Песни в прозе (продолжение)

ГОРСТОЧКА СЧАСТЬЯ

Всё-всё было у Натана Шепиловича. И даже больше, чем всё. Вот и сейчас он сидел в большом кресле у большого окна своего большого дома. И разговаривал со Всевышним.

«Вот мне бы хоть чуточку счастья

Хоть горсточку счастья бы мне

И ставни распахнуты настежь

А солнца не видно в окне».

— А конкретно? — спросили сверху.

Натан задумался. И удивился вопросу Всевышнего… Как Всевышний может чего-то не знать?..

…Старшая внучка Марфа принесла ему теплый шоколад, но Натан не ощутил его сладости. А может и ощутил, но его вкусовые сосочки одряхлели. Как говорится, он выпил его по обязанности. А то Марфа может расстроиться. Так что  вероятно, что шоколад был не сладким. А, может, это вообще был не шоколад! Во как!

В комнату вбежал младший внук Исай (сердце моё) и принёс деду воздушный змей. На котором было написано «Натан». Натан традиционно погладил Исая по голове, пустил «Натана» в окно, и бумажный Натан понёс ко Всевышнему просьбу Натана человеческого. Кстати, Исай, сердце моё, имел в «Аттестате зрелости» круглые пятёрки. Не помню, по сколькобалльной системе, но пятёрки!

«Но всё что прошу я у неба

Уместится даже в горсти

Мне бы малую горсточку счастья

Горсточку чтоб было легче нести».

— Попробую, — сказал Всевышний.

…Натану уже было за много лет… (точнее, не помню), когда Маня принесла ему Срулика… Ха! Ему!.. А себе она ничего не принесла? Того же Срулика? Не говоря уже о Саломее, которую Маня принесла после Срулика. Или наоборот? И вот все они, дети Натана, числом 6 (или 7) прошли строем мимо него. И стали кем-то очень и очень! Натан не помнил, кто-кем. Но стали. И он не помнил, где они сейчас. Конечно, он был рад, что они родились, но чтобы прямо, прямо, вот так вот, чтобы с них он имел с них счастье?.. Так-то он и так… Но было! А об сейчас?..

«Мне бы малую горсточку счастья

Горсточку чтоб было легче нести».

…Натан стоял на сцене Одеской филармонии, сотворённой из одеской биржи. Потому что революционным евреям биржа была – нет, а скрипка, партерные акробаты очень даже – да. И шутка, и куплет – самое оно.

И евреи, и гои, конечно, тоже шли посмотреть на смешняка Натана Шипиловича.

«На улице идёт дождь, а у нас идёт концерт…

Здесь новые половицы. Они скрипят, скрипят, скрипят… -Скрипка будет!..

А в отдельных магазинах нет отдельной колбасы…

Римский папа грязной лапой лезет не в свои дела, и зачем такого папу только мама родила».

И Натан имел с этой филармонии и с других филармоний некоторую копейку… Очень неплохую копейку и скандёж…

«А в чем я был счастлив когда-то

То нынче лишь дым да зола,

Не нужно мне славы и злата

Мне б только немножко тепла».

И Натан высунул голову в окно. Может быть, Всевышний его плохо слышит?.. Может быть он занят каким- то делом. Эвон, сколько нас у него? И у всех свои проблемы. Может быть, он и создан для того, чтобы решать человеческие проблемы. Нужно только дождаться своей очереди, сказать:

— Адонаи, счастие тоненькой струйкой

Стекает меж пальцев моих.

Ах верни мне горсточку счастья

Горсточку счастия мне хоть на миг

Ах верни мне горсточку счастья

Горсточку, горсточку счастья мне хоть на миг…

Всевышний вздохнул…

…На улице геройствовал лютый холод, Маленький Натан надел шубейку с цигейковым воротником, шапку-ушанку из кролика и варежки на верёвочках. И в левой варежки были хлебные карточки, для себя, маме Лии и для младшего брата Сёмочки. Они лежали в кровати мамы Лии, укрытые тремя одеяла.

И вот Натан пришёл к магазину.

И вот Натан встал в очередь. И вот он отоварил карточки на трёх иждивенцев. Всего 375 граммов.

