Отрывок из романа «Штопальщица», 2016
V
Взгляд Иешуа действительно темен в последнее время. Владимир Зейсович вернулся, хозяин. Ему, Иешуа, туда и ходу нет. Наташа не задумывается, чтó он делает, чем занят. Она вообще не задумывается. Устроила наилучшим образом, как-то поговорить пытался – отмахнулась: пусть идет как идет. Занята, о будущем подумать некогда. Подожди, любимый, – только и сказала, по ее мнению, его по свистку можно пускать и прогонять, у Наташи все просто – мы ведь так любим друг друга!
А он первый из трех, уверенно себя чувствующих в одном доме людей, потерял покой. Толстяк Джордан с насмешкой на него глядит – так сильна любовь, что мальчиком вокруг русской красавицы бегаешь? А узнает она про все твои делишки, что тогда запоет? Джордану серьезное дело предложили, пора за работу, бро. Партия товара перевозки ждет, беру тебя в долю. Деньги пополам, ах да, тебя теперь деньги не интересуют, понятно. Но ты подумай, если что – знаешь, как меня найти. Возьми вот на пробу, чистый продукт. И никакого риска.
Насчет риска Иешуа Б. Харон в курсе, попадешься – не отвертишься. Опять на дно, паспорта и маски менять, скрываться. Сегодня здесь, завтра там. Снова за старое. Иешуа, может, впервые себя человеком почувствовал. Они с Наташей – нормальная семья, третий лишний. Третий – Владимир Зейсович, птица залетная, а не муж. Справки он о нем навел, человек серьезный. Тем более, тратить его деньги приятно.
За это время Иешуа в хороший дом переехал, район тихий, безлюдно вокруг. Платил наличными, кредитная история у него такая, что с официальными компаниями лучше не связываться. Друзья помогли. И мебелишку прикупил кое-какую, обустроился. На черный день. Никогда не надо забывать, что все может перемениться.
Быть частью чужой семьи порядком поднадоело. Деньги для Иешуа – вода, сколько ни пьешь, а снова захочется пить. Новую машину Наташа ему присмотрела, договаривается. Иешуа невозмутим, его дело – принимать подарки с достоинством.
Но достоинство он напоказ демонстрирует, неспокойно ему. Свою дозу покоя Иешуа принял, нет, не из Джордановского пакетика, пакетик спрятал, пригодится когда – нибудь. Наташина преданность на какое-то время сделала его другим – податливым и мягким, расслабился. Никогда раньше такого с ним не было. Впрочем, об этом он часто думал. С нарастающим беспокойством.
А Наташа спала спокойно. И с Володей, и с Иешуа ей очень хорошо. Третий не лишний. Ей снова повезло. Она выходила на ежедневную прогулку по утрам, шла через деревянный выкрашенный голубой краской мостик, смешной тут залив Шипсэндбейд – или это канал? Никогда не задумывалась, что отделяет дома солидных людей от бруклинской суеты. Манхэттен-Бич – заповедник, здесь ценят покой и размеренность. В одну сторону пойдешь – узенькая речка, в другую – бескрайний океан. Владимир Зейсович спит еще, его любимые оладьи она приготовила, кофе на подогреве. Проснется – а в доме тишина и благолепие, он это ценит. Сегодня, он заранее предупредил, они идут в ресторан «Татьяна», это на самом берегу океана, по дощатому настилу идешь, и яркая электрическая надпись на красном фоне, столики и снаружи и внутри, сердцевина Брайтон-Бич, там большая встреча. Гудеть будут долго, но расфуфыренные женщины ее больше не раздражают. Встречи с друзьями мужа теперь представлялись ей весьма приятными. Ее улыбка сражает наповал, оденется она, как положено. Чтобы не выделяться. И пусть Володя будет ею доволен, в конце концов – благодаря ему она так беззаботна, отказа нет ни в чем. Наташа выпьет шампанское, немного совсем, и будет мечтать о том сладком моменте, когда Володя уедет, и в доме воцарится Иешуа, ее бог и царь. Глаза сияли от блаженства, она улыбалась неназойливо приветливому солнцу, не пряча лица, загар украшает.
Владимир Зейсович изучал русскую газету, когда она вернулась. Биржевые волны его встревожили, акции важных для него компаний скачут вверх и вниз, непредсказуемо. Он оглядывался, в поисках мобильника, нужно отдать приказание «срочно продавать!». Хлопнула входная дверь, Володя рассеянно взглянул на жену – завтрак превосходный, спасибо! Ты готовишь лучше повара, кстати, почему его нет?
– Взял расчет, у него что-то переменилось. Но я ведь прекрасно справляюсь?
Телефон ощутился в кармане халата, но перед тем, как нажать нужную кнопку, Владимир вгляделся в лицо жены, впервые внимательно вгляделся за долгое время.
– Тут многое переменилось. Не понимаю пока. И ты другая, женственная необыкновенно! Ты всегда женственна, но происходит что-то еще, я пока не могу понять. Не могу понять. Странно. – Он машинально отдавал приказания по мобильнику, а вторым планом в сознании шло: в моем доме большие перемены. Очень большие. Соображал он быстро, заниматься несколькими вещами одновременно – дело привычное. Что–то не так, и в постели Наташа совсем не та; услужлива и безотказна по-прежнему, но будто не с ним, отстранена. Впрочем, черт разберет этих женщин, они теперь действительно редко видятся. Ему стало не по себе. Он совсем не знает, как она живет, что делает. Подруг у нее нет, детей отослала куда подальше. И занятия никакого нет, равнодушна к любому предложению.
