Последний день
В эту ночь Георг спал ещё хуже. Его снова мучили кошмары. Ему было то холодно, то жарко. То мерещился кто-то в окне, то казалось, что кто-то дышит рядом с ним. Под утро его снова одолел сон, но на этот раз выспаться ему не удалось, так как в восемь утра беспощадно зазвенел будильник.
У Георга ужасно раскалывалась голова. Даже запах свежих пирожков (Бог знает, когда баба Настя успела их пожарить!) не радовал его. За завтраком ему хотелось упасть в тарелку лицом и захрапеть. Но уже через пару минут его сну суждено было улетучиться неведомо куда…
Не успел Георг допить свой чай, как на веранде хлопнула дверь.
«Львовна, тут ли ты?» – раздался женский голос.
«Тут, тут!» – отозвалась баба Настя.
В комнату зашла невысокая женщина, на вид лет семидесяти. Увидев, что застала людей за завтраком, она застеснялась и начала извиняться, кланяясь. Баба Настя нервно отмахнулась и спросила, чего надо.
«Слушай, гость-то твой… Это вы – немец? – спросила она Георга. Тот кивнул. Обрадовавшись, женщина продолжила: – Там к Лиле тётка приехала какая-то. Ну я ей и говорю, что у нас тут гости-немцы. А она, оказывается, тут жила, и её батько, оказывается, знал тех немцев, что тут до войны жили! И она много что помнит – хотя стаааарая!»
Георг тут же подскочил. Дина и Гриша, словно по команде, встали из-за стола. Баба Настя стала протестовать, но потом завернула им пару пирожков в дорогу и отправила с Богом.
Ярославна Ивановна была женщиной старой, но разум её ещё всё помнил. Лилия Александровна, племянница её и хозяйка дома, пригласила гостей за стол. Георг улыбнулся, на сердце была какая-то тяжесть, но от доброты и гостеприимства украинских людей ему становилось так тепло и легко! Когда у всех в чашках был налит чай, Георг попросил Ярославну Ивановну рассказать, что она знает о немцах Гринталя.
«Мне самой не довелось их знать, – начала свой рассказ Ярославна Ивановна, – но мой батька многих знавал, да много что помнил. Только молчал всю жизнь. То ли боялся – времена-то какие были! – то ли на совести что имел…» – седая старушка достала платок и утёрла уголки глаз.
«Вы только не волнуйтесь…» – погладила Дина её по плечу.
Ярославна Ивановна кивнула и продолжила.
Отец её тогда был ещё молодым парнем и работал у одного кузнеца. Так как
немцы тоже имели лошадей, доводилось ему бывать и в Гринтале. Рассказывал отец, что немцев уже рано давить начали. А потом и вовсе всех собрали, да в один прекрасный день свезли на вокзал, как скот по вагонам распихали и увезли куда-то.
«Ой, грех… грех-то какой», – плакала Ярославна Ивановна. Георгу было жалко старую женщину. Боже, сколько горя принесло то страшное время! Было жалко ому Мину и её семью. Было жалко всех людей, которые попали в этот беспощадный водоворот, из которого многие уже не смогли выбраться живыми.
Ярославна Ивановна много рассказывала о жителях села Гринталь. Как они жили, как работали, какими зажиточными были. Рассказывала об отдельных судьбах, называла какие-то незнакомые Георгу имена. А потом вдруг затихла, задумалась. Как будто пыталась что-то вспомнить. Потом, словно очнувшись, вдруг промолвила: «Хотя кто наверняка много помнит, так это Тасик!».
Георг вздрогнул, услышав знакомое имя. Он вопросительно посмотрел на Дину, но та только пожала плечами. Гришка направил камеру на Ярославну Ивановну и затаил дыхание.
«Тётя Слава, а что Тасик может знать о немцах?» – с удивлением спросила Дина. Ярославна Ивановна усмехнулась и хлопнула себя руками по коленям.
«Как что? Ведь Тасик сам немец! Он вам такого может рассказать!»
У Георга перепёрло дыхание. Гриша заёрзал на стуле и выглянул из-под камеры. Дина распахнула глаза и потрясла головой, как будто не могла поверить в то, что слышит.
«Тётя Слава, так как он здесь оказался-то?» – спросила Дина и развела руками.
Ярослава Ивановна прикрыла лицо руками. Пару секунд она словно приходила в себя. Потом она тяжело вздохнула и начала свой рассказ.
«Всё, что знаю, знаю от отца. Рассказывал он, что жила в деревне семья одна. Мать у них красивая была, да отец статный. Отца забрали, да и след простыл. А мать ту с бабкой и тремя детьми выселить собирались. Дык она, оказывается, баба боевая была. Против мужика советского пошла. Тот её… – баба Ярослава перекрестилась и вздохнула снова, с такой тяжестью, – тот её с повозки, говорят, стянул, да в сарай потащил. А за ними мальчонка её увязался».
