Глоссарий казино:
Карибский покер (англ. Caribbean Poker) — карточная игра, разновидность покера, где игрок пытается собрать из пяти карт комбинацию старше, чем у крупье. Очень популярный среди игроков, которым нечем заняться.
«Yesterday, all my troubles seemed so far away»*, — меланхолично заверял меня Маккартни.
Но мои проблемы были здесь и сейчас, со мной, и закончатся они не раньше, чем через двадцать минут. Я стояла на самой нудной в мире игре. Карибский покер – развлечение для веселых старичков или скучающих цыпочек, что приходят со своими «папиками» в казино. Пока «папики» спускают на рулетке десятки тысяч, цыпочки предпочитают не путаться под ногами и убивают свое время, и одновременно нервы крупье, на покере. Некоторые из них при этом пытаются снять сториз для своего Инстаграма или запечатлеть себя на фоне рулетки, чтобы затем выложить в сеть все это с туповатой подписью типа «не в деньгах счастье, милые» или «любовь за деньги не купишь, детка, дааааа!». Иногда я думаю, что это было бы заманчиво – выкладывать жизнь нашего «Синдиката» в онлайн в виде кратких сториз в режиме прямого эфира. Но любые попытки видео- или фотосьемок на территории казино жестко пресекаются охраной. И все наши сториз остаются навсегда в стенах игорного зала.
Что касается милых старичков, то покер с ними – это обычно безобидная, медленная и ужасно скучная игра. По мне, уж лучше капризные, вынимающие тебе мозг маленькой чайной ложечкой девицы, чем старческий покер. С пожилыми игроками — главное не уснуть, что я сейчас и пыталась делать под пение Маккартни. Как назло, казино пустовало: двое мужчин гоняли сто долларов на рулетке по красному-черному, такой себе «онанизм по-крупному», и парень в черном стильном пиджаке в гордом одиночестве играл на дальнем блэкджеке, да я мучилась со старушкой на покере.
— Без игры, — объявила я.
У меня не было даже минимальной пары — короля с тузом, так что трио десяток милой пожилой дамы, лет семидесяти, не меньше, не сыграло. Я выплатила ей всего двадцать пять долларов за первоначальную ставку, вместо ожидаемых ею сто семидесяти пяти. «Да, мир не справедлив! И ужасно скучный!» — зевнула я незаметно, не раскрывая рта и, «почистив руки», вытащила уже раз пятый прядь волос, что постоянно засовывалась за воротник и щекотала шею. Мое каре отросло почти до плеч, мешая спокойно вести игру.
«Yesterday love was such an easy game to play…»* — разливалось по залу.
— Люблю «Битлз». Со студенческих лет, — мечтательно произнесла старушка, не обращая внимания ни на мои проблемы с волосами, ни на неудачный карточный расклад и недополученные сто пятьдесят долларов, и поправила у виска несуществующий локон.
Наверно, раньше у нее были длинные волосы. Сейчас очень короткая стрижка обрамляла маленькое личико, покрытое паутиной мелких морщинок. Вообще-то, женщина выглядела очень стильно, я бы сказала «моложаво», и ей совсем не подходило старческое слово «бабулька». Очень худая, даже костлявая, в узеньких укороченных алых брючках-капри, в ярко горчично-желтой ассиметричной блузке — явно какого-нибудь японского дизайнера, — приспущенной на правое плечо, с маленькой сумочкой «Прада» на коленях, она больше походила на девочку-подростка, если смотреть на нее сзади, и только короткие пряди седых волос выдавали, что перед вами немолодая женщина. И вся она была какая-то «непожилая», светящаяся, солнечная, или ее одежда производила такой теплый эффект, или глаза — совсем не блеклые, как у стариков, а темно-карие, как переспелые вишни, что я заподозрила наличие цветных линз. Их сияние соперничало с маленькими бриллиантовыми сережками-гвоздиками, уникального коньячного цвета, что блестели в ее ушах.
— Мой муж Жорж тогда, в далекие… — сморщила носик пожилая дама, вспоминая свои молодые годы, но точные даты которых не хотела мне раскрывать, предпочитая, как любая женщина, оставлять свой возраст в секрете, — привез мне пластинку из Англии, тайком. Они же здесь были запрещены.
