ГЛАВА 7.
Ad nauseam II (До тошноты 2)
(воскресение,10 апреля)
Расселись в креслах. Колоднер достал из кармана короткую курительную трубочку, стал неторопливо набивать табаком. Шрайбер вспомнил, хвастал Аврум как-то: редкая, дескать, для здешних мест поделка, издалёка, со средиземноморских берегов, вырезана умельцем из наплыва тамошнего верескового корня – жар держит умопомрачительно, куриться ровно, табачный аромат, букет и палитру вкуса раскрывает плавно. Малокурящий – больше за компанию, исключительно в мужской компании и никогда в одиночестве – Либман, налил себе бренди, самую малость, едва покрыв дно бокала, охватил его, согревая, ладонью, бросил любопытствующий взгляд на коробку с папиросами:
– Асмоловские?
Шрайбер улыбнулся, ерничая, развел руками, раскланиваясь да прицокивая, как приказчик в табачной лавке, объяснил непонятливому:
– Ростовского-с не держим. Принципиально. Опасаемся в погоне за дешевизной потерять в качестве. Неизменно и исключительно – папиросы от киевской фабрики братьев Коген. А как иначе?! Уж коэн, как говорится, коэну!.. Вот и сигары, будьте любезны. Также киевского производства – «Соломон Коген». Изволите? Не хуже кубинских! Ручаюсь, получите незабываемое удовольствие. Соломон Аронович, – Шрайбер закатил глаза, – знавал, как же, – исключительной хватки и деловых качеств человек, светлая ему память, к кондициям своего продукта был строг до неимоверности. И табачок у него всегда хорош– македонский или же бессарабский. Отменно горюч – сигара тлеет не менее трёх минут после затяжки.
Шрайбер раскурил сигару, откинулся в кресле:
– Ну-с, господа, приступим! Якоб Генрихович, что у нас с типографскими расценками на издание газеты?
– Держимся из последних сил. Но это от силы месяц. Самое долгое – два. Больше не смогу. Концы с концами не свести. Не о прибытке речь. Едва в ноль выходит. А мне же и семью, и рабочих кормить. Всё как обычно: бумага дорожает, краска дорожает, старая машина ни к черту, буду заказывать новую. Да и накладные расходы…
Шрайбер вздохнул.
– Это у нас, как водится… Хоть бери и себе заводи личный типографский станок. А что? Брошу субсидировать городскую газету, и платить тебе, Якоб Генрихович за печать, поставлю машину в подвале, будем с Аврум Аронычем вместо новостных репортажей по ночам воззвания и прокламации печатать для товарищей революсьонеров. Как думаешь, Якоб Генрихович, будем с прибылью?
– Думаю – нет. Денег у «товарищей» куда меньше, чем у вас. Да и делиться они не привыкли. Как и платить за услуги. Все больше отбирать норовят. И делить меж своих. Тут бы в убытке не оказаться. А коли, не ровён час, дознаются про это начинание в жандармском управлении – то и вовсе где-нибудь в Зерентуйской каторжной тюрьме. Или на Сахалине.
Шрайбер всплеснул руками, взглянул на поперхнувшегося дымом Колоднера, таращащего глаза в полном недоумении от происходящего и мигающего часто, со слезой, захохотал:
– Да уж, Якоб Генрихович, удивил ты меня. Нельзя же всё воспринимать столь буквально. Ладно. Ты мне полный расклад и калькуляцию приготовь, посмотрю, где можно пойти тебе навстречу. И не дешеви, машину покупай наилучшую. У меня на неё действительно виды уже имеются.
Далее Шрайбер пыхнул пару раз сигарой, смешно сложил губы куриной «гузкой», попытался было безуспешно делать из дыма колечки, первый же весело рассмеялся над своими потугами, прищурился, мечтательно пустил голубоватое табачное облачко к потолку и отложил сигару на край хрустальной пепельницы.