Домашняя курица, что с неё взять? Владимир бы ума лишился от такого однообразия. А может, она и правда, давно не в себе? Надо бы отпуск взять, Наташа права. Нет у него таланта семью радовать, только и может, что обеспечить. На миг Владимиру, уверенному и успешному, решающему деловые задачки без труда, стало стыдно. Стало не по себе.
– Наташенька, у меня под левой лопаткой заныло, мне бы лечь.
Она засуетилась, захлопотала – Володенька, врача? Да нет, я полежу немного. Пойдем, я в спальню тебе подняться помогу, массаж сделаю, у меня масло специальное, потом уснешь на полчаса, будешь как огурчик! Устал ты, любимый.
Через полчаса Володя очнулся, успокоила его Наташа, как заправский специалист. И где она таким движениям научилась? Действительно, свеж и бодр. И в голове полнейшая ясность.
– Наташенька, а где зеленая карточка, она среди банковских лежала, я что-то не видел ее давно. Забыл тебя предупредить. Ее трогать нельзя, ты с нее ничего не снимала?
– Да я и не помню. Я внимания не придаю, мне что зеленая, что синяя… ты ничего не говорил. Это ведь наши деньги?
– Не совсем наши. И не совсем мои. Наш общий с друзьями счет, я как главный хранитель, на мне все средства. Эта карточка – особая.
– Ну что ты волнуешься понапрасну, лежит, как всегда, где положено. Я посмотрю, не вставай. У меня карточки сложены, но я тремя пользуюсь, этой в сумке нет, точно помню.
Она точно помнила, что именно эту, зеленую, она вручила Иешуа. На траты. Чтоб ему не обидно было. Ну, чтобы не чувствовал себя неполноценным и зависимым. Откуда ей знать, что общая?
VI
В знаменитом ресторане «Татьяна» на Брайтон Бич – шум и зычные голоса, хозяева жизни гуляют, официанты сбиваются с ног, снуют с огромными подносами туда-сюда, возникают из ниоткуда, стоит только взглядом повести – услужливы, любой каприз! «Фуагра у нас сегодня отменная, добавить? Там посредине стола – приметили уже? – фирменные перепелочки с чечевицей, сейчас подложу вам, отведайте, приборчики заменить? А вино какое предпочитаете, бокальчик пора освежить, а-а, вам водочки? У нас восемь наименований, the best in town, какую предпочитаете?»
Гостя из виду не теряют, внимательны – и черно-белая спецодежда блестит, и салфетка через согнутый локоть перекинута, и спина изогнута особым образом – по направлению к гостю, от бедра. Царский приём, денег потраченных никому не жаль. Сервис по высшему разряду! Почтение и почитание, популярное место. И тосты за здоровье каждого из присутствующих, никто не забыт.
«За успех нашего общего дела! Ура!» – заорал, что есть мочи упитанный блондин, рубашка в разводах, сияющие ультрафиалетом павлины по белому полю, и супруга рядом, глаза синим подведены, обширные телеса красной с переливами тканью обтянуты, губы алым полыхают (помада подобрана к платью, строго под цвет), добавим смоль волос, разбросанных по плечам, Кармен! Как верная подруга, она тут же подхватила, мужу в тон: «Ура!!» И все разом грянули, громыхнуло, будто война. И присутствующие вот-вот в атаку ринутся, только подкрепятся немного – и в бой.
А за стеклянной стеной, для удобства посетителей, обзор широк – неспешные ласковые волны Атлантики, мир за окном и покой. Семейные стайки гуляющих, воркующие парочки ищут уединения, лица Наташа не различала.
На эстраде – маленький оркестрик (скрипка, ударные, контрабас, электропианино – стандартный набор для хорошо посещаемого русского ресторана), надрывается кудрявый брюнет с артистической фамилией Альпийский, пиджак искрится люрексом, впечатление, что микрофон ему только мешает, хотя он ухватился за кронштейн, как за спасательное приспособление – для устойчивости, наверное.
А где ещё, как детям, можно веселиться –
Как не на Брайтоне, столице кабаков?
Сюда под утро даже можно завалиться
И танцевать аж до потери каблуков!
Наташа обворожительна, она счастлива и спокойна, как давно они никуда не ходили вместе! Так бы и жили нормальной семьей, никакой Иешуа бы не встретился. У нее Бегемотик ласковый, вот как сегодня – и целует ее, и танцуют безостановочно. Весь вечер. Но взгляды она на себе ловила странные. И показалось, что партнеры с женами перешептываются, не отрывая глаз от раззадоренной пары. Выпила она больше, чем обычно, хотела отстраниться от любопытных, но нехорошие предчувствия одолевали, неведомо с чего.
Пока она прихорашивалась в туалете, ей стало нехорошо. «Вы сладкий яд, вы горький мед, вы божество, вы сущий дьявол, я вас ищу, от вас бегу, я не люблю вас и люблю…» – неслось сверху, из банкетного зала. Она ощутила тошноту, рвота подступила к горлу, еле успела склониться над унитазом. Прихорашиваться пришлось заново.
Когда вернулась, слегка пошатываясь – взгляды резкие и насмешливые, кусучие, как москиты в летнее время. Да, время летнее. Что ж ее так крутит, и спазмы рвотные подступают снова, усилием воли остановила. «У вас небесные черты, о нет, уродливая маска, вы черно-белы, нет, цветны, вы так грубы, в вас столько ласки!..» – не унимался певец, наяривала ошалелая скрипка, и поддакивал на контрабасе тощий долговязый парень, отрешенно, с ленцой перебирающий струны.
