Странный мальчик

Мамы нету….

День клонился к закату; и чём ниже солнце опускалось к горизонту, тем Володе становилось тоскливее. Он никак не мог выразить своё состояние даже самому себе, ведь ему было всего четыре года. Наверное, он ещё не знал таких слов, которыми можно было объяснить свою грусть.

Его семья состояла из пяти человек, он сам, его мама Полина Алексеевна, старший брат Шура, который был намного старше Володи – ему было уже семнадцать лет. Второй брат Лёня был на два года младше Шуры, ему шёл пятнадцатый год. Третьему брату Яше, было тринадцать лет. Несмотря на свой семнадцатилетний возраст, Шура у них в семье был непререкаемым авторитетом, конечно после мамы. Такое авторитетное положение, никаких благ старшему брату не давало, скорее наоборот, ему приходилось отвечать за всё то – за, что обычно отвечают в семье взрослые мужики. Он, с братьями ездил в лес за дровами, заготавливал сено, и вообще ремонтировал дома всё, что ломалось. Приехав из леса, Шура с важным видом лез в карман и доставал из него тряпочку, в которой был завёрнут кусочек хлеба. При этом он говорил:

– Володя, тебе зайчик из леса послал гостинец.

Вовка понимал, что никакой зайчик ничего ему не посылал, но старательно делал вид, что верит этому. Однако промёрзлый кусочек хлеба был вкусным, как настоящий гостинец и Володя его с удовольствием сгрызал.

Сегодня день был воскресный, потому, что Лёня и Яша были с самого утра дома, а не в школе. Мама работала дояркой и могла приходить домой только на обед, а когда ей выпадало дежурство на ферме, то она и на обед не приходила. Выходных у неё тоже не было. Сегодня, как раз был день её дежурства, она ушла на работу, когда ещё было темно на дворе, и Вовка знал, что вернётся она с работы тоже в потёмках. Шура был тоже на работе, он уже работал трактористом, хотя никогда на тракториста и не учился. Он овладел этой профессией, так – самоуком. Володя всегда ждал своего старшего брата, с работы, потому, что Шура очень часто привозил ему с работы маленький кулёчек конфет-подушечек. Конфет было в этом кулёчке, наверное, граммов пятьдесят, но Вовке казалось, что слаще тех конфеток ничего и быть не может.

Вовка заметил, что его брат Яшка делает какую-то деревянную штуковину, но подходить к нему не стал. Он знал, что если он будет находиться рядом с мастером, то обязательно последуют просьбы – то принеси, здесь подержи, а он этого не любил. Володя подсел к Лёне, тот читал какую-то книгу и тоже на Вову не обращал внимания. Малыш посидел с ним рядом некоторое время, а потом тоже взял книгу и начал читать. В своём дошкольном возрасте, он конечно не умел читать, но держал развёрнутую книгу перед глазами и усердно шевелил губами. Он не увидел, как братья переглянулись, а затем громким шёпотом начали говорить – «Тише, тише – Вовка читает». Малыш понял, что братья просто подшучивают над ним, от этого его тоска и грусть только усилились. Он, ещё походил некоторое время по дому, а потом не выдержал своего тоскливого состояния; забрался на кровать с ногами, встал на колени, и уткнувшись головой в подушку горько заплакал. Он и сам не понимал, почему плачет. Его старшие братья оставили свои занятия и начали его успокаивать, они наперебой говорили: «Вовка, в чём дело, кто тебя обидел», и «Чего ты хочешь, может кушать?». Кушать он не хотел и расплакался ещё громче. А потом помимо его воли, сквозь горестные рыдания у него вырвалось – «Мамиии…нетууу!». Братья поняли, что в этом случае они ничем помочь своему младшем братишке не могли, а Володя поплакал, поплакал и заснул.

Потом сквозь сон, он чувствовал, как кто-то большой и ласковый целовал его в заплаканные глаза и щёки. Его накрыла тёплая и всеобъемлющая волна полного счастья, он спал и улыбался во сне, и только тихо одними губами смог прошептать ма-ма, ма…

Родовое гнездо

Что такое землянка и как она строилась, требует отдельного описания; наверное, она не один раз спасала людей в лихолетье. Военное и послевоенное прошлое российских немцев прошло в землянках, у всех без исключения. Выбиралось место на сухом бугорке, и на нём выкапывалась яма размером шесть метров на три. В глубину копали метр, а по краям периметра этой ямы выкладывались стены из дёрна, который местные старожилы называли пластами. Кровля изготавливалась просто; посередине, вдоль строения укладывалась матица, а на матицу со стен прокидывали жерди. Всё это сооружение покрывалось хворостом, потом хворост застилали пластами дёрна. Получался домик в одно-два оконца, стоящий на один метр в земле и на один метр над поверхностью земли.