Георг окаменел. Его словно кто-то душил.
«Тот изверг мамку-то утащил, а повозка тронулась. Бабка с внучками уехала. Не смела, видимо, слезть. А женщина та несчастная… Ой, господи… кто знает, что ей пришлось пережить… А самое тяжкое… – Ярослава Ивановна вытерла слёзы, – что мальчонка за ней увязался… Видно, они шибко над ней издевались, что она кричала так, что на всю деревню слышно было. А малыш стоял, да выл как зверь… Мамку на своём родном немецком звал. А потом в лес сбежал. Когда вернулся… ой, просто Господи… страшно представить, что он увидел… повесили мамку его».
У Георга закружилась голова. Он приподнялся и пытался дышать полной грудью. Ему казалось, что он вот-вот упадёт в обморок. Дина с волнением посмотрела на него. А Ярослава Ивановна продолжала рассказ.
«И говорят, с тех пор ходит мальчонка тот да зовёт свою мамку. Подходит к дому родному, где живут уже давно другие люди, скулит да стоит перед забором по ночам. Видно, гоняли его в детстве оттуда. А он, видите, не отступает. Всё, наверно, надеется, что мамка вернётся… И не объяснить ему, что мамки давно уже в живых нет. Поиздевались над ней да повесили в сарае. А малыш увидал картину страшную.
Вот и тронулся умом Тасик… Такова его история. Но это люди говорят. А что из этого правда, что ложь…»
«А почему его все Тасик называют? Что это за имя-то такое?» – спросила Дина, вытирая слёзы.
«Фамилия такая у них была, не припомню точно – толи Тассе, толи Тазе… А может, и имя даже какое-то немецкое? Он же мямлит, его не поймёшь! Вот и прозвали люди его Тасиком».
Георга словно током ударило. При этих словах он резко сорвался с места и полетел куда-то, как ужаленный.
«Эй! Эй, ты чего, Георг?!» – подскочил следом Гриша.
Пока они с Диной надевали обувь, Георг уже вылетел на улицу. Они еле за ним успевали. Догнав его, Дина схватила его за руку.
«Георг, что стряслось?» – спросила она.
Георг указал на машину.
«Едем! Сейчас же!» – полукриком скомандовал он. Гриша и Дина переглянулись.
Они без оговорок прыгнули в машину. Георг срывающимся голосом отдавал команды. Дина не на шутку перепугалась, но не смела задавать ему лишних вопросов.
Они доехали до края села и остановились у поля, где пару дней назад Георг впервые увидел сумасшедшего деда. Словно какие-то силы сверху управляли ситуацией. На поляне гоняли мальчишки в футбол, а на старом бревне устроился чудный дед со странной кличкой Тасик. Георг медленно приблизился к нему. Дед с недоверием посмотрел на него. Дина и Гриша остались стоять у машины.
Георг осторожно присел рядом и заглянул в изумрудные глаза старого деда. Тот вдруг улыбнулся и протянул Георгу руку. Георг осторожно сжал её и спросил деда по-немецки: «Wie ist dein Name?».
Услышав родной язык, который не слышал уже столько лет, дед вздрогнул и отдёрнул свою руку. Георг улыбнулся ему. Но его губы предательски дрожали. Дед посмотрел на ямочки, которые заиграли вокруг щёк молодого человека, и, что-то мыча, указал на свои щёки. Георг дрожащими руками достал из-за пазухи копию старой фотографии. Медленно, словно боясь отпугнуть старика, он протянул её ему. Тасик умолк, призадумался и осторожно взял фотографию своими трясущимися руками. Через пару секунд по его щекам потекли слёзы. Он посмотрел на Георга и снова что-то замычал. Георг указал на женщину в центре фотографии.
«Майне мама», – почти шёпотом промямлил Тасик.
Георг кивнул. Потом он указал на девочку в светлом платье справа. Тасик весь затрясся.
«Kannst du dich erinnern?» – спросил Георг несчастного старика.
Тот закивал и начал вытирать слёзы, словно маленький ребёнок, кулачками размазывая их по всему лицу.
«Mina… Мejne Schwestaaa…» – завыл дед и прижал фотографию к груди.
Георг положил руку на его плечо. Спустя пару минут он даже осмелился приобнять старика. Дина и Гриша наблюдали за этой странной картиной и никак не могли понять, что же происходит. Дед, не отрываясь, смотрел на фотографию и до боли знакомые лица, которые он много лет видел только во сне. Еле сдерживая слёзы, Георг указал на мальчонку, который смирно сидел на стульчике в ногах у своей мамы и повторил свой вопрос: «Wie ist dein Name?».