– Володя, нам пора. Я отравилась, по-моему. Пойдем – потащила она его к выходу, он и не попрощался толком, пока ее не было беседовали оживленно. О ней? Да что ж ей так муторно? и мутно так, что каждый чужой взгляд воспринимается как оскорбление или насмешка.
В машине Володя мрачнее туч, Наташа держалась рукой за живот и просила прощения за сорванный вечер. Володя молчал. Дорога домой недлинная, но показалась бесконечной, он так и не проронил ни слова.
А подъехали – мотор заглушил, обошел машину спереди, но не руку ей подал, а выволок из машины, как нашкодившего щенка.
– Ну я же не виновата, не виновата, что отравилась. – Спазмы душили ее, ей в туалет нужно, срочно. Володя, пусти-и!
Но он тащил ее за собой, втолкнул в дом и ударил наотмашь, не медля.
– Захлебнись блевотиной своей! Блядища и проститутка, сука! Я тебя из грязи взял, в грязи ты только и жить можешь! Любовничек твой сладкий, свечку тебе в рот поганую – уголовник и тюрьма по нему плачет. Смрадного негра-стриптизера в дом привела, гадина! мало того, что рога мне наставлял с комфортом, мне все-е рассказали! – так еще и половину общака нашего на ветер! Меня же теперь убьют, попросту за ноги к столбу подвесят!
Рыдающую Наташу душили рвотные приступы, она захлебывалась слезами и кровью – Бегемотик Володенька разбил ей губу, пинал ногами в живот, она лежала на полу без движения, разве что ухватить его за брючные штанины пыталась, но Владимир Зейсович отпихивал ее руки, он разъярен.
– Володя, я тебе все объясню, тебя никогда дома нет, я …
– А теперь у тебя и дома не будет, тварь, крыса, предательница! За все хорошее, что я для тебя сделал!
– Я любила тебя честно и преданно!
– И его любила честно и преданно. Чикен мой, блядь, да ты ж на передок слаба! Курица! Я знал это, всегда знал, но такое!.. Мать двоих детей! С ублюдком в моей постели! С мелким воришкой уличным, да ты хоть знаешь что-то о нем?
– У него – Наташа заикалась, повернуть голову уже не могла, в горле хлюпало, – детство тяжелое, он без родителей рос, как и я…
– Мамочку нашел, в моем доме! На мои деньги! На средства моих товарищей, тварь ты подзаборная. Развод с тобой мне ничего не будет стоить, ты же дурочка. И денег тебе не дам, и детей заберу. Верну туда, где нашел, поняла? Я ведь тебя любил! Я счастлив был! Я тобой, паскудой, гордился, фотографию всем показывал, жена Наташа и детки, Марк и Ирочка! Забудь! Даже как звали их забудь, какая ты мать, ты кукушка!
– Ты определись, кукушка я или курица. – Ей хотелось кричать, но голоса не было, лишь сдавленный сип, а Владимир Зейсович продолжал бушевать, втаптывая супругу в пол, как виноград месил в бочке. Мял.
– Птица без адреса и фамилии. Пригрел на груди змею! Двух пригрел, два приемыша у меня. Наташа и – как его звать-то, хахаля твоего черномазого?
– Иешуа Бенджамин Харон, – голос за спиной Владимира Зейсовича раздался одновременно с выстрелом. В затылок, вполне профессионально. Черный пистолет, хорошо знакомый Наташе, блеснул между Яшиных пальцев, это последнее, что Наташа запомнила. И кровавое месиво мужниных мозгов, брызгами летевших по ступенькам, она ведь заползла таки на лестницу – под градом сыплющихся на нее ударов и отборного мата. В недрах Владимира Зейсовича забулькало, голос оборвался. В тот же миг она упала, потеряв сознание от ужаса, боли и не прекращающихся спазмов в желудке.
Первым делом Иешуа поднял ее, отнес в ванную, осторожно раздел, окатил ледяным душем, она от холода пришла в себя. Зуб на зуб не попадал. Как пробку вышибли, вырвался наружу фонтан блевотины, мутить ее перестало. Зато завыла отчаянно, истошно: Уби-и-или, уби-и-или! Ох горе какое, уби-или! Сидела голая в холодной ванне раскачивалась из стороны в сторону и вопила от тоски. И оттого, что ничего уже нельзя исправить. Никогда. Теперь ни жизни тебе не будет, не смерти – будто чей-то голос ей говорит. Чтобы заново не грохнуться в обморок, она завела шарманку громче прежнего:
– Да что ж ты наделал, ирод окаянный, и откуда ты взялся на мою голову!
Иешуа не слушал. Он поставил Наташу на пол, в полотенце завернул, нежно приблизил ее к себе и застыл. Не шевелясь. Целовал мокрые волосы, нос, плечи, царапины и кровоподтеки, слизывал свежую кровь. Целовал долго и сосредоточенно, ощущая, как она успокаивается в его объятиях, утихает. И потом на полу не близость телесная, а священнодействие, как только он один умеет. Волны блаженства вновь катились по Наташиному телу, она и всхлипывать перестала, не то что выть.
– Наташа, я тебе укол сделаю, дай мне руку, поработай кулачком, и ни о чем не думай. Случилось то, что должно было случиться. Я разберусь со всем этим… я ведь правильно сделал, ты согласна со мной? Я обещал тебя защищать, помнишь? Этот мешок жира и дерьма над тобой издевался. Он тебя убивал. Он собирался помешать нашей любви. – Иешуа говорил с ней, и ловко вводил в вену тот самый состав – чистый продукт! – что Джордан всучил ему на пробу. На несколько дней хватит. Он понес ее в спальню, уложил на кровати, поцеловал на прощание, но любимая равнодушно смотрела перед собой. Взгляд понемногу соловел, бледность не исчезала.
