— После плотного обеда полагается… — нараспев проговорила девочка.
— Помыть посуду, — так же бойко ответила ей мама. — И вообще, это ужин, а не обед.
— Ну, вот, — расстроилась она и по-детски немного надулась, — вечно ты все портишь.
— Конечно, я. Кто ж еще?! Не вилки же с кастрюлей и прилипшей кашей?
— Полежать бы хоть пару минут… еда уляжется, — протянула в ответ девочка.
— Еда, а как же иначе? А вместе с ней и твоя ответственность. Кто обещал, мыть посуду по четвергам?
— Я, — уныло ответила девочка и добавила, что она не отказывается от своих слов, просто хочет немного отдохнуть после ужина.
И подумала, что если бы только чайничек был дома, а не в деревне, то он бы точно что-нибудь придумал. И она начала фантазировать. Вероятно, он бы сказал, что посуду нужно мыть только по полнолуниям. Или что средство для мытья посуды портит нежную детскую кожу. Или что посуда на то и посуда, чтобы пачкаться, и мыть ее совершенно не обязательно. Или…
— Ну, сколько можно препираться? Помой, и дело с концом, — отчихвостила она напоследок и скрылась с полотенцем в ванной.
— Бе-к, — вдогонку девочку показала язык, — а еще меня врединой называет. Посмотрите на нее!
Она терпеть не могла, когда мама так поступала. Скажет что-то противоречивое и скроется из виду, чтобы ей ничего не ответили. И только эхом разлетаются слова в пустой комнате. Девочка посидела так какое-то время, прислушиваясь к шуму воды. А потом подошла к мойке на кухне и резко вывернула кран с горячей водой на полную катушку.
— А-а-а, — раздалось из ванной.
— Прости, — хихикнула она, и поспешно закрыла кран, — я только хотела помыть посуду, ты же сказала.
Вода в ванной перестала литься. Мама буркнула, — сейчас кому-то попадет!
— Я же извинилась, — уже без смешка произнесла девочка. Мама и вправду могла разозлиться, а тогда жди, чего угодно.
Вода в ванной снова зашумела. Девочка уныло присела на краешек стула и загляделась в окно. Ребята на стадионе играли в мяч. В серых воротах стоял мальчик из параллельного класса в надетых не по размеру наколенниках и метался от правого столба к левому. Из игроков другой команды выделился мальчишка повыше и постарше и с мячом ринулся к воротам. Завязалась небольшая потасовка, из которой он благополучно выбрался и вышел один на один. Удар ногой. Вратарь суетливо раскинул руки и бросился на мяч, но было слишком поздно. Мяч влетел в сетку, в верхний правый угол. Мальчишка прыгнул, но не достал. Столб пыли взметнулся вверх, и раздался шумливый смех и выкрик:
— Коротышка! Пять — ноль, пять — ноль. Кто тут главный, а? Я тебя спрашиваю…
Вратарь ничего не ответил, он поднимался с колен, на одной из которых была содрана кожа.
— Пошли, пацаны! — крикнул нападавший, и гурьба мальчишек последовала за ним.
— Дурак! Он тебя на голову ниже! — выкрикнула девочка, но ее никто не услышал. Если бы только можно было играть в футбол, она бы разнесла этого зазнайку в пух и в прах. Но кто с ней будет играть, кроме папы?
Из ванной вышла мама и тут же огорошила ее вопросом о судьбе злополучной посуды.
— Сейчас-сейчас, — она включила воду, намылила губку и принялась оттирать застывшую гречневую кашу с тарелки. — И кто только придумал, есть эту гречку?— думала она. — В Венгрии, к примеру, гречку продают в магазинах, как корм для птиц, — вспомнила она из передачи, что слышала накануне вечером. — Оно и понятно, попробуй, отмой ее после того, как она размазалась по посуде.
Кое-как разобравшись с тарелками, она принялась за столовые приборы. На одной из вилок каша застыла плотным коричневым комком и не хотела отставать. Та же ситуация была и с ножом.
— Мам, — выкрикнула девочка, — гречка не отмывается.
— А я тебе говорила, — нравоучительно произнесла мама, — сразу мыть надо, а ты, — передразнила она ее, — отдохнуть от еды. Ну, набери стакан горячей воды и поставь их отмокать.
