— Тише, тише! У нас в рядах пополнение.
— Желторотик. — тихо пронеслось по рядам и зашуршали в воздухе сдавленные смешки.
— Тихо, я сказал! — Иваныч резко прервал команду и продолжил, — Новичок, значит. Прибыл к нам из самой Академии, так сказать. Принес свежий взгляд на установившийся уклад. Хех. — Смешок Иваныча заставил ребят ухмыльнутся. Начальник положил руку на плечо молодого дарования, передавая ему слово.
— Добрый день, — Мишка слегка застенчиво улыбнулся, — Меня зовут Миша и я рад со всеми познакомится. Отныне я буду доблестно нести вахту вместе с вами в самом ответственном органе нашего организма — “Сердечном патруле”. Клянусь быть смелым и отважным перед лицом опасностей и быстрым словно стрела в минуты отчаяния.
— Пора бы уже давно переделать нашу клятву, — шепнул Наумыч на ухо соседу.
— Кто сказал?! — Начальник стрельнул глазами по рядам и прищурился, словно мысленно пытаясь понять на месте ли его яичко.
*****
Аромат свежей крови и алые узорчатые выступы будоражили нервы. Первый день работы и его сразу определили в Сердечную мышцу. Мишка и правда удачливый парень. Еще на первом курсе в Академии М. он с первой сессии стал лучшим за последние пять курсов и стремительно набирал обороты мечтая только об одной цели — попасть сюда, в царство настоящих приключений. Остальные хотели получить должность в мозговом центре или в крайнем случае в Управлении нервной системой, но Миша по рассказам деда знал, что самое лучшее место в этом мире именно здесь, в центре всего организма. Ему приставили наставника в лице все того же Наумыча, как самого опытного инструктора.
— Значит, слушай меня, пацан и будешь жив, понял?
— Понял. — неуверенно кивнул Мишка.
— Значит, тут у нас насосы, ну это понятно, это еще в школе проходят.
Они двигались медленно по гладким и дочиста очищенным коридорам. Справа и слева стены были полупрозрачные и можно было увидеть, как циркулирует кровь по венам, иногда скачками, иногда ровной рекой течет, а иногда почти замирает на месте. Возле одного из увеличений венных протоков Мишка и остановился, завороженно наблюдая за течением самой жизни.
— Эй! Профессор! — Наумыч дернул мальца за плечо, — Здесь тебе не Легкие, здесь работать надо. Слышь?
— Значит, слушай дальше. Тут у нас самый проблемный участок, запоминай.
— Я запишу, — в руках у новичка мгновенно возникло перо и лист бумаги.
— Хм. Профессор. Ну пиши. Значит, тут у нас самый проблемный участок, тридцать два би. Пишешь? Ага. Значит, нужно дежурить круглосуточно, его постоянно прорывает.
— Почему прорывает?
— Потому что швы еще не затянулись. От на мою голову прислали, академики хр… — Наумыч чертыхнулся в сторону, но тут же вернулся к науке.
В отсеке тридцать два би со всех сторон зияли черные отверстия. Все стены, пол и даже потолок куда хватало видимости был устлан зияющими черными дырами, словно армия кротов прошлась недавно по мягкой породе и вырыла бесчисленное количество маленьких туннелей. Присмотревшись поближе, Миша понял, что это скорее не дыры, а продолговатые черные грубые нити, что казалось прошивали одна другую насквозь. Швы, догадался он. Таких огромных швов и в таком количестве он никогда не видел.
— А что здесь произошло? — перо в воздухе описывало медленный круг по отсеку.
— Муж изменил?
— Да вы, что? — ужаснулся Миша.
— Да, — папироса сама выскочила из нагрудного кармана Наумыча и потянулась ко рту, — Два года назад случилась авария. Наших сто двадцать три полегло. Еле тогда залатали дыру. Думали не выживет.
Огонек невесело зажегся, добавив кроваво яркие краски к печальному зрелищу.
— И часто такое бывает?