А потом он отстоял эту очередь.

Потом он отварил карточки,

Потом он принёс домой эти 375 граммов хлеба.

Потом он увидел, что мамы Лии младшего брата Сёмочки больше нет здесь.

Потом Натан съел сначала свои 125 граммов,  потом  немного подождал, а потом съел хлеб мамы Лии и младшего брата Сёмочки…

…Ну!? – спросил Всевышний. И Натан не смог ему ничем ответить. Ему было очень стыдно, но…

«И я собираюсь в дорогу

И мне очень нужно найти

Эту малую горсточку счастья

Горсточку чтоб было легче нести

Эту малую горсточку счастья

Горсточку чтоб было легче нести…»

250 граммов хлеба. По 125 — маме Лие и младшему брату Сёмочке…

(Автор Б.Липтер)

 

 

                           ТРИ ИСТОРИИ

 

ПЕРВАЯ.

Вот и всё… Изя Зингер похоронил Раечку и остался один. Так случилось, что дети его погибли разом, одним далеко не прекрасным днём. И не спрашивайте меня, как это случились, память моя отказывается держать этих подробностей в моей старой голове. Просто, когда Изя с Раечкой вернулись с гомельского рынка в своё местечко, дома у них, как такового, не было… Я имею ввиду, что это за дом, когда он не имеет в нём детских смеха и плача? А так… Раечка слегка сошла с ума, и разучилась плакать. И когда её сердце переполнилось слезами, оно взорвалось, и Изя похоронил её за домом. Потому что кладбища было нет. Могильными плитами с еврейских могил был вымощен двор какого-то гоя. И Изя собрал вещи, закрыл свой дом на ключ и поджёг его. Потому что это за дом, когда в нем нет Раечки?

И ушёл…

 

ВТОРАЯ.

…Так, дело обстояло так… И обстояло оно в 53-ом году. По осени Нохумчик с ребятами играли в футбол во дворе школы №186.

Он «стоял» на воротах, потому что все хотели забивать голы, а не пропускать. В силу своей хилости отстоять право на «забивать» Нохумчик не мог. А так как он ещё и плохо видел, то чужих ворот он не видел вовсе и забивать в них он просто не мог. А свои ворота, а что их видеть, когда они сзади? Другое дело, что он не мог видеть и летящего на него мяча. Так кого это волнует? Да, и вообще, кто будет слушать человека, проходящего, как и все евреи вообще (в принципе) по делу врачей-отравителей! И убийц – тоже.

А потом ему дали по шее. А могли бы и по морде. По морде ему дали в другой раз. А в третий раз ему дали по шее, по морде и по жопе…

 

ТРЕТЬЯ.

…Гриша Гимпельсон окончил школу с за без медали. Дело в том, что он немного перепутал на выпускном экзамене по литературе год рождения Горького и отмены крепостного права. Ну, это его мало пугало. Ну, скажите, кого колышет дата рождения-отмены Горького и крепостного права мальчиком на физмате МГУ. Который (мальчик) в физике хватал звёздочек с небес, а в математике возвращал их обратно на небеса? А?.. Вы что-то хотите сказать?.. Почему? А потому что у гимпельсонов эти данные должны отскакивать от зубов, как пятак в игре в пристенок.

Да, и сколько же ещё их можно? Мало что ли в этом деле разных Ландау, Йоффе, Лившицев, Зельдовичей и прочих Харитонов? Зачем здесь ещё и Гимпельсон? Если атомная бомба она вот тут, как есть?

Ну, и пришлось идти ему на мехмат МГУ через экзамены.

И после сочинения он пошёл на физику. Там, как ни бились экзаменаторы завалить Гришеньку по физике, им не удалось. Так же и за математику — ха!

И вздохнули с облегчением, когда после проверки в сочинении обнаружилась ошибка. Гришенька обратно перепутал даты отмены крепостного права с датой смерти Горького!

И одного балла до физмата МГУ и не хватило! Аля-улю!

Бекицер! (Короче). Теорему Пуанкаре через время доказал Перельман! А не какой-нибудь Петров! И только сейчас!