Снаружи высота стен была метр, внутри стены получались высотой в два метра, под матицей было два с половиной. После того, как была сделана кровля, начиналась лёгкая работа. Около домика, выкапывали круглую яму, убирая слой чернозёма, обнажившуюся глину вскапывали, а затем по деревне собирали конский навоз и кидали его в эту круглую яму, перемешивая с глиной. После этой процедуры, начиналась самая интересная работа для детей – топтание глины. В яму наливалась вода, все разувались и голыми ногами перемешивали глиняно-навозную массу. Через час топтания, глина вперемешку с навозом была готова для работы. Всё построенное сооружение обмазывалось этой глиной. Обмазывалось всё полностью, так, что домик становился, как вылепленная из глины игрушка, затем это произведение белилось известью, только пол оставался не белёным. Удивительно, но некоторым землянкам, люди умудрялись придавать вполне пристойный вид.

В такой землянке, Вовка родился и рос пять лет. Нужно сказать, что половина Омской области и Казахстана в пятидесятых годах 20 века жили именно в таких землянках. Бог наградил их семейство красивой фамилией – Глюк, что в переводе с немецкого языка обозначало счастье, но на данном этапе жизни эта фамилия звучала, несколько иронично.

Мальчик спал со своей мамой, на железной самодельной кровати, стоявшей в углу землянки. Основу кровати составлял настил из кривых, завернувшихся пропеллером осиновых досок. На этих досках лежал коричневый матрац, набитый соломой. Солому для матраца, Вовка с матерью воровали в колхозе, один раз в неделю, она за такое время, как раз слёживалась до твёрдости и толщины циновки. Тогда сквозь него чувствовалась каждая извилина кривых досок. Трое его старших братьев спали на глиняном полу, укрывшись тем, что находили в доме, а найти можно было только свою и материнскую одежду.

Питалась семья в основном припасами, которые маме удавалось украсть на работе; она работала дояркой, а коровам давали не только сено, но и жмых, картошку, отруби – эти лакомства мать приносила с работы своим детям. Жмых, это прессованные пластины льняного или подсолнечного семени, они оставались от выработки постного масла и шли в корм скоту. Мама пришила к своей юбке с внутренней стороны, специальный большой карман, в котором она тайно приносила эти припасы. А печёная в печке на углях картошка, была настоящим лакомством. По весне вырастали щавель, лебеда, крапива, это всё шло в пищу. Мальчишки разоряли грачовники, сорочьи и воробьиные гнёзда.

Нельзя сказать, что Вовкино семейство жило намного хуже других, бедно в послевоенное время жили в деревне все, но особенно бедно жили немцы. Если бы колхозники не воровали себе на пропитание, все подохли бы с голоду. Именно подохли, так без кавычек и надо говорить это слово, применительно к тому времени. К скоту власти относились лучше, чем к деревенскому народу. Сейчас очень много написано о сталинских лагерях, как в них тяжело работали за пайку хлеба, но деревенский народ в лагеря сажали очень мало, только для острастки, может быть одного или двух на всё село. В лагере человеку нужно давать какую-никакую, но пайку, а в деревне её не давали, хотя работы требовали не меньше чем в лагерях за колючей проволокой.

Это звучит странно, но несмотря на своё голодное детство Вовка, почему-то никогда не чувствовал себя бедным, ни маленьким, ни потом, когда стал взрослым.

Солнечная радость

Самое первое воспоминание о себе было у Вовочки, конечно, осознанием самого себя, «я и всё остальное», хотя это остальное было ещё крошечным, всего-то на расстоянии слышимости голоса мамы. Его вывели на улицу, чтобы он шёл своими ногами, в первый раз. Сначала была длинная зима, со снегами и морозами за мутным окошечком их землянки. С ветрами, которые выли и страшно свистели в печной вьюшке.

И вот он ступил в иной мир; полный солнца, небесной синевы, стрекотания зелёных кузнечиков и щебета пташек, в котором солнце пропитывало всё вокруг так, что казалось, – золотой свет можно потрогать руками. Да что там потрогать, мальчику казалось, что только стоит вскинуть руки, и он поплывёт по растворённому золоту солнца куда угодно, хоть в небесную высь. Рядом с ним была мама, которую он ни на один миг не терял из поля своего внимания, и один из его старших братьев, Яша. Немного в стороне, на полянке с зелёной травкой, были ещё люди, и даже играли дети, но мальчик их не воспринимал, как своих. Они были чужие и совершенно абстрактные.

