Серый, грязный город: здания ощетинились, машины рычат, небо опускается все ниже, того и гляди раздавит. Заскочить в магазин за ногами для холодца, купить селедку для шубы, апельсины-мандарины для горячего вина, выбрать подарок для свекрови, свекровь – женщина чувствительная, о ней забывать нельзя, натереть на терке картофель, кашицу положить на лицо – такой план.
Городская суета не знает календаря. В вихре кружат дни недели, месяцы, годы. Раз-два-три, раз-два-три по кругу и опять все сначала. Вчера только цвела сирень, сегодня изморозь и сумерки в полдень. Куда все несутся, кто они – эти все, зачем в этом водовороте вон та крошечная фигура?
Сочельник. Бабушка называла вечер перед Рождеством – волшебным. Говорила, если загадать в этот вечер желание – оно сбудется. Единственное, чего желала в последние несколько лет Марина Николаевна – выспаться. Провалиться в густой туман, расправить крылья, улететь далеко-далеко. Ну какие желания могут быть у сорокалетней семейной женщины, стоящей в очереди?
На курсах французского Марине Николаевне в прошлом году так и сказали: “В вашем возрасте, уважаемая, языки даются уже с трудом”, на йоге предупредили, что сбросить вес в отдельных местах уже не получится, а еще Марина Николаевна заметила, что иногда ей хочется отодвинуть книжку на расстояние вытянутой руки – так лучше видно. Ну какие тут уже желания?
День закончился через раз-два-три после звонка будильника. На работе прошло что-то вроде корпоратива. Все отделы собрались в кабинете начальника, подняли бокалы, наговорили чепухи, женщины продемонстрировали друг другу новые платья, мужчины попереминались с ноги на ногу, похихикали. Домой отпустили раньше.
Стоя в очереди с продуктовой тележкой, Марина Николаевна вдруг подумала, что ненавидит праздники – всю эту суету в маленькой, неудобной кухне, пошлые беседы родственников во время застолья, храп пьяного мужа после. О каком волшебстве говорила бабушка?
Нагрузив полные пакеты, Марина Николаевна вышла из супермаркета и на входе столкнулась с крошечной старушкой – узкие плечи, седые волосы, кожа как папирусная бумага.
– Куда прешь? – нежным голосом спросила ее старушка.
–Простите! – растерялась Марина Николаевна.
– Лошадь! – добавила старушка и пошла дальше.
И Марине Николаевне вдруг стало нестерпимо больно. Будто кто-то сильный ударил ее в живот. Руки с пакетами задрожали, ноги подкосились. Захотелось заплакать – по-детски, навзрыд. Захотелось к маме.
Марина Николаевна отпустила свои тяжелые пакеты, расправила крылья, выдохнула и полетела. Сначала Марина Николаевна поднялась над супермаркетом, осмотрела мигающую гирляндами крышу, отвратительную конусообразную елку перед входом, прилипшую к проспекту автомобильную пробку, ползущих по тротуару людей, мусорные баки и танцующих вокруг них бездомных. В одном из бездомных Марина Николаевна узнала своего ухажера из пятого класса и очень этому удивилась. Ну откуда быть здесь Костику, ведь он давно уехал на Север, живет там вполне счастливой жизнью, фотографирует северное сияние, выставляет фотографии на Одноклассниках. Что за чертовщина, подумала Марина Николаевна и прикусила язык. Бабушка запрещала поминать нечистую силу, говорила,только призови – сбегутся.
За супермаркетом чернела ореховая роща – единственное место в городе, до которого не добрались люди с топорами и пилами. Сверху Марине Николаевне роща показалась совсем крошечной, она даже усмехнулась, было бы за что воевать – выходила три года подряд вместе с соседями, стояла живым щитом перед грозной техникой, билась за каждое деревце. Смешно вспоминать.
На выходе из рощи стоял совсем юный мальчик с саксофоном, играл что-то протяжное – знакомое. Марина Николаевна повисла над ним совсем низко и увидела, как он перебирает кнопочки на своем инструменте. Пальчики у мальчика были тонкие, длинные, ресницы пушистые. Марине Николаевне захотелось его согреть, она опустилась еще ниже и выдохнула в сторону мальчика. Мальчик повел озябшими плечами и недовольно посмотрел на Марину Николаевну. Марина Николаевна смутилась, еще раз испытала радость от знакомой мелодии и замерла.
По парку шел муж Марины Николаевны — Сергей Петрович. У него было прекрасное настроение, он улыбался и выглядел очень даже ничего. Марину Николаевну возмутило хорошее настроение мужа – дома дел невпроворот, а он ходит по паркам и улыбается! Марина Николаевна окликнула мужа. Он не обратил внимания. Она окликнула его еще раз. И еще. Безрезультатно. Сергей Петрович шел походкой беззаботного человека и вроде как даже что-то себе под нос напевал. Смотреть на это было невыносимо. Марина Николаевна оскорбилась и,чтобы остыть, набрала высоту.
С высоты город был похож на тлеющий костер. Вот сейчас она взмахнет крыльями, дохнет холодом и костер погаснет, прекратится этот красно-желтый нервный тик, замрет все живое, уснет, исчезнет. И это новое, неизвестное поманило ее еще выше. Она увидела впереди себя звездное поле. Поле было похоже на ромашковое – широкое, светлое, раскачивающееся. Где-то на горизонте звезды сливались в одну большую яркую пропасть. Марина Николаевна побежала по звездному полю как в детстве – легко и свободно, от каждого движения она испытывала радость. Ей вдруг стало так хорошо, что она протянула руки к горизонту и зажмурилась.
— Мама, — раздалось эхом откуда-то из темноты, и Марина Николаевна увидела, как исчезает яркая пропасть. – Во имя отца и сына… — голос показался ей знакомым, и она вдруг потеряла чувство легкости. – Аминь! – сказала шепотом десятилетняя девочка, стоявшая у окна в палате. Ее маленькие ладошки были сложены в мольбе, она третий час повторяла единственное, что знала от прабабушки и, не моргая, смотрела в небо.
Когда с неба посыпался белый пух, девочка, вытерла рукавом мокрую щеку и одними губами сказала спасибо! От прабабушки она знала, снег – перья ангела. Ее ангел кружил рядом.
Марина Николаевна сделала глубокий вдох и подумала: “Наконец-то я выспалась”.