 

Еще не потеряна наша Надежда

Древняя надежда

Возвращение в страну наших предков

В город, где Давид ставил свой лагерь

Пока в сердце там в глубине

Томится еврейская душа

В сторону востока обращен

Взор его в сторону Сиона.

Пока капают слезы из наших глаз

Капают как благодатный дождь

И десятки тысяч нашего народа

Еще идут к могилам праотцов…

(Хатиква, Гимн Израиля)

 

К чему это я?..

(Автор Н.Г.Имбер)

 

 

ЗЕЕВ

Зеев Сендерович, бухгалтер в отставке преклонных лет (расскажите мне потом, что и куда преклонных), намылился умирать, во-первых, потому, что – преклонных, а во-вторых потому что жизнь его была безвидна и пуста. Так вот по этому поводу он решил предъявить Всевышнему претензии здесь, а не Там. На предмет, а вдруг Там нет!  И Его, естественно, Там нет! (Конечно, Он есть! Ну, а вдруг?).

Зеев надел праздничную ермолку, вычищенный лапсердак, штаны на подтяжках и лакированные штиблеты, для пущего блеска прошёлся по ним бородой, после чего высморкался в неё, чтобы не гундосить перед Всевышним и спросил:

— Ну, что скажешь, Адонаи?

— А что я тебе должен сказать? — ответил вопросом на вопрос Всевышний.

(Значит, Он всё-таки есть, и Он – еврей! Уже хорошо!)

         И тут Зеев затруднился ответом.  Для свежести мысли он выпил рюмку пейсаховки, и его осенило… (Ну, раз «осенило», значит Всевышний всё-таки есть) и Зеев задиристо произнёс:

— Я ни разу в жизни не пил саке! (Из каких уголков знаний еврей из-под Житомира (бухгалтер!) выволок это слово, он и сам не знал, но стал яростно ждать от Всевышнего ответа . Ну, ну, ну!..)

— Зеев, сын мой, саке – не кошерно!

         Зеев замолчал, пошарил в уме головного мозга, чего еще, где, что и печально произнёс.

— Я никогда, никогда, никогда не буду Главным Бухгалтером! Хоть я и умею считать до тысячи двухсот шестидесяти трёх даже без арифмометра. А в километрах – вообще с закрытыми глазами! А всё потому что – еврей и беспартийный.

— Зеев, сын мой, — прожевав печаль, сказал Всевышний, — ты хотел бы стать русским членом ВКП(б)?

— Ну не до такой же степени!

— Дальше, — потребовал продолжения банкета Всевышний.

— Ну, Адонаи, Было бы неплохо играть на скрипке… Москва, Вена, Париж, Житомир!! Как Додик Ойстрах!

— Зеев, Зеев, Зеев, Додик Ойстрах не умеет считать до тысячи двухсот шестидесяти трёх даже без арифмометра!

— Ну не до такой же степени!

— Зеев, сын мой, огласи весь список! — сказал Всевышний и рассмеялся своей шутке.

Зеев прикрыл глаза, вспоминая, чего, что, никогда и не будет.

Не плавал в реке Миссисипи (есть такая река?).

Не открывал Закон Ома (Кто такой?).

Не играл в преферанс с Наполеоном в Крыжополе. Или, наоборот, играл, но в Ташкенте? И далеко ли этот Ташкент от Крыжополя?

Не был первым космонавтом. Потому что космонавтов вообще не было. Да и что делать бухгалтеру в космосе?..

Никогда не пробовал штрёмсик в кляре под маринадом. А как его пробовать, если такового не существует в живой природе?

Никогда, никогда, никогда!!!..

Всевышний проснулся, разбудил Зеева. Зеев проснулся на небе. Небо было безвидно и пусто. Зеев посмотрел вниз. На Землю. Во дворе его дома жена его Рива…

— Зеев, ты уже где завтракать?

— Вейзмир!.. Адонаи!.. Боже ж ты мой!.. Родной мой!..

«Спасибо за все то, что Ты сотворил.

Спасибо за все то, что Ты мне дал.

За свет очей, за одного или двух друзей.

За все, что есть у меня в этом мире.

За льющуюся песню,

за сердце, которое прощает, –

За все, благодаря чему я существую.

Спасибо за все то, что Ты сотворил.