— Да, без «Ютуба», наверно, было тяжело, — попыталась я поддержать разговор.
Женщина улыбнулась и отодвинула на край стола красную, в тон брюк, кожаную папку, из которой торчала полоска какой-то государственной бумаги, — внизу виднелся краешек сургуча, каким нотариусы обычно скрепляют документы. Сумочка дамы завибрировала.
— Извините, у меня сейчас столько звонков, как никогда в моей жизни, — развела руками женщина. Вырез ее блузки сполз вниз и еще сильней оголил острое плечо.
Она потянула за ремешок и положила свою «Прада» рядом с папкой на сукно, чтобы удобней было достать телефон. Вообще-то это было запрещено, но мне не хотелось ей делать замечание, тем более за столом больше игроков не было. Ни сумочка, ни папка никому не мешали и карты на боксе от меня не заслоняли. Да и ее «Прада» по размеру меньше, чем у некоторых гостей казино кошельки бывают.
— Да, милый, я жду в казино… на покере… Да, да… Да, не волнуйся… документы со мной. Юристы все подготовили… Я уже полностью готова к эмиграции, — улыбнулась она невидимому собеседнику. – Не буду… Не сердись… Жду.
Мои брови приподнялись от удивления. Первый раз вижу эмигрантов такого преклонного возраста. «Это что она собирается там найти для себя – кладбище, что ли, покрасивее?» — промелькнула у меня циничная мысль.
— Муж, — кратко объяснила дама и тоненькими пальчиками с аккуратным французским маникюром задвинула телефон обратно в сумочку.
— Который пластинку «Битлз» подарил? – вежливо уточнила я, чтобы поддержать разговор.
— О нет, это, — женщина кивнула в сторону сумочки, — Вадик мой… — дама задумалась на мгновение и неуверенно произнесла: — Четвертый… из официальных. Знаете, деточка, гражданские браки тяжело считать в моем возрасте. Сбиваюсь.
Я понимающе улыбнулась. Старушка начинала мне определенно нравиться. Мне бы в мои двадцать пять такую бурную личную жизнь.
— А тот, первый, Жорж, давно уже исчез, — махнула рукой дама. — Уехал в эмиграцию, настоящую эмиграцию, в Израиль, еще в восьмидесятых.
— А вы? – поинтересовалась я, раздав нам по пять карт.
Старушка даже не подняла карты и удвоила ставку вслепую, подтвердив тем самым, что играет дальше.
— А вы бы, деточка, поехали за мужчиной, который везет в эмиграцию холодильник? – подалась она слегка вперед и посмотрела на меня изучающе. Тень бордового абажура упала на ее лицо, в полутьме она казалось моложе. Может, ей еще и не было семидесяти.
— Ну, не знаю, — пожала я плечами. – Мои родители рассказывали, что за холодильниками были раньше очереди, наперед, и их выдавали по каким-то специальным спискам…
— Девочка, как тебя зовут? — нахмурила брови дама. На высоком лбу образовались две глубокие морщинки. Она явно не была фанаткой ботокса.
— Аля, — ответила я, открывая карты.
У старушки оказалась пара дам против моей пары двоек.
– Ваш выигрыш семьдесят пять долларов, — подвинула я к ней три фишки по двадцать пять.
— Так вот, Алечка, — даже не посмотрев на выигрыш, продолжила дама, — никогда не следуйте за мужчиной, который толкает перед собой холодильник, даже если этот холодильник в стразах Сваровски.
Я улыбнулась ее мудрому совету.
— Нет, нет, я вполне серьезно, девочка. Это не шутка. В эмиграцию нужно уезжать налегке, без прошлого. Иначе… Знаете, я потом, десять лет спустя, была у Жоржа в гостях, проездом в Америке.
— В Израиле, – поправила я ее.
— Нет, нет. Жорж потом из Израиля переехал в Америку, — и рассмеявшись звонко, как молоденькая девушка, добавила: — Вместе с холодильником. Правда, правда. Я этот холодильник видела в его нью-йоркской квартире, на Брайтоне, десять лет спустя, когда проездом была там, уже вместе с Ромочкой, моим вторым мужем. Так что не следуйте за холодильником.
Я снова раздала нам по пять карт и открыла свою последнюю – короля.