Тем не менее, покачавшись на ножках, Вовка осторожно, с большой робостью начал продвигаться в сторону детей. Продвигался, но через каждые два шага оглядывался – здесь ли его мама, не потерялась ли? Ребятишек было двое или трое, они весело возились в траве, а потом, остановившись, о чём-то лопотали между собой. Поговорив на своём совершенно непонятном языке, они снова продолжали свою возню. Володя постоял около детей, а потом тоже включился в весёлую забаву. Игра была простой, нужно было просто упасть на травку и переворачиваться на ней, или просто ползать; при этом можно было кричать и громко смеяться, лишь бы было весело.

Потом мальчишке эта забава надоела, и он пошёл в сторону мамы. Володя уже успел соскучиться, да и молочка уже пора было попить из тёплой маминой тити. Проходя мимо мальчика, с которым только что играл на траве, Вова увидел у него в руках игрушечную гармонику. Эта игрушка малышу так понравилась, что он к ней потянулся обеими руками и вцепился в неё, но мальчик крепко держал гармошечку, и отдавать её не собирался. Это вызвало у Володи большое недоумение – он ещё не был посвящён в то, что большинство вещей в жизненной прозе делится на «моё и чужое». Володя уже хотел укусить жадного владельца чудесной игрушки, но здесь в детское выяснение отношений вмешался его старший брат Яша. Он убедил братца оставить игрушку хозяину, видимо, и что такое собственность, как мог, разъяснил. На этом месте воспоминания о своём первом дне на улице у Вовки обрываются, отложившись в памяти навсегда.

Затем был вечер, в землянке собралась вся семья, то есть, мама и три Вовкиных брата. Если маме мальчик доверял полностью и безоговорочно, то к братьям относился с некоторой настороженностью; они были намного старше, и ждать от них можно было чего угодно. Вот и в этот вечер они затеяли против Володи каверзу – они решили, что он уже большой и ему должно быть стыдно сосать титю. Братья заговорили наперебой: «Вовка, тебе уже скоро три года будет, а ты всё титьку сосёшь». Поначалу эти слова малыша насторожили, но мама разговор не поддержала, она улыбалась, глядя, как её сыночек, посапывая, тихо сосал свою титю. Значит, всё было нормально, значит, мама ничего у него отнимать не собиралась, и Володя заснул. Дневные впечатления утомили его, и он спал часа два, а когда проснулся, за окошечком уже темнело. Мама с братьями сидели за столом и кушали картошку, макая её в постное масло, и при этом что-то весело обсуждали. За время своего сна Вовка успел проголодаться и, подбежав к маме, без раздумий залез на её коленки и немедля стал искать титю. Он однозначно считал эту часть маминого тела своей собственностью. Мама, как-то весело поглядывая на него, достала грудь – весь сосок и коричневый кружочек вокруг соска были чёрными от сажи. Володя понял, что это его братья расстарались, и сердито на них посмотрел, а потом без раздумий стёр сажу с маминой груди и принялся кушать. Так Вова и кушал молоко из материнской груди до трёх лет, пока не научился есть всё то, чем питалось их семейство.

Хорошо, что у его мамы была такая грудь, всегда полная тёплого и вкусного молочка. Иначе, чем бы Володя питался в своём беззубом младенчестве? Коровы у их семьи не было, кашку тоже не из чего было варить. Да, что там говорить, даже хлеб был на столе не каждый день. Другие женщины в деревне при выкармливании младенцев использовали жёвки: слово это сейчас не всем понятно, но через эти жёвки прошло большинство теперь уже старшего поколения в нашей стране. Делались они очень просто: кто был беднее, нажёвывали хлеб, а более обеспеченные люди использовали пряники. Хлеб, или пряник, хорошо прожёвывался, а затем получившуюся массу клали в марлю и делали из неё подобие соски. Затем её давали младенцу, и он часа за два высасывал её, одна пустая марля оставалась во рту. Так питались детишки, если у матери было мало молока. Мама кормила Володю грудью до трёх лет, и, слава Богу, молока у неё было в избытке.

Вовка подрастал, и его кругозор расширялся. Мама у него была набожной женщиной, да и на кого ей можно было надеяться; без мужа, с четырьмя детьми на руках? Только на Бога. Она не только молилась сама, но и Вовку начала приобщать к вере. От неё он узнал, что где-то там, далеко, существует рай, в котором живут Бог и ангелы. Райские кущи по представлению мальчика были именно тем золотистым днём, когда он впервые вышел босыми ногами на лужайку около своего дома. Он вполне допускал, что в той его самой первой золотой реалии не только присутствовал Бог, но и вполне могли летать ангелы.