– Сейчас ты уснешь, Натали, уснешь спокойно. Тебе не о чем волноваться, я позабочусь о каждой мелочи. Устрою наилучшим образом. Спи, любимая. Завтра я тебя разбужу, будет новый день.
VII
Не так редко он проникал сюда, когда хозяин в доме. Подсматривал, но был невидимкой. Мягко ступая, подслушивал под дверью, за которой его любимая спала с законным. Ничего, кроме ровного сопения спящего мужа, Наташа спала тихо. Никаких звуков, наводящих на мысли о супружеском рае, ни разу. В этот день он почувствовал беспокойство, тревога росла. Не ревность и обида, а именно тревога. Ему показалось, что-то страшное может произойти. Он пришел на защиту. Защиту самого себя, прежде всего.
Черный ход в дом ему известен. Он давно научился быть невидимым.
Но в этот раз шум и крики, Иешуа прислушался. И понял: настал его звездный час. Метнулся за пистолетом, на второй этаж пришлось лезть по карнизу, иначе сладкую парочку внизу не миновать, они у самой лестницы. Глухие удары, и Наташины стоны заставили Иешуа двигаться молниеносно. Звериная ловкость движений ему всегда помогала, он выпрыгнул в окно уже с пистолетом в руках. Дальше – пустяк. Он просочился в дом с парадного входа и в нужный момент возник за спиной ненавистного хозяина дома. Один выстрел, всего один выстрел. И с ненавистным супругом покончено.
Через какое-то время они поженятся, Иешуа станет управлять огромным деньгами. Можно будет забыть о рейсах с «товаром», о метаморфозах и перевоплощениях. О масках и новых адресах. Он станет обычным бюргером, скучным и всем довольным. Будет читать газету по утрам, помешивая серебряной ложечкой сахар в наперсточной чашке. Наверху спит женшина, с ее и Божьей помощью он больше ни в чем не будет нуждаться. Никогда. Иешуа даже перекрестился.
Он спустился вниз, пятно на лестнице, на полу, стало темно-бурым. Хозяин дома грохнулся на ступеньки плашмя, лицом вниз, Иешуа попробовал его сдвинуть – понял, что нужна помощь. Джордан ответил по телефону так, словно ждал звонка именно сейчас, звонка от Иешуа, приглашавшего на милый пикничок по очистке территории от малейших признаков присутствия хозяина дома. Вернее, от его тела.
В ожидании помощи, принялся счищать кусками бумажных полотенец засыхающие пятна. Намочил полотенце, всерьез выдраил пол. Ничего, он из всех передряг выпутывался, и тут решение найдет. Другого выхода не было. Он поступил правильно.
Толстый Джордан беспечен на вид, появился с коронной усмешкой полного безразличия, но от увиденного остолбенел.
– Бро, мы так не договаривались, тут мокрое дело, я…
– Успокойся. Все объясню, вознагражу и не обижу. Впервые, что ли?
– С русской мафией мы пока не связывались. Ты вообще, в курсе, кто этот тип? – Джордан метался по холлу, жестикулируя. – Важная птица, за ним серьезные люди. Из-под земли достанут.
– А из-под воды не вытащат. Действуем быстро и четко, не дергайся.
Он нашел огромную белую скатерть в кухонном шкафу, расстелил на полу.
– Вот, будет ему саван. И тащить удобней, ты упаковывай пока, машина стоит перед воротами, в гараж не поставили. Оберни, оберни плотней, я пока в гараж сбегаю, тут веревки нужны и мешок, потом объясню. Действуй.
В кармане усопшего он нашел ключи от черного лимузина, порядок. – Я мигом, жди. Ну что ты рот раззявил, действуй!
Тело они обвязывали веревкой, переругиваясь, вдруг Иешуа стукнул себя по лбу – забыл, сбегал в гараж, притащил еще один мешок, топор, клещи, запасную веревку уложили груз в багажник, туда же загрузили увесистые камни из сада – я тебе позже объясню, зачем, но Джордан понял, не маленький. Главное – поскорей отправиться в путь, пока любопытные не проснулись от шума, да тут никому и дела нет. За плотно запертыми дверями живут. Нос друг от друга воротят. Русские. И этот обрубок еще обзывал его черномазым! Язык Иешуа понимал, ярость, охватившая его, пока он слушал и наблюдал, не оставила ему выбора. Да и сейчас держала на ногах, такая работа никому не нравится. Потом все это кончится, кончится. И будто и не случилось ничего. А что случилось? Ничего не случилось. В нем снова ощеривал зубы загнанный волк, коротко брошенный взгляд перепугал даже Джордана.
Он вел машину через мост Вераззано, к Статен Айлэнд, стремясь уехать как можно дальше от Манхэттен-Бич. Место, где можно избавиться от тела, от машины и пистолета. Диковатое местечко на Миддленд Бич он давно наметил. Комар носа не подточит. Остальное – потом. Разберемся. Но местечко Джордану не понравилось, по его мнению, Ред Хук гораздо надежнее.
Три часа метаний и тяжелого физического труда – суматоха, они с Джорданом постоянно цапались – у меня совсе другие планы на эту ночь, мы о таком не договаривались, твоя жизнь – твои проблемы, что теперь будет? Дружок ныл, как девица с театральных курсов. Ничего удивительного, нервы. Но приказы Иешуа исполнял в точности, старался.
