Сначала Мишку отвели в парикмахерскую, где упрашивали не вертеться. Ему не терпелось увидеть, что будет с маминой головой, когда она вынет ее из жужжащего кокона. Голова осталась на месте, но волосы были чужие. Мама вынырнула с такой же прической, как у Розалии Францевны, пожилой и крикливой ответственной по их подъезду. Когда Мишку одели в новый костюмчик, он еще терпел, но галстук-бабочку сорвал с шеи сразу. Это было совсем уже по-девчачьи. Взамен на обещание пойти в салон игровых автоматах, где можно было топить корабли торпедами и пролетать самолетом под мостом, Мишка согласился на позор. Тем боле, что все равно никто из двора не увидит. Сегодня родители впервые вели Мишку в театр.
Розалия Францевна Жмунд, заядлая театралка Пучанска и соседка по подъезду, остановила вчера Мишкину маму на лестнице. Она вскинула веером большие руки в летних перчатках, закрыла ладонями глаза, ахнула, что-то вспоминая, потом заглянула в тетрадку и сказала:
— Так. Сто сорок четвертая квартира. Вы на позапрошлой неделе бессовестно пропустили дежурство по вашему пролету. Стыдно должно быть. А вы знаете, что в Пучанске уже месяц работает приглашенный московский режиссер? Хотя, откуда вам… — она достала из сумочки пачку билетов, — вот вам теперь два билета в ложу. Ребенок до семи лет бесплатно, а с вас десять рублей, завтра премьера.
Мишкина мама стала извиняться и обреченно объяснять, что как раз в воскресенье они всей семьей хотели на дачу, но ответственность Розалии Францевны за культурное развитие жильцов перевесила, и билеты были куплены. На вопрос, о чем спектакль, соседка страстно поведала такое:
— Что вы! Останетесь довольны, это очень прогрессивный режиссер, милочка. Я была на генеральной репетиции, и это просто фурор. Пьеса, кстати, по повести нашего писателя Волевого, ну вы не можете его не знать. Помните, он шахтер, после взрыва в шахте остался без рук, еле выжил. Книгу потом написал, держа карандаш зубами и пальцами ног, представляете… Она про шахтерский подвиг и про него самого, как писателя, и про любовь там есть. Обязательно нужно смотреть, очень новаторски. Потом, патриотично, на местном материале, и ребенку полезно…
Драматический театр Пучанска располагался в помещении дворца культуры железнодорожников, который стоял рядом с переездом, что очень нравилось Мишке. Головокружительный аромат шпал, запах ожидания чудес. С него начиналась мечта — поездка на море. Мишка загадал желание, чтобы сегодня повезло, и на переезде был поезд. И вот он появился. Звонки у шлагбаума оглушили, толпа застыла в ожидании. Важно двигался маневровый тепловоз, вот он уже близко, почти можно потрогать, он дышал жаром, грохотал железом. Медленно проплывал в окне молодой замасленный машинист, улыбался и звал к себе хихикающих девчонок. Дорога, неведомые края. Скоро наступит бесконечное лето каникул, и мечта превратится в желанный евпаторийский пляж.
У входа в здание дворца с серыми колоннами и лепниной в виде знамен над карнизом мать застегнула на шее Мишки проклятую неудобную бабочку. У него сразу начала чесаться шея, все тело рвалось на волю, но он помнил про обещанное и терпел. На время его отвлек от страданий оркестр в холле и бассейн с фонтанчиком и рыбками. Пока мама покупала в буфете мороженое, Мишка спросил у отца:
— Па, а что там буде в театре?