Девочка последовала совету мама, и отправила вилку с ножом в стакан с горячей водой. А после она забралась в постель с книжкой и вскоре уснула. На город спустилась беззвездная ночь, обещавшая на утро туманную сырость. Осень по щепотке забирала с собой тепло. И солнце падало за горизонт раньше срока, и листва томилась все больше под ногами, чем на кронах деревьев. Как ни странно, но именно в такие ночи и происходят самые душевные кухонные разговоры. А когда все домочадцы спят, пробуждаются оставленные в гордом одиночестве столовые приборы.
В стакане вилка со скрипом потянулась всеми четырьмя зубчиками и зевнула.
— Ох, как неудобно тут. И сыро, — оглядываясь вокруг себя, произнесла она тоненьким голоском и ненароком задела локотком ножик.
— Чего толкаешься, зубковая? — огрызнулся неприветливый ножик. — А, ну-ка, подвинься.
— Что? Что? — ощетинилась вилка, — Повежливей будь. Чего раскомандовался?
— Я сказал, — в отместку он толкнул ее в правый бок, и вилка вскрикнула, — подвинься. Ты должна меня слушаться.
— Это еще почему? — с досады вилка толкнула его в левый бок, и нож сдвинул брови к переносице. Завязывалась потасовка.
— Потому что я самый важный на кухне.
— Ты? Я не ослышалась? Кто сказал тебе такую чушь? Сроду не видела, чтобы еду без вилки ели. Так что двигайся сам, и не занимай мое личное пространство.
— Конечно, я самый важный-преважный. Ни одно блюдо без меня не приготовишь. И, — он взглянул на магнитную полоску над раковиной, и добавил, — поэтому и место мое уникальное для одного меня. А ты в общей корзинке живешь. Так что помалкивай и двигайся, — он снова толкнул ее в бок.
— Может ты и важен на кухне, но только до тех пор, пока люди за стол не сядут, а как сядут, в руки они возьмут именно вилку.
— Или ложку, — добавила выглянувшая из навесного шкафчика, мельхиоровая суповая ложечка.
— Или ложку, — согласилась вилка, чтобы не обижать подружку, — но чаще все же вилку.
Нож фыркнул, на это ему ответить было нечего. Люди не слишком-то придерживались этикета, и ели чем попало, особенно маленькие детки. Им вовсе не давали ножик в руки. Так они простояли молча еще с полчаса, пока вилку не стала допекать похолодевшая вода. Она покачала бедрами вправо-влево, перебралась поближе к бортику и повисла на нем, скрестив в замок тонкие длинные руки.
— Эх, сейчас бы в уютную постельку, — зевнула она, с тоской взглянув на навесной шкафчик.
— Не спится? — по сушилке проскользнула полоска ржавчины.
— Да, — махнула ей рукой вилка.
— Ты бы поаккуратнее была.
— Ты о чем? — не поняла вилка.
— С ним, — ржавчина махнула на стакан, который похрапывал, — вода хороша в умеренных количествах. Как долго вы в нем находитесь?
— С вечера, — ответила вилка и задумалась.
— У каждой капли свой срок, но рано или поздно металл поддается, я то точно знаю, — произнесла она и отправилась в путь.
— Но я из нержавейки, — вдогонку выкрикнула вилка, но не услышала никакого ответа.
Ножик дремал возле своего бортика. Вилка посмотрела на него, почесала голову, а потом решительно двинулась к нему.
— Эй, ножик, — прошептала она, — ты чего тут уснул?
— А? — не открывая глаз, пробурчал сонно ножик. — Чего тебе, зубковая?
— А ты из чего сделан?
— Что значит из чего? — переспросил он ее. — Из металла.
— А я из сплава. Вот только не знаю, какой именно сплав и, — она призадумалась, — и хорош ли он.
Ножик перевернулся на другой бок. Эти разговоры начинали его порядком раздражать.
— А вода металл портит? — не унималась вилка.
— Да.
— А как долго надо находиться в воде, чтобы ржавчина образовалась?