Спасибо за все то, что Ты мне дал.

За смех ребенка,

И за голубизну небес,

За землю,

И горячий дом,

За угол для жилья,

За любящую жену, –

За все, благодаря чему я существую.

Спасибо за все то, что Ты сотворил.

Спасибо за все то, что Ты мне дал.,

За все, благодаря чему я существую.

Спасибо за все то, что Ты сотворил.

Спасибо за все то, что Ты мне дал.

За свет очей, за одного или двух друзей.

За все, что есть у меня в этом мире.

За льющуюся песню,

за сердце, которое прощает…»

 

И Зеев вернулся вниз домой, здоровый, и не таких уж преклонных лет. И взошёл на ложе с женой своей Ривой…

Или не вернулся?… Откуда ж мне знать? А кому?

(Автор С.Фрумович)

 

 

АРЬЕ ЛИБЕНЗОН И ЦЫПА ДЫМШИЦ

Арье Либерзон, еврей семи лет от роду был страстно влюблён в Цыпу Дымшиц, еврейку шести лет. Ну, не так уж чтобы совсем шести, но уж пяти с половиной точно. Ну, для тех, кто хоть чуть-чуть имеет знать за любовь, это то, что этот возраст для любви самое оно у евреев этого возраста. Это я вам говорю. Я сам в возрасте шести лет был страстно влюблён в одну даму тоже около того, и даже нанёс ей поцелуй (страстный! Ой вей!) в парикмахерской на углу Петровского бульвара и Петровки. За другие национальности ничего сказать не могу.

А первое рандеву (для евреев, не знающих французского языка, мне с вас стыдно, «рандеву» это свидание. А для тех, кто не знает русского, мне с вас вообще тьфу, «свидание» это אַ טאָג אין ייִדיש – на идиш, что означает תאריך – на иврите) это – первое рандеву!

И вот они встретились в цырюльне, что на углу Первой и Второй Маккавеев. Не то, что у них было намечено рандеву, а случайно. И Арье Либерзон тут же оказался в неё страстно влюблённым и тут же нанёс ей поцелуй (страстный!) А! Какое совпадение! А! Хе-хе…

Цыпа Дымшиц этим была несколько озадачена этой акцией: её ещё никогда не целовали в цырюльне. И она оказалась в недоумении, что ей делать, что? То ли ответить Арье поцелуем (страстным?), то ли дать ему пощёчину по щеке? А так как она была девочкой невинной, то она дала Арье пощёчину по щеке, а потом, как девочка отзывчивая, нанесла в покрасневшую щёку Арье Либерзона ответное поцелуй (страстный!!!).

И их маме, обе-две, история не сохранила их имена, поняли, что, ах, какая прелесть, мой мальчик – ай-яй-яй – такой мальчик! а моя девочка – ой-йой-йой- какая девочка! А вместе они- ох-хох- хох и ах-хах-хах! И как только вот, так тут же ух-ух-ух! И не говорите! Какая пара!

«…Выйди, любимая, в сад со мной,

Выйди, моя любовь…»

Ах-ах-ах… (Какой сад в нашем местечке?..)

Я с них плачу от радости! А я с них смеюсь…

(Одни евреи от радости смеются, а другие плачут. Странный народ…)

А потом Арье уехал в хедер в Могилёв, а Цыпа в Гомель, учиться швейному делу. Чтобы шить их с Арье детям одежду. А не платить за неё чужим людям, И как только он закончит хедер, а она научится швейному делу, так тут же (смотри выше).

Забыл! Сначала Арье научится шить детям обувь, а не

платить за неё чужим людям. И уж потоооооом: Ай-яй-яй – ой-йой-йой ох-хох- хох и ах-хах-хах! ух-ух-ух! И не говорите! Какая пара! Я с них плачу от радости! И я с них смеюсь… Странный я человек.

А когда случилась война, я уж и не помню, какая, да и какая разница, Арье с Цыпой оказались в разлуке.

Во всех войнах убивают людей. А в паузах насилуют женщин. Вы уже поняли, что и в этой войне, не помню какой, Арье убивал людей, а Цыпу насиловали чужие люди. А своим она и сама раздвигала ноги. Чтобы свои не насиловали чужих женщин…Так что, какая разница, какая война, какая разница?..