Шло время, мальчик вырос, он стал вполне взрослым и серьёзным человеком. Как всегда бывает в жизни у взрослых людей, у него были взлёты и падения, но когда ему становилось особенно плохо, он вспоминал тот первый золотой день своего детства, и снова можно было жить.

Знакомство с поросёнком.

Когда Володина мама была на работе, присматривать за малышом входило в обязанности брата Яши. Он был старше Володи на девять лет, следовательно, в описываемое время ему было не больше двенадцати лет. Однажды, оставшись за няньку, он пошёл вместе с Вовкой к своему другу Ваське Кондрашову, который жил недалеко от их землянки, но уже на окраине деревни. Васька тоже нянчил своего младшего братишку. Наверное, Володя попал во двор Кондрашовых впервые, он сидел на зелёной травке и с интересом изучал пространство двора, казавшееся ему огромным.

Здесь было много интересного, по двору гуляли куры, они постоянно произносили своё «каа-каа» и, время от времени, что-то клевали в траве. Здесь же с важным видом расхаживал петух, было видно, что он считает себя полным хозяином двора. Иногда он находил, что-то съедобное; тогда он становился в горделивую позу, его гребень наливался кровью, и он громко и часто начинал квохтать «ко-ко-ко!». На его призыв курицы со всего двора бежали к нему, распушив хвосты и крылья. Курицы быстренько склёвывали то, что нашёл петух, и потихоньку снова разбредались по двору. Петушиное «ко-ко-ко» время от времени повторялось, и курицы всякий раз бежали на призыв. Это очень насмешило Володю, он даже попытался передразнивать петуха, но увидев, как петушок грозно посмотрел на него красным глазом – притих. Вдруг забор, у которого сидел Володя, зашевелился, и из-под него с сопением и хрюканьем во двор пролезла огромная свинья. Вовка весь сжался внутри себя и сидел, затаив дыхание, он струсил и даже заплакать побоялся. Свинья спокойно подошла к нему и начала его обнюхивать с дружелюбным похрюкиванием. Слушая это «хрю-хрю», Вовка как-то сразу осмелел и хотел схватить её за розовый пятачок, но свинья, всё так же дружелюбно покряхтывая, удалилась. Мальчик хотел пойти за ней, но потом передумал – мало ли чего. Вовка лёг на травку и начал разглядывать облака, которые плыли по небу; многие из них были похожи на ушедшую свинью, и это обстоятельство очень рассмешило его, он звонко засмеялся. Всю эту дворовую живность трёхлетний мальчик увидел впервые. Дома у них из животных была только собака по кличке Кукла.

Старшие братья, которые должны были присматривать за ними, где-то заигрались и совершенно забыли про свои обязанности нянек, а двое малышей, представленных самим себе, вскоре заснули в мягкой траве. Проснулся Вовочка от ночной свежести, на дворе была весна, и ночи были ещё прохладными. Он впервые оказался на ночной улице один; он некоторое время сидел на мягкой траве и осмысливал своё местонахождение. Первым его желанием после сна было заплакать, но плакать было не перед кем, и он отвлёкся. Перед его глазами простирался необъятный небесный мир, в котором сверкало множество ярких звёздочек, а на краю небосклона светила огромная луна, похожая на желток яйца в сковородке. Вовке очень захотелось домой, он робко вышел за ворота чужой ограды и огляделся. Ночь была наполнена звуками – стрекотали кузнечики, где-то в темноте перекликались две птички, с другой окраины села слышалось сытое и тёплое мычание коров. Очень далеко за селом еле слышно тарахтел трактор. Вдруг, в мирное ночное разноголосье вплелись новые звуки – «кба-кба-кба!», эти звуки были мальчишке совершенно незнакомыми. Наверное, поэтому они были такими страшными – мальчик не знал, что это за звуки, и кто их производит. В них, сконцентрировался не только страх малыша, но и то, что он был на ночной улице один, и то, что его мама была где-то далеко на своей работе. Страх погнал его вперёд, он опрометью бросился бежать домой. Вначале он бежал молча, но страх нарастал, а затем вырвался из него наружу громкими воплями и криком: «Волки, волки!». С этим он ворвался в свою землянку, огорошив старших братьев Лёньку и Шурку. Они почти в один голос, спросили мальчугана:

– Волки, какие там ещё волки?
– Там, там, на улице, они воют! – пролепетал малыш, заикаясь от рыданий и размазывая слёзы по своей испуганной рожице. Старший брат Шура сказал:
– А ну, пойдём, посмотрим, какие там ещё волки завелись.