Тело они с Джорданом предали воде. Мешок с камнями плотно примотан к ногам, океан проглотил новую жертву, коротко поперхнувшись, но круги разошлись быстро, водная гладь спокойна и безмятежна на вид. Огни огромного города вдали, тут везде огни огромного города.
Все наспех – и машину жгли, номера предварительно открутив, Иешуа разрубил их в мелкие ошметки, и от пистолета избавились, бульк! – и круги разошлись, гладкая поверхность.
Тяжелая выдалась ночь. Во время суматошных действий по зачистке следов преступления – мощный адреналиновый всплеск, у обоих. Очень хотелось безнаказанности. Не забыть ничего, не ошибиться. Километров пять молча шли по ночной дороге, потом разъехались по разным адресам.
Отсыпаться.
– И не звони мне, бро, забудь эти три часа. Навсегда забудь. Тебе приснилось.
Джордан угрюмо кивнул на прощание. Он устал.
Через пять часов Иешуа очнулся в собственной постели, голова тяжелая, будто били. В первый момент он удивился. Что-то случилось? Произошедшее в Наташином доме память упорно выпихивала, но то, как он крадучись вполз в жилище супругов – вспомнил. Как чуть позже они вернулись, как вспыхнул скандал. Отвратительный скандал. И гулкая точка выстрела.
Выстрел прозвучал отчетливо, и разбудил его окончательно. Темная ночь, тихие волны, горящая машина.
Наташа
Вчера поехать к ней не было сил. Он стал бояться ее большого дома, и неожиданно ощутил, что Наташу он тоже боится. Это его удивило до крайности. Да, по-старому не будет, выносить эту муку он уже не мог. Иешуа дал себе клятву изменить ситуацию, и клятву выполнил. О том, что будет потом – он не задумывался. Ему казалось, они будут счастливы. Наверное, у него шок. Он где-то об этом читал.
Его звериный инстинкт кричал неожиданное. Иешуа обязан позвонить в полицию. Пока не поздно. Иешуа не хочет сидеть в тюрьме, а тут можно и пожизненное схлопотать. Чушь. Он позвонил Наташе, но телефон молчал. Oh, my! он сделал ей укол, она жива еще? Где-то там избитая, обдолбанная женщина, как бы ему хотелось никогда ее больше видеть! Такие мысли его самого удивили, вчера, до этого выстрела, ему хотелось только одного – прийти в дом хозяином. Но там ведь все чужое. Не его.
Он снова проник в дом на Манхэттен Бич с черного хода, простая предосторожность. Лучше, чтобы его не видели здесь. – Наташа, Наташа! – но тишина и безмолвие в ответ. Он еще раз отметил, что следы крови отмыты превосходно. Никакого намека на происшедшее вчера, порядок и покой. И шум воды в ванной. Он поднялся наверх.
Она встретила его с улыбкой блаженства, впрочем, именно так она на него смотрела, когда им никто не мешал.
– Я проснулась с легкой головой, ты знаешь! Ничего не помнила, ни–че–го! А взглянула в зеркало – боже, какой ужас! Держала лед, меняла мази, у меня есть специальные, да чего у меня только нет, за лицом и телом я ухаживать умею. Примочки из бодяги почти все утро делала. Но какой результат, посмотри, я как новенькая! Правда, Яша? Теперь наносим макияж – и – сюрприз, сюрприз – мы вместе идем, куда?
Потом скажу. По-отом! Ты будешь мной доволен! Жди внизу. Кофе в машине сделан, я тебя так ждала! Уверена, ты еще не завтракал.
Иешуа не завтракал. Иешуа обдумывал, как ее бросить. Всего полчаса назад. А теперь…
Она совершила чудо. В кухню вошла женщина, тщательно причесанная и накрашенная, следы побоев то ли исчезли, то ли замаскированы, но не видны! Как это может быть? Такого не бывает. Но рядом с ней Иешуа неожиданно успокоился. Он поверил, что ничего особенного не произошло. Ведь он именно этого и хотел! Жить здесь, быть с ней вдвоем, хозяином в доме. Да-да-да.
Наташа спустилась в гараж, вывела бежевый «Мерседес», как породистого коня из стойла.
– Ау! Садись скорей, мы опаздываем!
Она чуть не забыла, тараторила Наташа по дороге, ведь сегодня – срок доставки заказа, минуту терпения, ты все поймешь!
Огромный автосалон, Наташин бежевый «Мерседес» тут же пропускают, служители расступаются, менеджер выбегает навстречу на полусогнутых.
– Как мы рады видеть вас! Машина лоставлена, можете забирать!
И подвел необычную пару к спортивному Bugatti–Veyron, пурпурному с черными языками пламени по бокам.
– Это тот самый, помнишь, я говорила! Было нелегко его выписать, но я смогла. Ты доволен, дорогой?
Иешуа остолбенел. Машина, которой он мог любоваться, перелистывая журналы – теперь его собственность! Он потянулся к своей прекрасной возлюбленной – да, она прекрасна! они снова вместе, это не мираж. Потянулся губами к щеке, Наташа его остановила: осторожней, я неприкосновенна, каждый миллиметр лица и тела обработан! – и расхохоталась счастливо и звонко.
– Машина великолепна, она так же великолепна, как и ты, любимая. Я потрясен!
Десять минут формальностей, Наташа выписала чек – и они покинули салон, каждый в отдельном экипаже.
