе. Есть вода, которая из нее течет уже неделю. Есть органы, которые должны дыру устранить. Почему я должен ехать в полицию и давать показания? 

— Слушайте, ну вы сходите, дайте. 

— Не понял? 

— Ну, возможно, вам это поможет. Просто поймите, телевидение — это уже последняя инстанция, когда никто больше не может помочь. Вот если вы дадите показания, а полиция все равно не поможет — тогда мы сможем сделать сюжет. А так, проблема какая-то незавершенная. 

— А то, что мне нужно тратить свое время на бюрократию, чтобы не затопило всё Архипкино — это само по себе не проблема? 

— Проблема, конечно. Но так везде сейчас, понимаете?

— Понимаю. И это, по-моему, только отягощает проблему. 

— Возможно, вы правы. Так вы дадите показания? 

— Надо подумать, нужно ли мне это. 

— Ну вы уже столько времени потратили, а сейчас решили, что вам это не нужно? 

— Это сложно объяснить, Светлана. Я вас понял, всего хорошего. Возможно, перезвоню. 

Я не хотел перезванивать. И в полицию идти не хотел. Я понял, что борьба с идиотизмом — одна из тех, в которые даже ввязываться не стоит. 

Гоша, как мы и договаривались, пришел на кафедру до первой пары — сонный и помятый.

— Жестоко вы со мной, Семен Юрич. Вставал с кровати в 6 утра и думал, что надо было продавать за четыре, — смеялся Зубанов. 

— Да, Зубанов. Здоровый сон дороже денег. Тебе повезло, что ты в столь юном возрасте уже это понял, — сказал я, разглядывая жетон. 

— Если не секрет, что это он вам вдруг так понадобился? Вы, кажется, не проявляли к нему особого интереса. 

— Ворох обстоятельств, — ответил я.

— Интригуете, Семен Юрич. 

— В твоей жизни подобное еще случится, Гоша. По крайней мере, я тебе этого от всей души желаю, — сказал я и отдал ему пятитысячную купюру. 

— Я так понимаю, что-то очень крутое у вас произошло? — не унимался Зубанов. 

— Еще нет. А может, и не произойдет. Но ты предложил мне не очень-то ценный жетон, а через несколько дней именно он мне позарез понадобился. Когда в жизни такие вещи происходят, как-то особенно крепко начинаешь ее любить. Ладно, мне на пару пора. Спасибо тебе. 

— Вам спасибо! Пойду отсиживаться в буфете до следующей пары. Могу себе позволить, — сказал Зубанов, размахивая купюрой, и ушел. 

Моего терпения хватило всего на пару дней — в среду я решил подарить жетон Людмиле.

Я пошел на кафедру философии до начала занятий. Людмила была там. 

— О, Семен! Я уже было начала беспокоиться. Ничего от тебя не слышно. 

— Всё в порядке, — ответил я. — Просто был очень занят. Извини, что заставил нервничать. 

— Ничего страшного. У тебя что-то срочное? Если хочешь поболтать, предлагаю пообедать после второй пары. Сейчас я немного спешу. 

— Я не задержу тебя надолго. Просто хотел отдать кое-что. 

Я вытащил из кармана жетон, завернутый в кусочек черного бархата. Отец посоветовал — сказал, что так подарок будет выглядеть солиднее. 

Людмила развернула ткань и расплылась в улыбке. 

— Семен, неужели! Знаешь, мне было так неловко после разговора с вами. Я подумала — что за глупости, почему я не могу просто зайти в Интернет и найти эти треклятые жетоны. Побоялась, что ты подумаешь, будто я сама себе создаю трудности. 

— Нет, что ты. Во-первых, я сам всегда так делаю. Во-вторых, людям часто свойственно избегать достижения своих целей. Потому что не знают, что будут делать потом. 

— Да, я подумала то же самое. Даже сперва решила, что нужно заканчивать коллекцию и жить дальше. Сразу после нашей встречи я даже нашла объявление о продаже жетона, но так и не решилась написать. А тут ты. Видимо, сама Вселенная хочет, чтобы я закончила коллекцию.

— Это всего лишь случайность, — ответил я. — Просто очень хотел порадовать тебя. Но теперь боюсь, что расстроил. Ты, судя по всему, была к этому еще не готова.

— Ну, раз произошла такая удивительная случайность, значит, время уже пришло. Даже не знаю, как тебя благодарить.

— Составишь компанию вечером за кофе — и мы в расчёте, — ответил я. 

— Договорились, — сказала Людмила и задумалась на несколько мгновений, прежде чем продолжить, — А знаешь. Давай сегодня встретимся у меня? В моих запасах еще остался тот индийский кофе, который мы пили, когда познакомились. Помнишь?

— Не прошло ни дня, когда бы я его не вспоминал. 

— Отлично, жду тебя в 8. Квартира 14, улицу и дом ты знаешь. 

Должной эйфории от грядущего свидания с Людмилой я не испытывал. Меня не покидало чувство вины, будто я лишил её чего-то важного. Жила она себе спокойно, тешила себя тем, что пока продолжает коллекцию мужа, память о нем жива. Если бы она хотела ее закончить, давно бы это сделала. Этот НКВТ №10 валяется на каждой второй антресоли!

Я обратился к отцу. 

— И что ты хочешь услышать? — ответил он, не отрываясь от газеты. 

Я молчал. 

— Ты и твоя Людмила — два сапога пара. Сами создаете себе проблемы. Если бы ты не подарил ей этот жетон, она бы до конца жизни разговаривала со своим мертвым мужем и сошла с ума. Сейчас она погрустит, а потом еще скажет тебе «спасибо», что ты ее освободил. 

—Наверное, ты прав. Но мне все равно как-то не по себе. 

— Потому что ты идиот. В кои-то веки нашел себе нормальную бабу, и всё тебе не так. Знаешь, что тебе надо сделать? Успокоиться и жить в свое удовольствие. 

Я ничего не ответил и ушел. Конечно, отец всё сказал правильно. И с Людмилой всё случилось так, как надо. А я просто привык усложнять себе жизнь. 

Но я, всё-таки, слишком стар, чтобы менять привычки. И я довольно быстро придумал, что делать. Я взял телефон и набрал 02. 

— Алло, полиция? Это Семен Табаков. Я звонил по поводу пробитой трубы в Архипкино. 

На другом конце провода кто-то что-то у кого-то спрашивал, уточнял, шелестел бумагами, затем в трубке прозвучал другой голос: 

— Да, Семен Юрьевич, здравствуйте. В чем дело? Трубу, кажется, починили. Сегодня ездил участковый, говорит, вода уже не течет. 

— Скорее всего, она не течет, потому что дыру опять засыпали песком. Надо провести проверку. 

—У нас нет оснований. Вы готовы дать показания? 

— Да, я готов. Если надо, я и в суд приду. 

Полицейский усмехнулся: 

— Думаю, до этого не дойдет. 

— Я тоже. Но вы, если что, имейте ввиду — я готов. Завтра я к вам приеду. 

Я положил трубку, ощутил прежнюю бодрость духа и со спокойной душой поехал к Людмиле.