— Слушай, отстань, зубковая, я спать хочу, — недовольно пробурчал ножик и накрыл правое ухо ладонью.
— Пока ты спишь, мы тут ржавеем.
— Ты может, и ржавеешь, а я из нержавейки, — равнодушно отозвался он.
— Ты так уверен, что нержавейка качественная? Еще час другой, и коррозия пойдет.
— Что? Что?
— Коррозия, мне так ржавчина сказала.
— Ну, — ножик распрямил плечи и потянулся в стакане, — весь сон, ты зубковая, сбила. Какая еще ржавчина? Какая коррозия? Успокойся и спи, утром вымоют и на место уберут.
— Да, может итак, а может, — она взглянула на свой низ в воде и добавила, — а ты не чувствуешь покалывания? Она потопала ножкой. — Как будто тонкие иголочки по всему телу бегут.
Ножик покачался, и ему показалось, что он чувствует некоторое пощипывание.
— Да, нет, — небрежно отмахнулся он, — я из нержавейки.
— А нержавейка качественная? — не отступала вилка.
— Ну, — он снова потопал ножкой, — может и чувствую.
— Надо нам самим о себе позаботиться, — решительно заявила вилка.
Вилка и ножик долго раздумывали, как им выбраться из злополучного стакана и наконец, придумали. Они разогнались и вместе прыгнули на правый бок, стакан дрогнул, затем они перепрыгнули на левый бок, стакан задрожал. Обрадовшись, они удвоили усилия, стакан в какой-то момент не выдержал, опрокинулся, вода вылилась, а вилка и ножик освободились. 
Он хотел еще что-то добавить, но вилка закрыла ему рот ладошкой, — тихо, кажется, проснулись.
— Два часа ночи, до утра… Помилуйте!
— Тихо. Я слышу, скрипнул порожек в детской, — она приложила палец к губам и прошептала, — тсс, или хочешь обратно в воду?
И вправду, им не послышалось, из комнаты вышла полусонная девочка. Правый глаз ее еще дремал, а левый выискивал в темноте округлую ручку туалета. Ухватившись, она попробовала повернуть ручку по часовой стрелке, но дверь почему-то не открылась. Девочка нахмурилась, дернула ручку на себя, но дверь по-прежнему не желала открываться, и она тоскливо побрела к родителям. В спальне стоял звучный храп папы, и мягкое посапывание мамы. Вместе они напоминали симфонический оркестр, немного неслаженный по звуковому ряду.
— Мам, — девочка легонько потрепала маму по плечу, — я в туалет хочу, мам, да вынь ты свои беруши уже.
— А? Что? — спросонок мама не сразу разобрала, что происходит, и лениво приподнялась на локте. — Что случилось?
— Дверь не открывается.
— Может там папа?
Девочка скривила недовольное личико, — обернись, папа рядом спит.
— А, ну, да, — мама встала с кровати, завернулась в малиновый халат и вышла в коридор вслед за дочкой.
Через пять минут копошения возле двери, мама удостоверилась, что без папы тут не обойтись. Разбудили папу. Он, внимательно осмотрев дверь, сказал, что дело пустяковое и отправился на кухню.
В это время нож заявил вилке:
— За мной идут, потому что только я и могу решить любую проблему, и, между прочим, не только на кухне, но и в других помещениях квартиры, — с гордостью произнес он.
Шаги папы раздались совсем рядом с дверью в кухню.
— Запоминай, зубковая, наступает исторический момент, как нож открыл дверь и спас маленькую девочку. Будешь потом своим рассказывать, что видела собственными глазами.
— Ну, ну, только тсс, папа уже близко.
И оба столовых предмета замолчали. Папа включил свет на кухне, огляделся, и взял нож с мойки. Вилка дернулась, и папа зачем-то прихватил и ее, положив в карман, так сказать на всякий случай.
В коридоре возле двери туалета стояло двое: мама внимательно осматривала замок, и девочка. Та стояла возле стены и держалась за живот.
— Сейчас все будет, — папа присел на корточки, и принялся ножом тревожить дверь. Он просунул лезвие под язычок и попробовал его отжать, но у него ничего не получилось. Язычок не поддавался. Папа вынул нож, пристально осмотрел дверь.