— А за каким мужчиной нужно следовать в эмиграцию? — с интересом спросила я обладательницу четырех официальных свидетельств о браке. – За королем? – кивнула я с улыбкой на свою карту.
— За тем, кто толкает перед собой мечту, а не холодильник, — ответила серьезно дама и снова удвоила ставку, даже не посмотрев в карты…
У меня оказалась пара королей, у нее – пара тузов и еще пара двоек. Это стоило казино сто двадцать пять долларов. Нужно было замедлять игру — даме явно везло, и в таком случае самая верная стратегия – тянуть время разговорами и не спешить проигрывать деньги казино, и заодно свой бонус; а там двадцать минут – и тебя поменяют, и новый крупье, может, окажется более везучим.
— А ваш нынешний, четвертый, Вадик, едет в эмиграцию с мечтой? – полюбопытствовала я.
Не спеша раздала карты. Единственное, за что можно терпеть нудный покер, так за медлительность. Люблю я все делать без суеты, по-черепашьи, хотя это и выводит постоянно из себя Ай-Петри.
«Битлз» с его «Вчерашним днем» сменил «Ганз-н-Роузес»* с не менее печальным «Ноябрьским дождем». Что-то нашего бармена, а по совместительству и диджея, потянуло на ностальгическое ретро сегодня. В больших казино, в Лас-Вегасе или Монако, там за музыкой следит, конечно, специальный «музыкальный» персонал, но у нас игровой зал небольшой, можно сказать «казино-бутик», игроков обычно не больше двадцати, столов меньше десяти, так что Коля-Сталлоне вполне справляется и с ди-джейскими функциями. Да и к музыке у нашего начальства больших требований нет: чтобы клиентов не раздражала и играть не мешала. Разумеется, разные блатные песни и цыганские романсы здесь не приветствовались, так уж исторически сложилось, а в остальном – свобода выбора.
— В эмиграцию? — не поняла меня дама.
— Ну, да. Вы по мобильному сказали, что к эмиграции готовы, — напомнила я ей недавний телефонный разговор.
— О, вы об этом, Алечка. Нет, нет, он не едет, — помахала головой старушка с грустью в глазах. Морщинки над верхней губой стали глубже.
Она медленно подняла карты и задумалась о чем-то своем. Я терпеливо ждала, пока она примет решение, как играть дальше. «Каждый нуждается во времени…»** — лилось из динамиков, как бы уговаривая меня не торопить старушку. Я стояла как околдованная – красивая музыка, старушка-эмигрантка и еще очень странный, еле уловимый аромат, сладкий ванильный, как будто кто-то рядом надкусывает печенье. Очень необычный запах для игорного зала, где в кондиционированном воздухе висят шлейфы дорогих эксклюзивных парфюмов. Я взглянула из-под челки, чтобы определить источник сладкого благоухания, и тут же натолкнулась на взгляд темно-карих глаз. Молодой человек в черном стильном пиджаке, что весь вечер играл на блэкджеке, стоял у кассы, в нескольких метрах от моего покерного стола и ждал, когда ему поменяют фишки на деньги. Он с интересом наблюдал за мной, вместо того, чтобы контролировать, правильно ли кассир считает ему обмен. Увидев, что я подняла глаза, молодой человек ни капельки не смутился, а наоборот, широко улыбнулся и, слегка наклонив голову, поприветствовал меня.
Я так растерялась от его пристального взгляда или, может быть, от этого странного ванильного аромата, что даже не ответила на приветствие и быстро опустила свой взгляд обратно на карты.
— И у вас тоже есть мечта, ну чтобы толкать перед собой? – спросила я, видя, что старушка по-прежнему смотрит мимо карт.
— Конечно, — с гордостью ответила она и сбросила карты с двадцатью пятью долларами без игры. – У меня есть платье.
— Платье? – удивилась я ее нелогичному ответу.
Тихо хлопнули двери. Я подняла глаза. Парня в черном пиджаке уже не было в зале, но его ванильный аромат все еще витал в воздухе.
— Какой мужчина! — с восхищением тихо промолвила старушка, не отрывая глаза от карт, и грустно улыбнулась.
— Да? Мне кажется, вы даже не взглянули на него, — удивилась я.