Зазвонил мобильник, Иешуа поставил его на громкую связь, он пока не привык к управлению этим крокодилом, как он прозвал Наташин подарок, да и позабыл о давнем разговоре! А она помнила! Сделала это! И он, Иешуа, владелец крутейшего аппарата, настоящая гоночная машина!
– Потому, что она тебе очень идет. Это не машина, а твой портрет, любимый! Только не гони, я отстаю!!
– Ты хочешь сказать, что крокодил – это я? Хорошее сравнение.
– Не крокодил, а огненный дракон! И языки пламени сожрут любого, кто встанет на его пути.
“По–моему, она сошла с ума”, – мрачно подумал Иешуа. – “Или это действие наркотика?”
Между тем, реакция Наташи вполне предсказуема. Молодая женщина перенесла сильнейший шок, как реагировать на происшедшее не знает, она этого не ожидала! Сознание вытесняет то, что не в состоянии переварить, мозг буксует и переключается на более приятные вещи.
Макияж – конкретное действие. Покупка машины – тоже, действие, запланированное заранее! Жизнь идет своим чередом. Думать о муже, убитом алчным любовником, а дело обстоит именно так, Наташа попросту не готова. Нет у нее резервов для того, чтобы пережить ужас случившегося. Она даже понять не в состоянии, что именно случилось.
Чего теперь ждать от друзей Владимира, какой поступок Иешуа будет следующим. Углубишься – липкая и топкая, мгновенно всасывающая жертву грязь. Гораздо проще согласиться с тем, что Иешуа – жертва стечения обстоятельств, он был вынужден убить Владимира, желая ее защитить. Иешуа Б. Харон ее преданно любит, он готов на все, ради нее. Они не расстанутся, никогда. Он ласковый и нежный зверь с тяжелой челюстью человека, склонного к насилию. Но этого Наташа не знает, ей нравится его челюсть. Она считает, что нижняя часть лица возлюбленного сообщает ему мужественность и благородство.
– Яшенька, покупку новой машины нужно отпраздновать. Обед в ресторане мы с тобой заслужили, поедем сейчас на 57-ю улицу, ну, соглашайся! Наше время пришло.
Нет тяжести на душе, я свободна! Там чудное место, тебе понравится.
Ему сейчас ничего не понравится, беспокойство рвет душу в куски. Снял темные очки, всмотрелся в зеркало заднего вида, в себя всматривался, крокодил ему помогал, в салоне любая деталь – высший класс!
Но не радует.
Вернее, радует, но пусть бы как-то иначе сложилось. Вчера мешки с камнями, сегодня спортивный крокодил. Она о муже и не спросила. Подозрительно.
Да, она и не думает о муже. Ей страшно этой темы коснуться. В душе иногда нету места для страданий. Для радости есть, а для боли – не осталось ни миллиметра, ни милиграмма. Один вопрос – и они оба вне закона. Еще немного пусть счастье продлится. Как в детстве играли с мамой Анастасией.
– Моя Наташа вырастет и станет принцессой, у нее будет свой дворец. Настоящий, с дверями и окнами. И принц, тоже настоящий. И все вокруг обзавидуются. Никого вокруг нет, но принц есть.
«Трое негритят в зверинце оказались,
Одного схватил медведь, и вдвоём остались.»
– Да, любимая, это хорошая идея. Поехали! – Отозвался он и отключился.
Наташа заказала лобстер, фирменное блюдо заведения, на двоих. Креветки, крабы – он их обожает, она в курсе. Обслуживали их с усердием. Она вспоминала, как ее приняли здесь за проститутку когда-то.
В хорошем ресторане с настоящим американцем атлетического сложения она теперь чувствовала себя превосходно. Победила Америку. Свободна, любима и молода. А Яшенька и того моложе. Красавчик. Она умиленно его разглядывала, не надоедало.
Иешуа снова поддался ее обожанию, почувствал себя гораздо лучше. Ему хорошо только рядом с ней, вот какая история выходит.
– Наташа, ты не волнуйся, никаких следов. – Лобстера он смаковал. С набитым ртом старался не говорить, но ел с аппетитом. Вспомнил, что крокодил припаркован, и он – владелец дома, роскошного спортивного аппарата, и наличные деньги в изрядном количестве. Пусть закрывают карточку, если что. Русская мафия. Да посмотрим, кто кого. Американцы не такие простые ребята, как вам в кино показывают. – И машины нет, и… ничего нет, подарка моего тоже нет, и не найдут никогда.
– А что мне волноваться? Володя вчера поздно вечером уехал, его вызвали по работе. Так часто бывало. Уехал и работает, он передо мной отродясь не отчитывался. Даже когда любил.
– Точно, Наташа. Ты умница. – А про себя подумал: меньше помнишь – крепче спишь, она права.
Они подъехали к дому, загнали обе машины в гараж. Иешуа чувствовал себя спокойно и расслабленно. Уверенно. В дом он вошел, как хозяин.
Им есть, что обсудить, а муж в отъезде. Просто в отъезде. Он бросил Наташу на произвол судьбы, и уехал навсегда. В черном лимузине.
Иешуа снова сделал ей укол, на всякий случай. Наркоманкой не станет за пару раз, а действует состав на нее отлично. Он боялся, что без допинга она погрузится в депрессию, тогда чего ждать? Игру с успокоением он начал первым, объяснились в ресторане нормально, по пунктам договорились, что живут в радости, а если вопросы – знают, что отвечать. Средствами мужа Наташа и раньше пользовалась без ограничений. Никаких проблем. Она вроде вполне вменяемая, в курсе происшедшего. Но поддерживать нужно.