Вилка чуть высунулась из кармана и тоже посмотрела на дверь. Нож ей подмигнул и едва слышно шепнул:
— Сейчас-сейчас, я разминаюсь.
Но никто из семьи не расслышал то, что сказал ножик, так как каждый из них был занят своим делом. Из кладовой вернулась мама с фонариком.
— Давай посвечу, — и папа вновь принялся за дело.
Он вертел ножом и вправо и влево, то вынимал его из-под замка, то возвращал. Нож пыжился и кряхтел, даже чуточку погнулся под натиском папы, но дверь так и не открыл.
— Да, что это за бред, — вспылил папа, бросил нож на пол и со всей силы дернул дверь на себя, так что дверной косяк заходил ходуном.
— Ты что делаешь? Дверь-то не ломай! — воскликнула мама, а дочка только сильнее вжалась в стену. Живот скрутило пуще прежнего.
От резкого поворота папы, вилка выпала из кармана.
— Она-то тебе зачем? — удивилась мама.
— А, черт ее знает, — ругнулся папа и поднял вилку.
Ножик свел брови, а вилка шепнула:
— Сейчас мы посмотрим, кто тут самый главный, — и приготовилась к броску на неподатливую дверь туалета. Но без нее почему-то обошлись. Папа положил вилку на комод.
Пока папа возился с дверью, мама ушла в спальню. Она подумывала принести чемоданчик с инструментами, но неожиданно ее взгляд упал на приоткрытую шкатулку с колечками и сережками.
— Я тебе помогу, — услышала она тоненький голосок.
Мама подумала, что ей показалось, но голосок прозвучал снова. Казалось, что его издает сама шкатулочка. Мама подошла к ней и откинула крышечку. В полутьме комнаты колечки едва поблескивали от лунного света. И вдруг ей вспомнилась сцена. Она маленькая, лет семи, стоит за кулисами и ждет, когда объявят танец. Коленки трясутся, шпильки неприятно вонзаются в голову, а ком сдавливает горло. Одно лишь ощущение не дает ей грохнуться в обморок, она помнит, что стоит ей только выйти на сцену и взглянуть в полутемный зал, как все страхи развеяться. Музыка сольется в одно единое с шагами на цыпочках, вместе с взмахом едва весомых рук, вместе с прыжками в полушпагатах, и… она снова услышала голос:
— Я могу открыть замок, — проговорила тоненькая шпилька под ворохом бижутерии.
Интуитивно мама вытащила из колечек и сережек свою старую шпильку со времен балета и посмотрела на нее. Обычная шпилька, темно-серая, краска кое-где облупилась, дуги немного погнулись. Шпилька мягко смотрела на маму, а мама смотрела куда-то вглубь нее и вспоминала танец «Лебединое озеро». Как долго в ее шкатулке провалялась эта вещь?
— Откуда ты здесь? — спросила мама шпильку, совершенно не ожидая услышать от нее ответ.
— Ты сама меня сюда положила, после последнего танца, так сказать на память о балете.
Мама удивилась, обернулась через плечо, но никого не увидела. Голос звучал как голос воспоминания из ее детства.
— Я помогу тебе, — снова послышался голос, — помнишь, как ты открыла дверь в раздевалку, когда она захлопнулась?
Мама задумчиво покачала головой и вдруг увидела себя маленькой в стоптанных балетках, стоящую в коридоре возле двери. Нужно было переодеться к следующему танцу, а дверь захлопнулась, и никого из взрослых поблизости не было. Тогда она вынула шпильку из прически…
— Это была ты? — воскликнула мама, и глаза ее увлажнились от слез.
— Конечно, твоя счастливая погнутая шпилька. В каждой прическе на протяжении восьми с половиной лет.
Мам посмотрела на тоненькую шпильку, лежащую у нее в руке, и решительно направилась в коридор. Теперь она точно знала, что делать.
Папа вытер пот со лба, а заметив у мамы в руках шпильку, криво усмехнулся.
— Я тебя умоляю… Этим?
— Да, — твердо ответила мама.
— Лучше бы плоскогубцы с молотком принесла, — папа взмахнул руками и отправился в спальню за чемоданчиком с инструментами.