Она посмотрела на меня внимательно и ответила очень серьезно:
— Алечка, так вас, кажется, зовут? Зачем смотреть на мужчину? Он же не платье. Мужчину нужно чувствовать, как аромат… А такой теплый запах может быть только у достойного мужчины. Как он вам?
— Вы хотели рассказать про платье для эмиграции, — решила я переключить разговор на более комфортную тему.
— Ах да, оно великолепное, — глаза-вишни засверкали. – Белоснежное. Не поверите, еле нашла, выписала его специально из Оскар дэ ла Рента. Сейчас покажу, — заговорщицки произнесла она, как будто посвящала меня в великую тайну, и достала из сумочки телефон.
На экране смартфона, в длинном белом кружевном платье с выбитым богатым узором, она стояла в позе модели на подиуме: руки на талии, плечи и локти отведены назад, голова слегка приподнята и томный взгляд из-под густо накрашенных ресниц, устремленный сквозь тебя. Яркий свет падал ей прямо в лицо, выбеливая кожу и делая морщины почти невидимыми. Она выглядела на фото лет на тридцать. Невеста в подвенечном платье. Платье и вправду было похоже на подвенечное. Любопытный выбор наряда для ее возраста, да еще для поездки в чужую страну. Может, она решила выйти замуж в пятый раз? Меня распирало любопытство, но было неловко наброситься на игрока с расспросами о его жизни и тайных фантазиях, а вдруг они еще и эротическими окажутся.
Мы — крупье — люди воспитанные, лишних вопросов не задаем, деньги отбираем тихо и всегда с улыбкой.
— Великолепное платье, — искренне восхитилась я.
Снова запел Маккартни о вчерашнем дне. «Yesterday, all my troubles…» — зашуршало из динамиков. Бармен поставил тот же саундтрек или по ошибке, или по большой любви к «Битлз». Коля-Сталлоне ностальгировал. Может, опять со своей Дюймовочкой поругался. У них то любовь-морковь до гроба, то горшки бьют. Вернее, посуду в баре бьет обычно Лера, а платит – Коля.
— А может, еще песенку «Yesterday» возьмете в эмиграцию? – пошутила я.
Уж очень мне понравилась идея: предложить человеку, который не хочет ничего брать из прошлого, песню о вчерашнем дне.
— Вы знаете, Алечка, это же блестящая…
— Жужа, милая, извини, — пожилой высокий мужчина в элегантном темно-синем костюме неожиданно появился у нашего стола и галантно поцеловал даме руку. – Задержали… Можем идти… Как ты себя чувствуешь?
— Очень хорошо, Вадик, — она встала с табуретки и подала мужу папку с бумагами. – Вот сюда пусть юрист добавит еще один пункт. Я хочу забрать с собой мою старую пластинку «Битлз». Ты же знаешь, как я ее люблю. Подожди меня здесь, я только фишки поменяю.
— Вам, Алечка, спасибо огромное! Вы мне очень помогли, — помахала мне на прощание Жужа и медленно направилась в сторону кассы, покачивая своей модной сумочкой.
Мужчина вытянул голову и посмотрел ей вслед долгим взглядом, как смотрит мать за ребенком, который переходит дорогу.
— Она не жаловалась? Голова не болела? — спросил он меня тихо, потерев указательным пальцем седой висок, как бы показывая, в каком месте должна болеть голова у его жены.
— Нет, что вы! Мы говорили об эмиграции! — задорно ответила я.
— А-а… ясно… об эмиграции. Она так… ну, в шутку… смерть называет. Врачи дают ей не более трех месяцев, — и постучав пальцами по кожаной папке, печально вздохнул. – Вот уже и завещание написала, и распоряжение по организации похорон, и… Пластинку вот только нужно будет добавить.
«Now I need a place to hide away»,* — пел Маккартни, вспоминая вчерашний день. Ванильный аромат окутывал мои мысли…
* «Вчера все мои проблемы казались такими далекими…» (англ.).
* «Вчера любовь была такой простой игрой…» (англ.).
* Guns N’Roses — американская хард-рок-группа из Лос-Анджелеса.
** «Everybody needs some time» — слова из песни «Ноябрьский дождь» группы Guns N’ Roses.
* «Cейчас мне нужно место, чтобы спрятаться» (с англ.).