Еще вчера не женщина, а растекшееся месиво крови и слез. И как они так преображаются, как кожу меняют! – и всего за одну ночь.
Иешуа Бенджамин Харон остался с ней до утра. Спали оба спокойно, ну она-то понятно, для того и продукт введен в вену, по всем правилам, которые он изучил досконально, была возможность. И не единожды. Товар, и правда, хорош, Джордан не врал.
Утром оставил ее, спящую безмятежно, рассмотрел изучающе, по всему телу любимой прошелся ощупью – ушибов не ощутил. Невероятно. С трудом подавил желание приласкать ее. Растормошить, разбудить – и любить ее, как только он один умеет, она не уставала это повторять. Но сдержался. Сделал кофе наскоро, выпил залпом. И спустился в гараж заводить крокодила. Ну хорошо, пусть будет огненный дракон. Иешуа усмехнулся, с мрачным удовлетворением осматривая великолепный салон.
Дал газу, мотор взревел, послушный руке хозяина.
Выехал на хайвэй, постоял в пробке с полчаса. По радио передавали, что два часа назад в районе Ред Хук, Бруклин, пассажиры прогулочной яхты активно фотографировали зацепившееся за камни тело неизвестного, спасательная служба прибыла на место обнаружения трупа. Подробности не сообщали. Просто – найдено тело мужчины, определение личности утопленника затрудно, черты обезображены до неузнаваемости. Возраст – от сорока до сорока пяти, телосложение плотное. Просят помочь следствию.
На ближайшей заправке Иешуа позвонил в полицию. Назвал свое имя, просили по буквам, повторить. Повторил. И сообщил, что позавчера вечером его сожительница, Наталья Фридельман застрелила мужа из пистолета во время семейной ссоры.
«Я помогал скрыть тело убитого по ее просьбе. Не смог позвонить в полицию сразу, растерялся. Это чистосердечное признание, к убийству я никакого отношения не имею, готов помогать следствию. Имя убитого Владимир Зейсович Фридельман. Готов явиться сегодня же и дать показания.»
Адрес для явки с повинной ему продиктовали.
Иешуа забрал из своего нового дома наличные деньги, сунул в багажник огненного крокодила и поставил машину в заброшенном гараже, сюда никто не сунется, место останется в тайне.
Он снова стал самим собой. Волком, которого настигает разъяренная стая, но из любой ситуации он всегда выходит победителем. То есть, уходит от стаи в неизвестном направлении. Остальное – вымысел, мираж. Иешуа выдохнул с облегчением. Все встало на свои места, он не хозяин дома, живущий открыто и честно. Иешуа осторожен, но не боится идти навстречу опасности. Опасность – его стихия, его жизнь.
Поезд сабвэя мчал его к месту, названному диспетчером полицейского участка. Двери закрывались и открывались. Рядом с одной из дверей сидел невозмутимый мужчина, атлетического сложения афроамериканец в темных очках. Окружающие посматривали на него с восхищением, о сходстве с любимцем публики, игроком известной бейсбольной команды Терри Флоксом, ему говорили многие.
Наташа успела проснуться и принять душ, выпить кофе – еще горячий, спасибо любимый, и как жаль, что ты не рядом. Но он, конечно же, вот-вот вернется! Прекрасное утро, они поедут на пляж, выберут самый отдаленный, вдали от любопытных глаз будут купаться в океане нагишом, что может быть лучше! И будут любить друг друга, теперь им ничто не мешает.
Она вернулась в ванную, разложила на туалетном столике свои волшебные мази, принялась рисовать лицо. Нужно успеть до его возвращения, Иешуа не должен видеть ее без макияжа! Одутловатость еще держалась, отвратительно! Она водила специальной кисточкой по скулам, растушевывая румяна и пудру ровно, без шероховатостей. Теперь глаза и губы, отлично. Наташа придирчиво оглядела отражение в зеркале. Хороша, не придерешься. Она в прекрасной форме, осталось надеть пестрое платье, которое Иешуа так любит, ведь это память о первой встрече!
Пестрое найдено в гардеробной, она успела расправить складки к тому моменту, когда раздался настойчивый звонок в дверь. Почему? Ведь у Яшеньки есть ключи, наверное, забыл. Или хочет, чтобы она ему открыла, купил продукты и руки заняты, она знает, как долго приходится возиться с замком, а если руки заняты… Звонок беспрерывен, теперь еще и властный стук добавился… раньше двери служитель отпирал, теперь всех разогнала, красота!
Вошли двое молодцев в полицейской форме и невзрачный человечек в штатском.
Первый вопрос, сходу – где Владимир Фридельман, ее муж.
Она отвечала, что в отъезде, как обычно. Он часто уезжает.
Человечек продолжал задавать вопросы, она никак не могла сосредоточиться, путалась в ответах, пожаловалась на пульсацию в висках, хотя головной боли не чувствовала, но виски сжало тисками, наверное, давление поднялось, она ничего не понимала.
Человечек объяснил, что ордер на обыск имеется.
Знает ли она человека по имени Иешуа Бенджамин Харон? Конечно знает, это ее инструктор по плаванию, а что с ним? С ним что-то случилось, скажите? Наташа не могла скрыть волнение, да и зачем скрывать, она ни в чем не виновата!
– Мистер Харон собщил полиции об убийстве мистера Фридельмана, совершенном вами из пистолета в прошедшее воскресенье вечером.
– То есть как сообщил? Он ранен? Он в госпитале? С ним что-то страшное произошло?