Мишкин папа любил футбол, но в театре пару раз бывал, и ответил так:
— Ну, Мишук, там в зале много народу, они все смотрят на сцену, где актеры играют пьесу… как в кино, но в живую, как у вас в садике на утреннике… Говорить можно только им, а тебе и всем зрителям можно только смотреть и слушать, понял? Хлопать еще потом. Мороженое съедим здесь. А, вот и мама…
Мишка ел ледяной шарик мороженого с вареньем, волновался и дрожал от нетерпения, рассказывая маме про рыбок в бассейне и про то, как он будет на море рыбачить. В сумраке ложи он стих, прислонился лицом к красному плюшевому барьеру, и стал рассматривать рассаживающихся зрителей. Их было меньше, чем в цирке. Мишка думал, что это, наверное, скучно, когда только смотреть. Вот в цирке можно было смеяться и даже кричать, когда клоуны выходили, и медведи… На «Неуловимых» тоже… Мама, улыбаясь, прочитала отцу театральную программку:
— Пьеса «Всем смертям наперекор» в двух действиях, по повести писателя-шахтера Леонида Волевого, драматург и режиссер-постановщик Иван Алтынников. Слушай, Гриша, это тот самый Алтынников! Я про него читала, хороший режиссер из Москвы, знаменитый, писали, — отец поморщится и ответил:
— Представляю себе. Производственная тема пополам с выматывающими душу местечковыми трагедиями… И социалистическим пафосом после антракта.
— Ладно тебе брюзжать. Розалия Францевна обещала, что любовь будет. Может, даже новаторская… А вот и она, наша общественница, видишь? В третьем ряду, платье черное и бусы. А сумочка какая!
— Ну, если любовь, Катя, это совсем другое дело. Патриотическая, конечно… И ребенку полезно, — мама прыснула со смеху и удивилась:
— Слушай, и она так говорила. Свет гасят. Где наши бинокли?
Мишка из разговора понял только слово «любовь», и еще раз подумал, что в театре будет скучно. Но, оказалось, что с биноклем это все можно как-то пережить. Первое действие разворачивалось в шахте, и напомнило Мишке кино про войну. Когда мигающие фонари, дым и грохот металлического тазика за сценой изобразили взрыв в забое, он был в восторге. Повернув к родителям стриженую голову, и уже готовясь вскричать «Ура!», Мишка был остановлен приложенным к губам маминым пальцем, что ему сильно не понравилось. Он заёрзал в кресле, думая: «Тоже мне, театр. Замороженные все какие-то. И эта бабочка еще…» В антракте родители его еле нашли, Мишка решил спрятаться в гардеробе. Второе действие сразу началось с больницы, потом перешло в любовь между безруким шахтером и медсестрой Галей. Шахтер Николай мучился сам, изводил Галю тоской по погибшим друзьям и своей никчемной жизни, хотя все действующие лица и исполнители убеждали его в том, что он должен гордиться каким-то подвигом. Потом он действительно стал героем, и принялся писать книгу про шахтеров втайне от Гали, держа карандаш в зубах. Зрители плакали, пока герои не начали выяснять отношения, что и было, видимо, задумано Алтынниковым как новаторский взгляд. Николай продолжал страдать, ему казалось, что он недостоин любви Гали, а девушка и друзья безуспешно пыталась его переубедить. В общем, все было плохо, особенно когда издательство отказалось почему-то печатать повесть, и Николай запил. Мишка задремал на руках у плачущей мамы.
В кульминации трагического действия, когда Николай готовился покончить с собой, и уже прилаживал курок двухстволки к большому пальцу ноги, появилась Галя. Состоялся разговор, который завершился долгим поцелуем влюбленных в дыму от выпалившего ружья. И в этот момент в замершей тишине зала, нарушаемой только тихими всхлипываниями Розалии Францевны, проснувшийся от выстрела Мишка, звонко спросил:
— Мама, а почему дядя тетю кусает? Он ее ест, как волк?
По залу пошел шепот, стали слышны редкие смешки. Опомнившаяся мама зажала Мишке рот, отец тихо затрясся в кресле, а Галя на сцене зашептала на ухо, подавившемуся беззвучным хохотом, Николаю:
— Кусай, сволочь. Забыл, что надо по действию? Или ты потом Алтынникову будешь рассказывать, что ребенок тебя расколол? Слушай, я тоже забыла…
Весь трагизм этого, гениально задуманного режиссером, хода заключался в том, что Николай, как бы в отместку за неосуществленное самоубийство и в порыве смятенных чувств, должен был завершить поцелуй укусом любимой. Гале нужно было схватиться за губу рукой, и незаметно приклеить туда красную тряпочку, символ крови. Дальше шел диалог, придуманный самим Алтынниковым. «Расколовшийся» Николай кусаться уже не мог. Галя наконец отпрянула от него как ужаленная, но тряпочку прикрепить забыла. Она, улыбаясь, смотрела на партнера, напрочь забыв текст роли. В зале уже смеялись, Розалия Францевна рыдала. За кулисой началась паника. Алтынников, выпучив глаза, зашипел в сторону Николая, пытающегося было вытащить спрятанную под одеждой, несуществующую руку, чтобы вытереть слезы:
— Кровь давай! А ты реплику! Куда руку… Не сиди, как осел!