— Ну как часто. Значит, бывает разное. Вон видишь рубец, почти сросшийся со стенкой того отсека? Ага. Это первая любовь была — легкая наивная, оттого не сильно опасная. Быстро залатали и поехали дальше. А вон видишь на полу шрам видно? Это было лет десять назад — жених свадьбу отменил. Ага. Там почти никто не пострадал, но тоже сильный прорыв был.
— Ого. У вас тут не соскучишься.
— А ты думал, малец. Тут тебе не за партой учебники штудировать, тут жизнь спасать нужно, понимаешь? И ведь каждый день следить за ними нужно, чтобы швы не порвались, не перетерлись. подтягивать где нужно, полировать где надо. работы хватает. Ничего, ты быстро втянешься. Тут тебе науку Наумыч покажет….
Миша не слушал дальше, он думал о сложности и огромной ответственности его новой работы. И правда, это вам не сигналы контролировать в мозговом центре, и не воздух перегонять, тут жизнь.
****
Два месяца прошли незаметно. Наумыч оказался прекрасным наставником, хоть и несколько матершинник. Но эту его слабость Миша ему прощал, за опыт и доброе отношение к себе. Все шло гладко и сладко. Кровь весело текла по венам, пульс барабанил в рабочем порядке. Только однажды, на Мишкиной вахте, когда ей подруги подарили давно желанного котенка, пульс сошел с ума. Он даже чуть желтую кнопку экстренной эвакуации не нажал, но обошлось. Оказалось, приступ радости и пульс зашкалил до предела.
— Наумыч?
— Профессор, я вас внимательно слушаю, — кличка таки приклеилась с самого первого дня.
— А я слышал от одного преподавателя, что есть какое-то средство, которое все раны и рубцы может заживить в один присест, и чтоб без швов. Это правда?
— Ох уж этот молодняк, — крякнул Наумыч и зашипел папиросой, — Вечно вы эту байку на хвосте из своей Академии приносите. Нет такого средства. Миф это.
— Так уж и миф? Не бывает дыма без огня.
— Не бывает, это верно. — Наумыч задумался на минуту, затянулся покрепче и выдохнул огромное сизое облако дыма прямо в потолок под верхние каналы.
— Ну, слышал я о таком. Правда сам не видел. А я человек пожилой, многое повидавший и скажу тебе одно. Дыма без огня то не бывает, а средство это — чистая туфта. Понимаешь?
— Наумыч… — за спиной у наставника медленно зашевелились стенки отсека.
— А я говорю не бывает. Про чудо-швы слышал, да что слышал, я их накладывал. Так-то наука. Понимаешь? Наука. – последнее слово наставник протянул специально.
— Наумыч! — Мишка повысил голос, но старик разошелся не на шутку.
Все вокруг словно поплыло и задвигалось, гипнотизируя и сбивая с толку. Миша поморгал глазами, но видение не исчезло.
— Я эти швы три часа накладывал, и все равно они только на десять процентов прочнее оказались. Ученые, мать их…
Старый рубец на полу вдруг исчез, какой-то шрам на стене тоже. Каждый когда-либо сделанный и не заживший прорыв на глазах восстанавливался сам.
— Наумыч!
— Да что?
— Смотри!
Папироса упала на пол и тут же исчезла в новеньких складках.
— Не может быть… — пробормотал Наумыч и со всех ног кинулся к самому опасному отсеку сердечной мышцы.
Там, словно по волшебству, медленно и очень аккуратно затягивались все черные раны, швы уходили внутрь и рассасывались на глазах. Ребята тут и там стояли в недоумении и глазели на происходящее. Старые черные, темные и бурые прорези, швы, рубцы и порезы заживали, затягивались молодой и нежной кожей. Алели свежевыращенные насосы и вены. Бурлящая в них кровь словно стала светится изнутри еле ощутимым для зрения, но таким приятным светом.
— Что это, — оцепеневший Мишка на подкашивающихся ногах подошел к Наумычу.
Наумыч широко улыбнулся и ответил.
— Это твое средство, малец. Это — любовь, настоящая, мать ее любовь.