Все трое вышли на ночную улицу и внимательно прислушались: из-за деревенских огородов раздавалось громкое кваканье лягушек «кба-кба-кба!», и опять – «кба-кба-кба!». Володя, захлёбываясь от волнения, сдавленным голосом произнёс:
– Вот, вот! Слышите! Это они, волки!

Над мальчишкой потешались не только в этот вечер, над ним ещё долго смеялись все домашние, включая и Яшку, хотя всё случилось из-за него.

Отдай нам Володю…

Когда Володе было уже пять лет, однажды, ближе к вечеру, к ним в землянку пришли гости: тётя Маруся и дядя Коля Нижниковы. Они были нарядно одеты, то есть, дядя Коля был в начищенных сапогах, а тётя Маруся была в накинутом на плечи красивом полушалке. Оба гостя были какими-то торжественными и очень вежливыми. Они даже постучали в дверь, когда пришли, чего не делал никто и никогда в деревне. Мама заметалась по землянке в поисках сидений для гостей, да и вообще была очень смущена. Гости в их доме были большой редкостью. Дядя Коля помялся, а затем выставил на стол бутылку вина и узелок с закусками. Детям наособицу был вручён кулёк с конфетами-подушечками. В те времена бумажный кулёк был эквивалентом современного целлофанового пакета. Взрослые расселись, мама тоже выставила на стол какую-то снедь, конечно, самую простую.

Дядя Коля откупорил бутылку вина и разлил содержимое по стаканам. Гости и мама выпили по глотку вина и начали разговаривать. Нужно заметить, когда пришли гости, мама незаметно мигнула старшим мальчишкам, и они ушли на улицу. Вовка же каким-то образом умел растворяться в доме, когда приходили взрослые. Когда к маме приходили подруги, он забивался в уголок с какой-либо игрушкой и, как будто, был занят ею всецело. На самом же деле Володя был весь внимание, он очень любил слушать разговоры взрослых. Когда мама и гости выпили по второй, тётя Маруся заговорила с мамой. Она начала издалека: Какие сейчас тяжёлые времена, как трудно прокормить детей и как в магазине всё дорого. Мама изредка поддакивала ей, но смотрела вопросительно на гостью. Дядя Коля тоже вставил несколько слов о видах на урожай, о том, сколько килограммов зерна ожидается нынче на трудодень, и почём на базаре будет продаваться картошка. Потом разговор опять повела тётя Маруся, судя по её торжественному виду, она подошла к главному вопросу. Женщина начала говорить уже конкретно, без обиняков. Она сказала маме:

– Полина у тебя четверо детей, и мы видим, как тебе трудно их тянуть. Конечно, твои старшенькие уже помощники тебе, они все летом в колхозе работают; ничего не скажу: ребята молодцы.

Мама тоже вставили своё слово, она ещё не понимала, к чему ведётся весь этот разговор. Полина Алексеевна сказала:

– Да, конечно, они у меня молодцы, хоть и тяжеловато нам, но они стараются, как могут.

Тётя Маруся слушала маму в пол-уха и говорила своё, перемежая слова присказками и поговорками.

– Шуре твоему хоть и семнадцать лет, а наравне с мужиками работает, Лёня у тебя вообще в школе отличник, учителя нахвалиться не могут на него. Ёся ещё малой, но тоже работает всё лето.

Выпили ещё вина, снова поговорили о всяких колхозных новостях, а потом тётя Маруся приступила к главной теме, для чего они с мужем, собственно, и пришли в гости. Тётя Маруся начала говорить тихим и задушевным голосом:

– Ты знаешь, Полина, нам Бог детей не даёт уж, как я только не молила его, дня не проходит без молитвы моей к Богу. Я уж в тот выходной и в церковь ездила свечку Боженьке поставить. И к бабкам всяким хожу, всё бесполезно, видно прогневила я Господа нашего. Мы вот с Колей посоветовались и решили к тебе обратиться. Помоги нам за-ради Христа, отдай нам своего Володю на воспитание. Тебе, Полина очень тяжело с четырьмя детьми выкручиваться, а так всё облегченье тебе будет.

