Одним из важных рыбьих умений, прививаемых как можно раньше, является способность ходить со всеми вместе стройным красивым косяком. Нужно сказать, что косяк – это хорошо слаженный механизм, который подчиняется общему импульсу, и чем ближе отдельно взятая рыбка к центру этого косяка, тем выше её шансы на выживание – ведь хищникам всегда проще съесть тех, кто с краю. И естественно, что у каждой рыбки в этой иерархии косяка есть своё место, обусловленное, официально говоря, степнью её знаний, умений и прочих достоинств, которые невозможно купить, но ещё более невозможно скрыть. Хотя, если говорить неформально, то все мы отлично знаем, как на самом деле достаются кое-кому те самые близкие к центру косяка места.
Когда вскоре рыбка Марли уже чуть подросла, и её впервые, как и всех её ровесников, взяли в косяк и выделили ей место в одном из последних рядов, вот тут-то её насмешникам и пришло на ум нечто новое.
Дело в том, что в косяке рыбки идут очень плотным потоком, а прикосновения чешуйчатых тел её сородичей вызывали у Марли жуткий дискомфорт, будто она касалась своей бесчешуйчатой кожей наждачной бумаги. Заметив это, рыбки тут же стали намеренно тереться о Марли, причиняя ей, таким образом, боль, которая становилась всё сильнее и сильнее. К тому же ссадины на её бедном тельце жутко щипали от со-лёной морской воды.
К вечеру, когда Марли вернулась домой, она ощущала себя сплошным пламенем. Но и теперь она не заплакала, а просто стала ужинать со всеми вместе. И мама на этот раз ничего не сказала, а только вновь отвернулась, и усталая спина её беззвучно сотрясалась. Потом мама вознамерилась было, отправиться кое-куда и высказать кое-что кое-кому, но папа, уловив этот душевный порыв жены, предусмотрительно удержал её…
А на следующий день Марли, стиснув свои детские зубы, снова приплыла в косяк. И рыбки вновь переглянулись, но никто на этот раз не засмеялся в голос – лишь некоторые из них мрачно усмехнулись, подобно тому, как усмехается порою стужа, и в воздухе при этом пронзительно потрескивает лёд…
Всякое зло презирает слабость и бьёт её с брезгливостью и, кажется, не испытывая особого наслаждения к этому процессу – без явного азар-та. Но настоящей ненавистью оно горит лишь к тому, кто с улыбкой – пусть даже и вымученной – но переносит его издевательства. И тогда зло показывает свои тайные зубы, о которых оно до этих пор и само не подозревало.
Когда косяк тронулся, рыбки словно по команде остервенело бросились наперебой тереться о Марли и толкать её своими чешуйчатыми телами. Они так старались друг перед другом, будто участвовали в некоем азартном соревновании под названием «Даёшь ещё больше боли для Марли!».
Марли долго терпела, и пунцовый круги страданий расплывались перед её взором, проникали внутрь всего её существа и вспарывали его мириадами стекольных осколков.
И в этом диком круговороте боли всё смешалось, всё размылось по краям во взоре Марли, и лишь рыбка в трогательном вязаном розовом костюмчике, который так подходил к его вечно немного грустным глазам, оставался в центре круга – будто застывший от бессильного ужаса.
Марли пришлось стиснуть веки, чтобы не разреветься и плыть в общем потоке, цепляясь за него, словно за отточенные лезвия бритв. В какую-то минуту она даже уже почти перестала чувствовать боль – так бывает в редкие мгновения страдающей и втоптанной в грязь, но всё же цепляющейся за нити вселенной жизни, когда блокируются болевые рецепторы, чтобы не сойти с ума.
Но рыбки-истязатели были очень хладнокровны и настойчивы, и Марли вконец так ослабела, что выбилась из общего строя и потеряла себя во времени и пространстве…
… Мягкая теплота обволакивала Марли, когда та вновь пришла в себя. Ещё не открыв глаза, рыбка почувствовала, будто она мерно качается в гамаке из нежнейшего шёлка – даже слегка кружилась голова. Ощущение это было настолько удивительно приятным и в то же время всезаполняющим, что рыбке хотелось оставаться в таком состоянии вечно. Но любопытство, присущее всем оптимистам, взяло-таки верх, и Марли чуть приоткрыла один глаз.