Седой старик посмотрел в изумрудные глаза Георга. Эти глаза, которые унаследовали все Тайзе от праотца Кристофера. Затем он как-то грустно улыбнулся и едва внятно пролепетал:
«Таси… Та… Тайсе. Ихь бин Георг Тайсе».
***
Поднявшись над облаками, Георг почувствовал облегчение. Наконец-то прекратилась эта тряска. Он позвал стюардессу и заказал ещё один бокал вина. Ему не терпелось наконец-то добраться до дома и рассказать родным о своей поездке. А самое главное – о потрясающих во всех смыслах новостях. В его рюкзаке лежала веточка яблони. Той самой яблони, которая росла во дворе семьи Тайзе в селе Гринталь. Помимо веточки, Георг набрал земли во дворе и даже цветов с поляны за рекой. Он представлял, как обрадуется ома Мина, увидев его подарки. Георг сдержал своё обещание. Но самый главный подарок для омы Мины остался в Украине. Пока. Его Георгу ещё предстояло забрать. Чего бы это ни стоило. И он твёрдо верил в чудо.
Первого июля 2016 года всё семейство Тайзе отмечало девяностый юбилей омы Мины. Она сидела во главе стола и светилась от счастья. Зал был полон гостей. Её дети суетились над буфетом и подарками, контролировали весь процесс, строго следили за тем, чтобы всё шло по плану. Внуки и правнуки смеялись и резвились. Младший внук Георг с обожанием смотрел на свою бабушку, а она, каждый раз уловив его взгляд, посылала ему воздушный поцелуй.
Справа от Вильгельмины Тайзе сидела её младшая сестра Эмилия, яркая, накрашенная и весёлая, как всегда. А слева, скромно улыбаясь, сидел старик в светлой рубашке. Он смотрел на своих сестёр своими изумрудными глазами, которые все Тайзе унаследовали от своего отца и деда Кристофера, и время от времени еле слышно повторял одну и ту же фразу: «Ихь бин Георг Тайсе».
Семейству Тайзе предстояло встретить вместе ещё много семейных юбилеев. В их семье суждено было родиться ещё многим потомкам. С рыжеватыми волосами. С ямочками на щеках. С изумрудными глазами, которые они все унаследовали от праотца Кристофера. С бойким характером, хитрым взглядом и хрустальным смехом, как у бабушки Альвины. Но из поколения в поколение об этом стали забывать. Разве мог знать кто-то из потомков Тайзе, которые родились уже в XXI веке в Германии, какими были их предки из далёкой Волыни? Кто ещё вспоминал красавицу Альвину с храбрым сердцем, которое её в конце и погубило? Разве помнил кто-то тихого, непоколебимого, словно скала, Кристофера? Разве кто-то мог знать, как они смеялись? Как щурили глаза, уличив кого-то во лжи? Какова была их походка?
Смотрясь в зеркало, Георг иногда представлял себе, что смотрит на портрет прадеда. Тогда он улыбался и чувствовал, что на душе у него становилось светло. Если человек оставляет на земле потомков, то он обязательно оставляет какой-то след. Он оставляет частичку себя. В глазах своих детей. В смехе своих внуков. В характере своих правнуков. Даже сам этого не ведая. А мы, их потомки, состоим из множества тоненьких нитей, которые через время и расстояние сплелись в одно полотно. Но разве возможно нам разглядеть, какая нить нам от кого досталась? И вместе с различными цветами, звуками и чертами характера наши предки передали нам свою грусть, свою тоску и свои горькие слёзы. Для того чтобы мы хоть немножко помнили о них… Даже сами иногда этого не ведая.
А помимо внешних и внутренних качеств, от поколения к поколению передавалась одна добрая традиция: все девочки в семье Тайзе учились печь яблочный пирог по рецепту омы Мины. Который она унаследовала от своей омы Альмы, а та от своей омы, и так далее… И всё повторялось снова и снова. Всё, кроме страшного горя, которое пришлось пережить когда-то маленькому Георгу Тайзе в далёком селе Гринталь. Наверно, тогда он своим поступком взял всю тяжесть судьбы на свои хрупкие детские плечи. И эти плечи не сломились. Как не сломился и наш народ, который вынес самые страшные испытания, пережил изгнания, депортации, голод и холод. Который перенёс даже самое ужасное, что может случиться с человеком: потерю близких.
Лишь где-то в волынских просторах Украины, в красочных пейзажах Поволжья, в солнечных краях Кавказа и во многих других местах, где когда-то пустили корни наши предки, носит ветер стоны потерянного народа, словно плач дитя в поисках своей матери-родины.