Только тётя Маруся произнесла эти слова, как мама резко встала из-за стола и сказала, как отрезала:

– Нет, я своего ребёнка никому не отдам, даже не просите. Если он вам нравится, пусть ходит к вам в гости. Может даже иногда и ночевать его оставите, но навсегда я его вам не отдам. Времена хуже были, но мы выжили, а теперь и подавно не пропадём. Я тебя понимаю Маруся, но и ты меня пойми. Как можно свою кровиночку отдать? Нет и нет.

Потом мама вообще расплакалась. Гости засуетились и начали быстренько собираться домой, дядя Коля сказал:

–Ты прости нас, Полина, мы ведь по-доброму хотели с тобой поговорить. Не обижайся на нас, а Володя пусть к нам приходит, мы будем ему в любое время рады.

Вовка, действительно, иногда пробегая по своим ребячьим делам мимо Нижниковых, заходил к ним в гости, и даже пару раз ночевал. О том, что Нижниковы просили у мамы Вовку, дома никогда не вспоминали. К слову сказать, тётя Маруся, наверное, очень усердно молила Бога и через пять лет у Нижниковых родилась дочка.

Яблочко румяное

Однажды мама достала из сундука старое полотенце и отрезала от него половину. Вовка заинтересовался тем, что она хочет сделать. Мама торжественно объявила малышу, что будет шить ему мешочек для подарков на Новый год. Надо же! Вовка совсем забыл, что наступают новогодние праздники. В те времена было принято выдавать детям новогодние подарки в мешочках, которые родители шили сами. Каждая мама старалась изготовить свой мешочек нарядным и красивым, некоторые были даже с вышивкой. Мешочек был пошит, подписан химическим карандашом и сдан в школу. Именно школа занималась новогодней ёлкой и подарками детям. Вовка томился в ожидании праздника и дождался!

Новогодний утренник наступил, дети и их родители потянулись в школу. Нет смысла описывать эту новогоднюю ёлку, они все одинаковы во все времена. Володе врезалось в память, как он стоял на столе и одно за другим рассказывал стихотворения, а вокруг были восторженные улыбающиеся лица девочек постарше его. Стишков в детстве он знал много. Наконец ему был вручен знакомый мешочек с подарком. И ещё за рассказанные стишки набралось почти столько же. Мать стояла с ним рядом, лицо её светилось гордостью и радостью за него. Потом водили хоровод вокруг ёлки, но это уже была формальность. С вручением подарков праздник закончился; народ начал разбредаться по домам.

Дома Вовка еле успел раздеться и сразу же приступил к исследованию содержимого мешочка. В нём лежали печенье, пряники и конфеты, но в этот Новый год в мешочке ещё было румяное яблоко! В Омской области, где он жил, настоящие яблоки не растут, только кислицы. Вовка отложил в сторону свой подарок со сладостями и начал делить яблоко на всех, мама всегда так делала. Он честно разрезал яблоко на пять частей; маме, трём братьям и себе. Когда он начал предлагать дольки яблока своему семейству, все отказались. Старший брат даже сморщился, так он не любил яблоки. Лёнька сказал, что вообще не любит фруктов. Само собой, мама тоже отказалась от своей дольки яблочка, и только Яшка откусил немного от предложенной дольки. Володя был озадачен: как же так, он угощал всех своим яблоком, но никому оно не нравилось. Он ел яблоко и думал про себя: «Вот взрослые, а ничего не понимают, ведь яблоко такое вкусное». Малыш с чистой совестью съел все дольки. Он искренне верил, что маме и его старшим братьям действительно не нравились яблоки. Но почему-то он на всю жизнь запомнил этот случай.

Красный флажок в белый горошек

Наверное, лет пять было в то время Вовке, и можно сказать, что был он путешественником, но путешествовал мальчуган, конечно в пределах своей деревни. Да и не путешественником он был, в полном понимании этого слова, а, скорее, исследователем, человеку в пять лет всё интересно. Это были экспедиции, которые мальчик предпринимал с целью удовлетворения своего любопытства. Конечно, Вовка не думал: «А, вот, я пойду и что-то там исследую». Всё было гораздо проще и прозаичнее, он проходил один дом или сарай, а за ними открывалось нечто другое и тоже интересное; он шёл дальше, а там опять открывалось, что-то новое. Володя познавал мир, а мир этот был огромным и бесконечным, и во все закоулки этого мира нужно было вникнуть и постараться понять: что там, да как устроено. Всё это происходило само собой и складывалось из множества обстоятельств, которые от мальчика никак не зависели.