В уютном полумраке, чуть покачиваясь, уходили высоко вверх ленты мягких морских водорослей, а меж ними там – в неизведанной вышине – тускло рябил жёлтый, уже чуть алеющий солнечный блин. Мерное движение водорослей было таким величественным, что казалось, именно они заставляют своим «танцем» приходить в движение бесчисленные миллиарды тонн воды, а не вовсе наоборот.
Лицо Марли расплылось в блаженной улыбке.
Это был именно тот покой, что был ей сейчас так необходим. Она вновь прикрыла один глаз и отдалась песне своей нежданной колыбели…
И эта песня была о том, что есть в жизни нечто большее, чем мама, папа, стая родственников – даже больше, чем само море. Бывалые старики иногда рассказывали, что там – наверху – иной мир, в который рано или поздно уходят все рыбки. Но некоторым, как утверждают, везёт, и они попадают туда ещё при этой – рыбьей – жизни. Насколько тот мир отличается от этого – морского – никто толком не знает, ведь мало кому удавалось вернуться оттуда живым и здоровым. Но и те, кто всё же заглядывали, так сказать, одним глазком в сени того пугающего и в тоже время манящего своей неизведанностью мира и по какой-то нелепой случайности срывались обратно вниз, также не успевали запомнить ничего существенного, но каждый из таких счастливчиков, как правило, навсегда хранил на себе «печать» того мира – порванные губы.
Проснулась Марли с чувством дикого голода. Так бывает – как многие из вас уже сами ощущали – после того, как сильно понервничаешь. Но Марли не хотелось возвращаться домой даже ради ужина – уж так хорошо ей сиделось в этих мягких водорослях! И неизвестно, сколько бы она там пробыла, если бы вдруг не раздался странный рокот откуда-то сверху. Звук был совершенно незнакомым для рыбки Марли, ничего подобного она до этого дня не слыхала в их тихом уголке тёплого моря. Вибрации этого звуча-ния нарастали, нарастали, достигли своего пика – Марли даже стало казаться, что никакого звука извне вовсе и нет, и что это у неё от голода про-сто разболелась голова – и тут этот пронзительный гул внезапно смолк, а вместе с ним исчезла и мнимая головная боль Марли.
Рыбка несколько мгновений оставалась недвижимой, вслушиваясь в алое безмолвие вечер-ней стихии. И тут Марли, взглянув наверх, увидела, как в рдеющих лучах заходящего солнца покачивалось на поверхности моря тёмное продолговатое пятнышко. А в следующее мгновение рядом с рыбкой неожиданно завис непонятно откуда взявшийся, аппетитно выглядящий, с сиреневым отливом червячок.
Марли, разумеется, знала, что червячки не зависают просто так в воде и что они лишь могут ползать по дну, в крайнем случае, их поднимало со дна и болтало в разные стороны во время шторма, но сейчас был полный штиль. Но бесчешуйчатая рыбка по имени Марли была так голодна, что обрадовалась этому нежданному ужину, упавшему прямо с небес, и забыла про осторожность.
Через пару секунд рыбку Марли уже стреми-тельно тянуло вверх – к солнцу, а точнее сказать, к тёмному покачивающемуся пятнышку, которое всё быстрее увеличивалось и увеличивалось в размерах. У Марли аж дух захватило!
– Да. Ты уж явно не гигантский марлин… – Вздохнуло разочарованно странное бородатое существо, глядя на трепещущуюся на крючке рыбку Марли.
– Само собой разумеется, я не гигантский марлин. Я лишь маленькая Марли. Пожалуйста, вытащите эту штуку из моего рта – это довольно-таки неприятно. – Ответила Марли, но застрявший в её щеке крючок мешал чётко выговаривать слова, и странному существу показалось, что рыбка лишь беззвучно прошамкала что-то ртом.
Существо подтянуло леску к себе и сняло рыбку с крючка.