Последние слова были сказаны уже так громко, что с первого ряда поднялся мужчина в костюме и произнес угрожающе, обращаясь к сцене:
— Товарищи, это кто же там смеет шахтера-инвалида ослом обзывать!
И тогда, уже ничего не понимающий, Николай наклонился над Галей, прицелился и укусил ее за шею. Партнерша взвизгнула, посмотрела на полуобморочного режиссера, достала из кармана красную тряпочку и приклеила ее себе на губу. Дали занавес.
А в «Вечернем Пучанске» тем временем версталась редакционная статья под заголовком «Аншлаг и триумф», где были такие строчки: «Театральный сезон Драматического театра при ДК ЖД открылся масштабной премьерой — пьесой по повести нашего земляка Леонида Волевого «Всем смертям наперекор» о судьбе пучанского шахтера, которая в руках драматурга и режиссера Ивана Алтынникова превратилась в неутешительный приговор безжалостному равнодушию общества к герою и народному писателю, который не сдался наперекор судьбе. Театральная общественность с восхищением увидела, как шахтерская, почти криминальная трагедия выросла до высот абсурда и трагикомедии, идеально отразила московские новаторские изыскания, слом традиций и театральных форм в последние годы. Иван Алтынников не идет на поводу у ожидания людей, зрителю интересно вместе с режиссером вязать какую-то странную, изысканную сеть из отношений героев повести, наслаждаясь нетривиальным и жизнеутверждающим финалом.»
Розалия Францевна, подхватив под руки хохочущих родителей Мишки, тащила их с сыном за кулисы извиняться перед приглашенным гением за кошмарную выходку наивного чада, сорвавшего премьеру. Отец сопротивлялся и просил:
— Кать, перестань, ребенок же, — а мама умоляла театралку как-нибудь помочь загладить вину и упрашивала испуганного Мишку:
— Сыночка, когда я тебя подтолкну, скажешь дяде режиссеру, что спектакль тебе понравился, хорошо?
— Угу, — гундосил Мишка.
Возле кабинета директора дворца железнодорожников они протиснулись сквозь возбужденную толпу актеров и постучали в дверь. Вышел сам Иван Алтынников, высокий, небритый и лысеющий, хотя еще совсем молодой. Почти как на фотографии рядом с афишей. Он спросил, чего они хотят. Мама Мишки представилась и, перебиваемая несвязными извинениями восхищенной Розалии Францевны, стала рассказывать, какой это был замечательный спектакль, и как им всем жалко, что ребенок спросонья брякнул глупость, и что всем это никак не помешало оставить себе неизгладимое впечатление… Режиссер молчал, сумрачно разглядывая Мишкину макушку, затем сказал, чтобы они не винили сына, что он, Алтынников, дескать, все понимает и уже успокоился. Общественница благоговейно кивала, все как-бы уладилось, но тут она спросила:
— Скажите, может я чего-то не поняла, но если ребенок выкрикнул ерунду, зачем тогда актер, который играл Николая, все же укусил актрису? Хотя… Это было просто потрясающе, да! Фантастический и триумфальный финал. Низкий вам поклон, — она обернулась к родителям, — так же, дорогие мои?
В наступившей паузе было слышно, как позвякивают бусы на груди, дрожащей от страха, театралки. Режиссер раздосадованно закатил глаза, а Мишкина мама вновь заговорила, чтобы замять неловкость:
— Вот и нашему Мише все понравилось, взрывы там, и выстрел… — скажи, Мишенька, — она подтолкнула сына. Мишка стащил наконец с шеи надоевшую бабочку, потупился и сказал:
— Понравилось. Только в цирке все равно смешнее.