А мама последовала словам шпильки. Она вставила ее в замочную скважину и провернула вполоборота вправо, затем обратно влево, и снова вправо. Девочка задержала дыхание, и с надеждой посматривала на маму. Из комнаты вернулся папа с молотком в руках.
— Отойди, сейчас я расправлюсь с этой неподатливой дверью.
— Еще минутку, — ответила ему мама, даже не обернувшись.
— Немного поверни и чуть ближе и на себя дверь дерни, замок и… — тихонечко шепнула шпилька маме.
— Откроется, — договорила мама и распахнула дверь.
— Ого, — радостно воскликнула девочка и пулей влетела в туалет.
— Дверь только прикрой, но не закрывай, — предупредил ее папа, — завтра замок смажу. — Что это за чудо такое? Шпилькой? И как ты ухитрилась? — обратился он к маме.
— Да, — пожала плечами она, — даже не знаю как… — Шпилька улыбнулась, — магия настоящего момента. Вспомнила кое-что из своего детства.
— Вот значит, — папа подобрал с пола вилку и ножик, те недовольно поморщились и презрительно посмотрели на шпильку.
— Тоже мне нашлось, сокровище, — буркнул ножик.
Папа взял из рук мамы шпильку и отнес все это добро на кухню. На магнитную доску он повесил нож и рядом пристроил шпильку. Вилку же положил на край раковины, чтобы утром помыть.
Когда вся семья вернулась в постели, на кухне застучали столовые приборы.
— Какая наглость! Вы только посмотрите на нее, ни стыда, ни совести! — заверещала вилка. — На одном уровне с ножом поставить! Это ж надо до такого додуматься! А ведь она даже не предмет кухни. Так, выскочка какая-то.
Нож угрюмо молчал и только хмурил черные густые брови.
— Подумаешь, замок открыла. Я бы тоже так смогла, если б папа не поленился попробовать.
— Не смогла бы, — ответил нож, у тебя зубчики не острые.
— А у нее как будто острые? — взглянув на шпильку, ответила вилка.
— Тут мастерство и умение надо. Ей просто повезло. Я столько замков открыл в своей жизни, видимо, не видимо.
— А с этим и не справился! Говорят, китайские замки самые хитрые. Их только китайцы открывать и умеют.
— Какая разница, какие замки. Ведь главное, вовремя решить проблему, — неожиданно подала голос шпилька.
— Это ты на что намекаешь, погнутая? — нахмурился ножик и потянулся к шпильке, но магнитная полоска крепко удерживала его на одном месте.
— Не намекаю, а говорю, как есть. Если ты немного сбросишь важность, то поймешь, что нет ничего плохого в том, чтобы жить настоящим моментом. А ведь только настоящее и играет роль. Все, остальное — ерунда.
— О чем она говорит?
— Мне кажется, — вилка посмотрела на ножик, — она сомневается, что ты главный.
— Ах, ты! — ножик замахнулся на нее. Да, ты вообще кто? Ты даже не из кухни. И, тьфу на тебя. — Вот именно, — поддержала его вилка, — еще раз тьфу!
— Да, успокойтесь, не трогаю я вашу важность раздутую, — ответила шпилька и немного подсластила пилюлю, — всем известно, что без ножа на кухне не справиться. Да и без вилки вряд ли получится поесть спагетти. И вы абсолютно правы, я не предмет кухни и мне тут не место. Но так уж вышло, что иногда не совсем логичные поступки приходятся к месту. И дело тут не в важности, а в том, что именно сейчас нужно было поступить именно так. Важность настоящего всегда в приоритете. А вы как считаете?
— Что она там бормочет?
— А кто ее знает. Не будем с ней разговаривать, — и оба предмета демонстративно отвернулись от шпильки.
А на утро девочка сняла шпильку с магнитной полоски, привязала к ней бордовую ленточку и, поцеловав, повесила в прихожей в ключницу. Как ни странно, но ни один ключ не стал роптать на новый непонятный предмет в деревянном шкафчике. От каждой двери имелись свои ключи. И иногда они принимали форму совершенно неподходящую и не укладывающуюся в голове.
(Иллюстрации выполнены художницей Мари Искоркиной)