Володя жил в большой семье, кроме него в их домике жило ещё три его старших брата и, конечно, мама. По вечерам братья были дома и жилище семьи было наполнено их деятельностью. Кроме того, что каждый член семейства имел какие-то свои интересы и увлечения, у них были и дела общие. Часто в сферу деятельности братьев вовлекался и Вовка, хотя его участие ограничивалась простыми просьбами братьев: «Это подай, это принеси». Поздно вечером с работы приходила мама, тогда вся жизнь семьи начинала вращаться вокруг неё, она становилась центром семейной жизни. Старшие братья уже работали и рассказывали маме о своих рабочих делах, часто в деталях и с подробностями. Вовке это было не интересно, но другое дело, когда очередь доходила до брата Яшки, он ещё учился в школе и, как понимал Володя, учился он плохо. На вопросы мамы о его школьных делах и оценках, Яша потуплял глаза в пол и очень невнятно что-то бубнил, но мама не успокаивалась; она приступала к нему с вопросами конкретными:

– Что ты получил по-русскому?!

Здесь уж ученику некуда было деваться, от него следовал унылый ответ:

– Коу…

В переводе с его языка на язык понятный, это значило, что по русскому языку он получил «кол», то есть, единицу. Примерно такие же ответы у него были и об оценках по другим предметам. Эти разбирательство мамы с его учёбой заканчивались для Яшки хорошей трёпкой. В продолжение экзекуции Вовка стоял рядом с мамой, а весь его вид излучал возмущение. Он всем своим естеством показывал, что он-то, уж точно, такого никогда не допустит в своей учёбе, когда пойдёт в школу. Старшие братья тихо подсмеивались, над незадачливым Яшкой. В общем, можно сказать, что по вечерам маленький домик их семьи был наполнен жизнью, и скучать вечерами Володе не приходилось. Совсем другое дело по утрам. Когда мальчишка просыпался, их жилище было пустым, мама со старшими братьями были уже на работе, а многострадальный Яшка был на своей школьной каторге. Просто так находится дома одному было скучно, в нём уж давно было всё привычным и изученным.

Совсем другое дело улица, это слово в деревне не подразумевало конкретно какую-то улицу. Если кто-то говорил: пойду на улицу, имелось в виду всё, что угодно вне дома, и улица в том числе. Конечно, чаще всего Володя любил ходить на колхозную ферму, ведь там дояркой работала его мама. Он проходил через большие ворота коровника и сразу же видел коров, стоявших в стойлах, которые тянулись двумя рядами до самого конца фермы. Он заходил в бытовку, там находилась мама и ещё несколько доярок. Время было послевоенное, тогда детей рожали очень мало, поэтому доярки начинали тормошить и тискать мальчика со всех сторон. Потом женщины несколько успокаивались, а какая-нибудь из них находила у себя в кармане конфетку. Конечно, она тут же угощала Вовку этой сладостью и, хотя конфета была обычной подушечкой, но все же очень сладкой. Сначала, когда Вовка брал конфетку в рот, она была шершавенькой, но через минутку – другую мальчик ощущал во рту её скользкие леденечные бочка. Наконец, и бочка истончались, и на языке у Володи яблочным вкусом растекалось повидло, сладкое, со слабой кислинкой. Вот такими необычными они были в детстве, эти обычные подушечки.

Наконец, мальчику надоедала женская возня вокруг него. Володя шёл на конюшню, в отличие от коровника, это было заведение совсем другого плана, даже запах здесь был другой. Здесь было царство мужчин, конюхов, обихаживавших лошадей, и работали на лошадях тоже мужики. Здесь пахло лошадиным навозом и потом, дёгтем и колёсной мазью, лошади стояли в стойлах и хрумкали свой овёс из кормушек. Вовка ступал осторожно по проходу в середине конюшни, с двух сторон к этому проходу находились крупы лошадей. Мальчик побаивался, вдруг его лягнёт какая-нибудь лошадка, но, превозмогая страх, он шёл дальше; туда, где в конюшне было самое интересное место – клетка с жеребцом. Это место было очень интересным и страшноватым. В клетке находился жеребец-производитель, он яростно фыркал, да так, что брызги летели в разные стороны. Конь храпел, бил передней ногой по полу своей загородки и грыз дощатое стойло. Мальчик смотрел и смотрел на этого красавца, пока конюх дядя Митя не выпроваживал его из конюшни. Он объяснял Володе, что жеребец волнуется, чуя запах постороннего человека, а если он сильно разволнуется, то может и клетку свою разбить копытами. Вовка этому верил; такой норовистый конь, точно, мог разнести в щепки любую клетку, даже железную. Выйдя из конюшни, Володя шёл к загону с лошадями. Это был большой прямоугольный участок земли, который был обнесён высоким забором из жердей.