Щуплый востроносый детектив понял, что действовать нужно быстро и решительно, женщина явно “не в себе”. Надавить, и она признается прямо сейчас.
– Иешуа позвонил в полицейский участок и сделал чистосердечное признание. Вы обратились к нему с просьбой скрыть следы убийства и вывезти тело. Он поддался на ваши уговоры, но теперь раскаивается в содеянном. Сейчас он в полиции, дает показания.
– Он сам вам позвонил, чтобы меня оклеветать? Вы мне врете! Это ложь! Я не верю, что вы из полиции. Я не буду отвечать на ваши вопросы без моего адвоката. – Наташа задыхалась от ярости, ведь он не мог так поступить, в дом ворвались чужаки, а Яшеньки нет, чтобы ее защитить. Или…
Или…
Или…
Или она услышала правду?
Наташа еще что-то говорила, но текст произносился автоматически. В мозгу ее стучало, не пульсация на нервной почве и не тиски шока, а лютое отчаяние обманутой женщины: Он меня предал! Он меня предал! Он никогда меня не любил! Иешуа, мой американский герой, мой бронзовокожий атлет, я молиться на него была готова, да я и молилась, и молюсь – как на бога, ежесекундно. Все ему простила, он увез тело, я упокоила тайну, навеки.
Растоптал и опозорил, это не Володя мой с криминалом связан, я сама пустила убийцу в дом. Своими руками двери открывала. А он… Мой возлюбленный мальчик. Мой Яшенька меня предал, зачем? Он убил Владимира, он меня убил.
С этой точки она не сдвинулась. На «мой Яшенька меня предал, зачем?» она и остановилась. И ничто ее не трогало больше. Только это. Недоумение и немой вопрос в глазах: «Зачем?»
И в суд являлась исключительно в том самом светлом костюме, что они вместе выбирали, в тот первый день. Темные очки, скромные сережки, нитка жемчуга – ни дать ни взять, видный политический деятель. Элегантная дама, мать двоих детей, оскорбленная и оболганная. Чертовски красива.
«Я невиновна, вину не признаю, показания против меня ложные. Убийство совершал Иешуа Бенджамин Харон, представившийся мне когда-то дизайнером модной одежды. Владимира Фридельмана я любила. И сейчас люблю. Все остальное – злодейские действия афериста, обманом втершегося ко мне в доверие».
Это она говорила в суде, повторяла на допросах, остальное – речи адвокатов, Наташа не вслушивалась.
Ей было все равно. Показания записаны, Володя мертв, Яшенька ее предал.
Тебе ничего не угрожает, никаких следов… Тебе не о чем волноваться, я позабочусь о каждой мелочи… Тело, сброшенное в воду, зацепилось за камни, веревка некрепкая, узел, скрученный кое-как развязался быстро, мешок с грузом из камней отправился на дно самостоятельно. Труп невинно убиенного путешествовал по океану недолго.
Даже спрятать не сумел, а говорил – я твой защитник, уберегу от любой беды. Сумел выстрелить в затылок сопернику, больше ни на что не годен.
И машину спрятал где-то, подонок. Я его одевала и обувала, кормила и поила, огненного дракона ему купила на радостях! Уличная проститутка Иешуа, как теперь выясняется. Наташа была не первой жертвой.
Что ж ей так на преступников-то везет! Бедный Володя… если б не Иешуа, убил бы ее, и поделом. Но если б не Иешуа – и скандал бы не возник. Чем больше она думала, тем больше запутывалась.
Она была счастлива с ними. И с мамой Анастасией, и с мужем Владимиром, и с Иешуа, хотя теперь непонятно, как его назвать. Она была счастлива с ними, все ушли и никто не вернулся.
Наташе теперь все равно. Посадят, так посадят. На воле она жить не умеет. Одна и дня не проживет, а мужчины – отпетые мерзавцы.
Детей жалко. И Марка жалко, и Ирочку. Из отупения ее выводили только имена детей.
Но ничего, Володины друзья позаботятся. У них так принято, она это знает.
Адвокаты Иешуа работали суперски. Давили Наташиных, самодовольных и опытных. Свидетельства очевидцев исчезали вместе с очевидцами, записи телефонных разговоров пропадали бесследно.
Виновна
Приговор для Наташи – пожизненное (двадцать два года без права обжалования), одиночная камера.
Иешуа отпустили: свободен, иди на все четыре стороны за добровольную помощь, оказанную следствию. И продолжился волчий гон.
Через несколько месяцев он получил два года тюрьмы за подделку паспортов и водительских прав, у него их семь штук, как выяснилось. Иешуа Бенджамин Харон – единственное настоящее имя. Остальное – обман и иллюзия.
Но Наташа до сих пор воет, монотонно раскачиваясь на тюремной койке, интересует ее одно – он меня предал, зачем?!!
А все просто. Если бы Наташу не осудили, то деньги семьи Фридельман уплыли бы к ней, безвозвратно. А партнеры? А исчезнувший «общак»? Наташа платила по счетам подельникам мужа.
Не заутренние звоны, а венчальный переклик,
Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.
Не кукушки загрустили — плачет Танина родня,
На виске у Тани рана от лихого кистеня.
Алым венчиком кровинки запеклися на челе,
Хороша была Танюша, краше не было в селе.
Есенин будто о Наташе писал. Женщина, не умеющая жить нелюбимой ни одного дня, ни одной минуты. Доверяющая себя проходимцам в уверенности, что она счастливица и нашла того самого, единственного. О Марке и Ирочке – почти ничего, молчок.