Ну, вы, конечно, понимаете, что в конце истории Арье Либензон и Цыпа Дымшиц, должны встретиться, а то, что это за история! Без какого бы то ни было приличного энда. Вейзмир! Стар я для историй с печальным концом…

Так что они встретятся. Но для этого должно пройти время. И оно шло…

И вместе с временем шли войны. Одна, другая, третья война, война, война во все пределы. Сначала здесь, неподалёку, с дальними врагами, потом поближе, со своими, потом опять со своими, но не совсем своими и чуть потом все против всех.

В одной из войн Арье попал в плен, но выжил: он имел курносый нос и блондинистые волосы, а насчет поца, никого из них не интересовало.

А потом он опять воевал. И имел за это медаль.

А потом судьба сложилась так, что следующую войну он закончил у Стены Плача.

Шестидневная…

Судного дня…          

И, родные мои, посчитайте дальше сами, я уже устал считать.

А потом он взял билет на самолёт и полетел… Пилот самолёта из уважения к дряхлому возрасту Арье посадил его на окраине местечка. Которого он не узнал. Вместо уютных домиков, в которых было так тепло жить, высились холодные многооконные каменные поцы. И что характерно, поцы были, а евреев нет. И Арье пошутил сам с собой, типа поцы остались, а евреев обрезали. Разве что его, Арье Либензон, оставили на развод.

И он нашёл перекрёсток Первой и Второй Маккавеев, но цырюльни на углу не было.

Она обнаружилась подалее. Людей в ней не было, кроме… Ну??? Именно так, родные мои. Цыпа Дымшиц сидела в кресле, Она была чудовищно стара и уродлива. Услышав стук двери, она подняла пустые глаза и вроде как узнала Арье. И попыталась встать. Но сил на ешё что-нибудь у неё уже было нет…

И Арье поднял Цыпу и вывел на улицу…

«Ночь надевает свой

Лиловый фрак-покров.

Выйди, любимая, в сад со мной,

Выйди, моя любовь.

Здесь нам вдвоём с тобой

Петь будут соловьи.

Я прошепчу тебе одной

Нежную песнь любви.

Нежно воркует нам

Голубка поутру.

Губы твои как роза в росе,

Что я для себя сорву».

И Цырюльня эта была на углу Третьей и Четвёртой Маккавеев…

 

Ну вот, я же обещал вам хороший хэппи-енд. Ну и вам судить… Одно жалко: деньги, потраченные на обучение швейному делу, были потрчены зря.

(Перевод И.Королев)

 

 

ДА, МОЯ ГОЛУБКА

…Когда на Кинерет пришёл закат, Ханна вернулась с поля, сняла пропотевшую рубаху, вошла в море и сменила жар тела на прохладу моря. Потом осмотрела себя от и до и осталась довольна. Да и вы, если бы осмотрели Ханну, тоже остались бы довольны. Поверьте мне, я знаю.

Ханна жила вместе с маме Наоме. А абы у Ханны не было. То-есть он был, но в прошлом. До посещения хижины амалекитянами. А после этого абы уже не было. И вот же целое время дом существовал без мужчины. Потому-то Ханна и ходила в поле. И если Наоме смирилась с безмужьем, то…

«- Маме, можно помечтать мне?

— Да, моя голубка!

— Маме, можно погулять мне?

— Да, моя голубка!»

И Ханна пошла в Капернаум, где у лавки пекаря Левия встречались люди для покупки хлеба и для других встреч. Потому что других мест для встреч в Капернауме не было. Ну, а так как хлеб нужен был всем, то вот люди тут и встречались и для. И я вот иногда думаю, что, если люди обходились бы без хлеба, то и ничего другого тоже было бы не было быть. (Извините меня, к старости я стал немножко мудрым. Так, для своих.)

«- Маме, он мне обещает…

От меня он просто тает!

Что ему ответить, маме?

— Да, моя голубка!»