Когда парнишка подошёл к загону, то увидел, что на заборе гроздьями висели и сидели мальчишки, они частенько приходили сюда сразу после школы, а то и вместо школы. Подростки ничего не делали, они просто сидели и переговаривались друг с другом на лошадиные темы. Ребятам очень нравились лошади, они могли любоваться ими бесконечно, часто забывая про еду. Для них это был своего рода и цирк, и театр одновременно. У Володи было другое увлечение, по его представлениям с этим вообще ничего даже сравниться не могло. Это была железная дорога и едущие по ней паровозы, вот уж было зрелище, так зрелище! В полукилометре от его Покровки проходили железнодорожные пути, здесь же находился железнодорожный переезд и будка смотрителя. Когда приближался поезд, смотритель выходил из своей будки, громко дудел в железный рожок, а потом из сумки, висевшей на его боку, доставал флажок и протягивал его вертикально в сторону поезда.

Вовка стоял рядом, как заворожённый; в отличие от смотрителя, мальчик встречал не поезд – он встречал паровоз. Вот это была силища, это была настоящая мощь! Паровоз на расстоянии казался не очень большим, но по мере приближения его тело увеличивалось стремительно, пока он вблизи не превращался в настоящую громадину, исходившую дымом и горячим паром. А если он ещё и гудок подавал, то это была настоящая фантастика! Было что-то неуловимо общее между железным паровозом и живым жеребцом на конюшне, в них обоих была благородная красота. Конечно, Володя не завидовал смотрителю полустанка, который встречал поезда, выставляя перед собой сигнальный флажок, но ему очень хотелось так же встречать флажком паровозы. Поезд проходил, смотритель прятал свой флажок в сумку и удалялся в будку. Иногда он приглашал мальчишку в свои «апартаменты» попить с ним чаю.

В будке не было ничего интересного, разве только телефон, эту штуковину мальчик видел впервые. Смотритель, его звали дядя Толя, даже давал Вове послушать трубку этого аппарата, в ней что-то тихо жужжало. На белой стене висели плакаты, а в углу будки стояли лопаты, метла и один лом. На табуретке стояло ведро с водой, а на столе блестел чайник и два стакана. Вот и всё, что было в будке. Следующий поезд приходил ещё не скоро, и Вовка шёл домой. Однажды вечером, когда с работы пришла мама, он начал всячески её уговаривать сделать ему красный флажок. Эти уговоры начались уже давно и повторялись ежедневно уже около месяца. Сегодня Володя ещё раз очень долго и убедительно объяснял маме, для чего ему был нужен этот флажок. В общем, Вовка в тот вечер канючил особенно долго и, наконец-то, мама отозвалась. Как Володя и просил, флажок был красный и на деревянной рукояточке. Только красное поле флажка было усыпано белыми горошинами. Конечно, Володя расстроился от этого и чуть не расплакался, но мама сказала, что ему ещё повезло, хоть такая материя нашлась.

Когда мама уложила его спать, Володя спрятал своё сокровище под подушку и долго не мог заснуть. Он несколько раз доставал свой флажок, разглаживал его, а потом просто засунул руку с ним под подушку и заснул. Во сне ему снились железнодорожные составы, лошади и паровозы. На другой день первая его мысль была о флажке. Он был дома один, поэтому громко крикнул: «Ура! У меня есть флажок!». Вова достал своё сокровище из-под подушки и внимательно оглядел его. Наконец-то у него есть флажок, и он пойдёт сегодня с ним встречать свой паровоз. Мамы дома уже не было, она ушла на работу, а на столе под полотенцем стояла тарелка пшённой каши. Володя наскоро проглотил несколько ложек, оделся и направился на железнодорожный разъезд. Дядя Толя был на месте, он как раз подметал шпалы, которыми был выстелен переезд через железную дорогу. Наконец его занятие ему надоело, он прислонил метлу к шлагбауму, посмотрел на часы и сказал:

– Ну, Володя! Сейчас придёт твой паровоз, слышишь, он уже свистит на ближнем полустанке?

Вовка ничего не слышал, но флажок приготовил; вскоре в бесконечной железнодорожной перспективе появился крошечный паровозик. Он увеличивался и увеличивался в размерах, пока не начал с грохотом и колёсным лязгом проносится мимо мальчика, который в вытянутой руке крепко держал свой флажок в горошек. Краем глаза Вовка заметил в паровозном окне улыбавшегося машиниста.

Продолжение слкедует…