– Благодарю вас! – Прошамкала Марли, а загадочный бородач взял её в свой мозолистый и, как тут же ощутила рыбка, нестерпимо шершавый плавник без перепонок и покачал головой:
– Странная ты какая-то. Как будто с тебя всю чешую содрали… Гляди-ка, да ещё и вся в царапинах или язвах каких! Больная, что ли…
– Я не больная, – возмутилась Марли, – но могу непременно заболеть, ведь вы делаете мне больно своими странными грубыми плавниками. Это очень невежливо.
Марли попыталась вставить ещё какую-то жалобу, но тут с удивлением осознала, что не слышит собственного голоса и подумала, что это у неё наверняка от волнения.
– Да уж… Было бы странно, если б ты мне хоть что-то ответила. – Грустно усмехнулся бородач и добавил. – А было б неплохо. Подсказала бы мне, где живёт гигантский марлин. Вдруг знаешь.
Но рыбка Марли никогда не встречала в их тёплом далёком море марлинов, тем более гигантских. Она замотала головой, да так энергично, что всё её тельце так и затрепыхалось.
– Ладно… не было улова, и это не улов. – Вновь вздохнуло существо. – Плыви с богом.
С этими словами бородатое существо разжало свой необычный шершавый плавник.
«Ах, какое тактичное, тонкой организации создание! И вместе с тем, какое несчастливое…». – Подумалось Марли, когда она уже в следующий миг падала в воду.
И вместе с этими мыслями Марли успела заметить на бородатом незнакомце свитер толстой вязки с горлышком.
– До свидания! – Попрощалась Рыбка по имени Марли и вновь не услышала звука своего голоса. Она хотела уж опять этому удивиться, но тут это несостоявшееся удивление было мгновенно вытеснено иным, более сильным впечатлением.
Дело в том, что в это краткое мгновение свободного падения время для Марли словно бы чуть замедлилось. И тогда она увидела, как безмятежно покоилось вечернее море!
Вокруг неё блистало бескрайнее, чуть подкрашенное светло-бордовым зеркало! Дух у Марли захватило от такого зрелища, и она поняла, что ничего прекраснее и величественнее не видела в своей – пока ещё краткой – жизни.
Рыбке хотелось петь! И в полёте она успела заметить несколько удивительных рыб, которые парили в небе на фоне рыжего солнечного диска – как раз где-то над головой странного существа в свитере крупной вязки. У них тоже, как и у самой Марли, были плавники, но всего по два, и располагались они не снизу и сверху, а по бокам. И эти загадочные воздушные рыбы, неспешно помахивая огромными плавниками, размеренно «плыли» в алеющей вышине.
– Надо будет нашим рассказать! Вот они удивятся-то! – Подумала Марли. Она была сейчас в превосходном настроении и начисто позабыла, что ещё совсем недавно эти самые «наши» делали ей так больно.
В следующий миг – уже подлетая к самой морской глади – рыбка по имени Марли впервые в жизни увидела своё отражение. Всё её беззащитное бледно-голубое тельце было «изрыто» свежими траншеями кровоточащих ран. И в её нежное детское сознание вновь зазубренным клинком вонзились воспоминания…
Упав в прохладную воду, Марли безвольно пошла ко дну. Она не могла и не хотела двигаться – так она была разбита и подавлена! Из её сознания в раз словно улетучились все удивительные вещи, которые с ней только что произошли. Образы – и странного тактичного создания в свитере крупной вязки, и прекрасных в своём бесшумном парении неведомых воздушных рыб, и самого величественного бескрайнего моря – всё это было погребено под ледяной плитой отрезвляющего открытия.
Марли была сейчас единственным посетителем мрачной, устрашающей своим натурализмом выставки, и перед остекленевшим взором юной рыбки висела единственная «картина без рамы» – её собственное отражение. Теперь наша рыбка всё поняла – и про косые взгляды других рыбок, кои она ловила на себе с самого раннего детства, и про то, отчего ей было всегда так больно находиться в общем косяке, и даже то, почему так мама частенько вздыхает, а папа хмуро бурчит себе под нос: «Трудно ей придётся…».
Продолжение следует…
