wake up in Riga
Неуёмный будильник
проснуться
как
передёрнуть затвор
разорваться
осколками
утра
движеньями
тела
вонзиться
в плоть дня
ты же знаешь
он не пускает
стреножит
аварии
пробки
осталось
во времени
путь прорубая
успеть
*****
Всё это так трогательно:
взводить курком клёкот строчек –
протяжный, пропахший кофе
и пугливостью города, вжавшегося в тягучий вечер
ещё одного не отданного пока что лета;
заботливо их чистить, сдирать коррозию
бесчисленных лакун и поправок,
пытаться свернуться и сиять в каждой букве,
комкая дни,
черновики,
или просто – не пугать жизни,
притаившейся за углом разнежившейся кошкой
(или Бог ещё знает кем разнежившимся).
С тем, чтобы потом, может быть,
открыть маленькое кладбище слов,
действующее вечерами,
с разными типами погребения –
вплоть до кремации…
…Но хоронить слова и отправлять письма огненной почтой –
не одно и тоже!
(«Ах, где ты мой милый Августин, Августин, Августин?..»)
А может – обжечься всем этим
по-детски больно, словно ободрать коленку –
так, что начинает не хватать
доброй мамы, утирающей слёзки в углах глаз
после того, как отшлёпать,
т.е. зацепить своей неприкрытой реальностью взрослого.
(Ещё ангел сказал: «Не добивайте павших!..»,
а я бы добавил, что надо делать скидки
на возраст нежности…)
Ведь позже бывает так приятно
играть с любимой,
ласкаясь маленьким успокаивающимся зверьком
друг другу в душу,
встречать Гекат и гекаток,
затаптывать сполохи безумия,
исчезать в нектарных оргазмах,
а иногда – разбирать себя на детальки
и протирать их тряпочкой посреди всех этих
ненаписанных евангелий от IBM,
ворожащих мониторов
и танца пальцев на клавиатуре –
так, что начинает хотеться верить:
заветная сказка исполнится,
уставшая ранка затянется,
и траур, надетый по глупости,
покроется смехом,
да и сам рассмеётся…
так, что начинает хотеться думать:
«Как полезно
обжечься в меру!
(А меру почти всегда, при желании, можно найти нужной!)»,
забываясь
в паре междометий у самого восхода,
наблюдая за кульбитами своих мыслей –
иногда – только засыпающего,
иногда – уже проснувшегося,
соскальзывая в любую из реальностей
подкравшегося утра…
*****
И вот, наконец, вспоминая себя, я вернулся к себе… Я вернулся к тебе,
Мой любимый, мой внутренний Тиль Уленшпигель… Да, я — дурак, я похож на тебя!..
И пускай у меня (столько слёз и потерь!) не погиб и не сгинет никто на костре,
Но Клаас уж в земле… Инквизицией пахнет бессильный безумия яд,
Что пытался ужалить семью… (Змий повержен! Все здоровы, иль близко тому…)
И усталые ангелы шепчут и мне, и ему
(Уленшпигелю, верно — не змию…)
на заснеженном дворике вовсе без укоризны
Свои старые сказки про ласковый хлеб рождеством,
про свечу у постели с любимой
(Я люблю тебя, глупая! Боже! За что!!?), да про локон за ухом игривый её,
да про тихие звуки органа из-за дубовых церковных дверей,
(иль про чтенье кофизм из моленной напротив)…
Про икон православных счастливый елей…
Да про время, что ангельски шепчет и никуда не уходит…
С тихим шелестом в ночь херувимы с небес сыплют нежно крупой ледяной,
Да игриво трепещет душа мотыльком ли, звездою свечи ли? — не в том уж и суть…
Я устал от себя… От себя лишь… С тобою хочу отдохнуть
весь остаток пути… Помоги мне!?
Я гонюсь за тобой столько дней, столько лет… Я молил у Него,
я попутно узнал, что Он атеистам назвал себя: «Время!»,
Я пытался найти, удержать, всё понять и простить,
Я безумно любил, как, наверно, не стоит (иль стоит?) любить…
Разве Неле ушла? Ни фига! Всё вернётся, как возвращалось всегда,
Суетою сует или вещим глаголом стиха… Твоих ласковых губ волшебством,
Нашей свадебной лаской уже навсегда… Только надо пройти сквозь метель,
Только надо понять, где здесь ты, где здесь я… Где дурак, где здесь Бог, и где — время!
*****
Магриб гвардейцы Ал Ад-Дин
Синдбад и крепостей зубцы в закате
зиккураты
порты матросы снасти
повелители
бродяги
снов крики стынут в нас
чернилами словами
трелями любви
и стрелами по-шервудски амур по маю
и мы корсарами по времени волнам
или серьёзным флотом адмирала
допить весну как грог
как ром на корабле
идём сквозь шквал и дальний космос
се тамплиеры ждут
пока армады разгромят джедаи
в количестве двух-трёх
се на орбите ангелы в летающей тюрьме
роняют слёзы в сказочный
нектар с бальзамом
бокала что в руках у чаровницы
на пристани в каюте капитана
о перстни камни клады!
Фрэзи Грант
и тают мороки и миражи
от ауры святого
и я заканчиваю сказ
*****
Укрой меня дождливой передышкой сада,
вдруг вспомнившимся сном –
полустёртым,
прорисованным заново
на развилке тебя и мира,
где вплетённое в слёзы небо
рвётся в лёгкие
загнанным зайцем…
где костёр мой нацелен в август
и соцветье усталостей рядом –
отражённое
друг в друге –
до бесконечности,
гаснущее –
тернием,
музыкой,
пульсом кузнечиков…
Забери мою уставшую часть памяти –
изнеженную болью,
сотканную
из истерик…
Ведь ты знаешь, как не захлебнуться покоем …
*****
вечер рига задвинье флюгер на крыше невысокой башни в виде птицы
мимо проезжают крутые иномарки
некоторые без верха
ещё август но на душе сентябрь
хочется любви женского тепла и в кафе чего-нибудь вкусного
знакомый продавец книг достал мне одну со всеми черновыми вариантами
мастера и маргариты
вчитаюсь ей в осень
похолодало так что уже не до загара на пляже
уворачиваюсь от простуд
*****
Январский снег, мазня, бумага, вечер.
Пиратский фильм, мороз, дым с улицы от труб.
О, милая, не продал душу я!
Знаток свечей и роз
(гроз, но не розг)
я правлю текст любви.
И хочется молчать!
Под трели Паганини
вкус виски смаковать в сандаловых дымах
и думать о весне.
