История об изучении родственных языков, это почти всегда, в первую очередь, история о ложных друзьях переводчика. Так было и у меня. Чешский впервые заинтересовал меня в 1994 году, когда еще школьником я поехал в Прагу. Знаний тогда, конечно, не появилось, разве что мне объяснили главный любимый «русский» прикол в чешском: слово Pozor имеет всего лишь значение «внимание».
Второй заход на этот язык, то есть попытка пойти в Москве в школу ЮНЕСКО на курсы подготовки к Карлову университету в Праге тоже не удалась. Точнее, от этой идеи вовсе пришлось отказаться. В итоге, до чешского я добрался только в 2008 году. Смена работы принесла достаточно свободного времени, чтобы и диссертацию дописать, и на языковые курсы пойти.
Курсы проходили в Чешском доме в Москве. Кстати, это была территория другого государства, куда пустить мог простой вахтер. Иногда на входе и его не было. Первая преподавательница была русской, очень любившей советскую Чехословакию. Она даже выглядела, а иногда и вела себя как персонажи чехословацкого кино 1970-х годов. Также примерно в моей французской спецшколе пожилые учителя культивировали образ «утонченной француженки» из начала двадцатого века.
Первый попавшийся мне учебник чешского был для англоязычных студентов. Полистав его, как сейчас помню, я пришел к выводу, что примерно с середины мне по нему будет удобнее учить английский. Настолько понятным казался мне чешский язык. Это, конечно, было обманчивое первое впечатление.
В том, что учили меня на первом этапе не чехи, были свои очевидные плюсы и минусы. Позитив был в том, что не пришлось нудно изучать исключения, которые иностранцам объясняют в классической системе преподавания этого языка долго, нудно, а главное — бестолково. Чередование букв, спряжение «неправильных глаголов» — все как в русском. Не знаешь, как писать по-чешски i (мягкое) или Y (твердое). Вспомни, есть ли в однокоренном русском слове Ы — и если да, то смело выбирай твердый вариант — риск ошибиться минимален.
С другой стороны, преподавательница сказала нам: лексически я стараюсь вам дать те чешские слова, которых в русском нет. О значении остальных, имеющих общее происхождение, вы догадаетесь без труда и сами. В итоге, я до сих пор иногда забываю, при разговоре по-чешски, допустим ли тут русский аналог или нет. Меня аналогам, к сожалению, на курсах не учили, учит жизнь.
Как и многим ложным друзьям переводчика, на которых вообще-то стоило бы заострять всегда внимание при изучении родственных языков. Однажды, где-то на третий месяц обучения, поехав в Чехию отдыхать, я возмущенно атаковал продавщиц, использовавших слово «жадный» в обсуждении меня (чехи, чаще всего, твердо уверены, что иностранцы их не понимают). Только потом я понял, что речь шла о том, что я ничего, похоже, не куплю. Потому что žadný — это не один, или никакой.
К концу года мы добрались до конверсации, а с ней и до преподавательницы-чешки. Как и большинство ее соотечественников, ее бесило наше произношение. Ох уж этот «словянский призвук». Пока вы не произнесете правильно мягкое «ж» и долгое твердое «и» — занятие не начнется, бывало говорила она.
На занятиях конверсацией я стал, мне кажется, объектом ненависти всей группы. Со мной ходили люди, целью которых, в тот момент, было быстро перебраться в Чехию, поступить в вуз, найти работу или купить недвижимость. Их интересовало обсуждение метража кухни, размера зарплаты или удобств в общежитии. Мы же с преподавательницей постоянно пускались в рассуждения о сходстве и отличии языков, интересовавшие только нас двоих. Причем не всегда понятные однокурсникам.
Например, о том, что колядки мы знаем, а пасхальных песенок в русском не осталось, как и аналога их названия «г’одованки». Затем мы переходили к глаголу «говеть» и тут уже возмушенные однокурсники взрывались криками: Нет такого слова в русском языке!
Тем не менее, за несколько месяцев конверсации я намастрячился говорить без русского акцента и в Чехии по первому времени сходил или за словака или за жителя Моравы, если словарного запаса хватало.
Но дальше меня подвело пражское многоязычие или даже русскоязычие. Русскоязычных становилось больше прямо на глазах. Я все реже пользовался чешским. Телевизора у меня нет, книги не спасают. Поэтому приезжал я в страну с может быть заметно устаревшим, но зато вполне литературным чешским, который вызывал уважение в собеседниках и демонстрировал, что, по местным меркам, у меня явно должно быть не только гимназическое, но и университетское (чешское) образование.
К концу шестого года в Чехии я вынужден констатировать, что разговорный мой язык стал гораздо беднее. Практики категорически недостаточно. Словарный запас усох. Мне стало заметно труднее выступать в университетской аудитории на чешском или писать на нем статью. Похоже, надо было бы срочно, мой чешский совсем не превратился в смесь пражского жаргона и русского, мне надо бы было перебраться на полгодика куда-нибудь в деревню, желательно на Мораву. А то как бы не пришлось скоро учить чешский с ноля.