…Хава пришла в синагогу, чтобы встретить абе после пасхальной молитвы, потому что в последнее время в Александрии христиане озлобились на язычников и грозили им местью за прошлые гонения, и вон даже растерзали учёную язычницу Гипатию, как будто Гипатия самолично скармливала христиан львам и сжигала их на кострах. А местные обычаи складывались так, что если где кого когда начинают терзать, то продолжают и заканчивают терзать евреев. А что вы хочете? Обычай.

И вот Хава пришла встречать абе в синагогу. Уж как маленькая худенькая Хава могла защитить абе, ни Хава, ни аба, ни маме сказать не могли. А раз они не могли сказать, что вы хочите от меня?

И вот идут себе и идут домой, где их ждёт седер. И маме. Теперь я хочу сказать, что в моём народе, если что дурное может случиться, то оно обязательно случится. И никакая теория вероятностей здесь значения не играет. Недаром Эйнштейн (экснострис!) в неё не верил.

И вот тут и настал тот случай, который не мог не настать. Из-за угла вывернулась компания христиан с претензией на распятие «нашего Христа». И вот-вот готовы найти парочку крестов для распятия Хавы и абе, как будто именно они Христа и распяли. И в это время появляется еврей младых ногтей, но больших размеров. И на нём была короткая туника, а за поясом был большой нож. А под туникой – тоже большой! Ох! И он был настоящий еврейский джентльмен. Вот, уже в пятом веке среди евреев были джентльмены! Он достаёт длинный нож… А не то, что вы подумали.

«- Маме, он красавец парень…

— Да, моя голубка!

— Он колечко мне подарит…

— Да, моя голубка!»

…Мириам сидела на скамеечке около Банка банкиров Аппельбаум, что в Гранаде. А сидела она в этом месте, потому что была дочкой одного из Аппельбаумов. Вообще-то Аппельбаумов был один, Авессалом, но писали его во множественном числе, чтобы показать что Банк богатый и может прокормить несколько Аппельбаумов. Не считая маме Симхи и Мириам.

И вот видит она, что в банк идёт молодой еврей в пейсах до пояса и книгой подмышкой. Которую он и читает. И Мириам очень удивилась, как можно читать книгу подмышкой? А вот он, видишь, её читал! Во всяком случае, так решила Мириам. И увидев Мириам, он перевернул в книге подмышкой страницы и прочёл:

«Ты прекрасна возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской»

«- Он красив, высок, всё знает,

И умом своим блистает,

Что ему ответить, маме?

— Да, моя голубка!»

…Серафима возвращалась с колодца домой. И было это в местечке Городец. И навстречу шел неизвестный ей еврей. И был он не из местных евреев. Не абориген. Иначе Серафима его бы знала. Не то, чтобы она знала всех евреев Городца. Нет. Но такого еврея в местечке она бы обязательно знала. Этот еврей был восхитительно уродлив. Не могу даже сказать, что именно в нём было уродливо. Особенно всё! Ах, как уродливо было его тело. Уродливей тела были только ноги еврея, если не считать рук. Ах, что это были за руки! Именно о таких руках гои говорят: «Из жопы растут».»

Но самыми уродливыми были глаза. Даже странно, как на человеке могут жить такие глаза. Их было один. Но смотрел этот глаз внутрь.

И на Серафиму! И от этого взгляда Серафима выронила ведра.

«- Он в меня влюблён, маме,

Тоже… влюблена я,

Маме, что сказать ты можешь?

— В добрый час, голубка!»

 

Иоанна, Саломея, Сусанна, Тойбе, Тамар…………………………………………..

«- Маме, будь со мной, когда я,

Под венец святой ступая,

Что же будет, я не знаю…

— В добрый час, голубка!»

          Мазел тов, мейделе!

…………………………………………………………………….

«- Матушка, матушка, за столы садятся,

Сударыня матушка, за столы садятся!

— Дитятко милое, я тебя не выдам!

Матушка, матушка, спрячь меня!

— Матушка, матушка, образа снимают,

Сударыня матушка… Меня благословляют…

— Дитятко милое, господь с тобою!..»

 

(Перевод?)

 

Окончание следует…

Нет комментариев

Оставить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

-->

СВЯЗАТЬСЯ С НАМИ

Вы можете отправить нам свои посты и статьи, если хотите стать нашими авторами

Sending

Введите данные:

или    

Forgot your details?

Create Account

X