– Теперь, Аврум, с тобой. Давай, непосредственно о газете…
…Здесь надобно сделать отступление и отметить, что до выхода из печати, с полгода как уже, первого номера совместного детища Шрайбера и Колоднера, стремительно набирающего популярность у горожан ежедневника «Информатор», газет в уездном Александровске не было вовсе. Ну, не считать же полноценной газетой жалкий листок, который, по примеру Екатеринославских «Губернских Ведомостей» сподобились единожды выпустить в Городской Управе под выборы. Казённо, убого и просто скучно.
(Радовало глаз там лишь описание прожекта и репортаж относительно Мариинского хутора – школы для убогих детей, открытой стараниями Головы. Впрочем, здесь и удивляться нечему: Феликс Францевич, ещё будучи гласным Александровской городской Думы, входил в состав комиссии по народному образованию. А, возглавив город, стал, по выражению восторженных обожателей, по большей части из зависимого чиновничьего люда, флагманом развития просвещения в Александровске. Неизменно избирался почетным опекуном-попечителем городского механико-технического училища, коммерческого училища имени графа Витте, а также городских мужской и женской гимназий. Но венцом просветительской деятельности Городского Головы стало именно основание школы-хутора для глухонемых и слаборазвитых детей).
Колоднер же задумал не одноразовый рекламный листок, но газету совсем иного толка. По сути, конечно, ничего нового: формат давно известный, опробованный в Харькове, Одессе и Екатеринославе – крупных губернских городах, действенно работающий в том же уездном Мелитополе, но буквально революционный для жизни Александровска, к несчастью, затхлой, как стоячее болото в затопленных паводком днепровских плавнях. Колоднер предложил Шрайберу соучастие в издании. «Информатор» предполагался им, как беспартийно-прогрессивный информационно-аналитический ежедневник, полноценно и беспристрастно, насколько это вообще возможно в рамках существующего в империи законодательства, освещающий не только социальные проблемы горожан, но и все то яркое, что несомненно происходит в его культурной жизни, но из-за неосведомленности остается «terra incognita» для большинства горожан.
Ведь ни для кого в Александровске не секрет, что перманентное отсутствие в городе газеты приводит к тому, что все более-менее значимые городские новости передаются исключительно из уст в уста, подобно базарным сплетням, и зачастую в настолько искаженном виде, что повсеместно приобретают окрас по-настоящему фантастических баек, более присталых бандуристам и кобзарям, – ярким, будоражащим, но неимоверно далеким от реальности. А настоящая жизнь города и повседневная деятельность его руководителей, тем временем, неуклонно превращается в некую постыдную канцелярскую тайну, надежно упрятанный от заинтересованных в постижении истины взглядов в сокровенную папочку, документ под грифом «для ограниченного доступа».
И всё это – убеждал Шрайбера Колоднер – при несомненном наличии в Александровске не только творческой интеллигенции, способной совершить задуманное и стать костяком газетной редакции, но и обилия потенциальных читателей – людей грамотных и заинтересованных, которым крайне необходима своя городская газета. В любом мало-мальски приличном городском собрании, наряду с иными местными недочётами, обязательно обсуждается отсутствие в Александровске печатного органа, что неизменно вызывает у большей части присутствующих чувство неприкрытого сожаления и даже ощущение потери чего-то, по выражению одной довольно известной городской матроны, «очень важного для удовлетворения духовной и нервической заинтересованности».
Девизом редакционной деятельности, с горячностью доказывал он Шрайберу, должна стать полная независимость от всевозможных политических организаций и неуклонное служение лишь делу прогресса на принципах полной свободы и равности народов всех национальностей, которые населяют Империю. Залогом же успеха совместного издательского начинания необходимо провозгласить категорическое обязательство газеты обслуживать интересы всей городской общины, а не отдельных ее представителей.
Шрайбер тогда, слушая Колоднера, озадаченно почесал бровь и хмуро заметил:
– Это надо полагать так, что в редакционной политике моё слово значения иметь не будет? Хорошенькое дело вы мне предлагаете. Роль щедрой руки, безоглядно кладущей корм в крокодилью пасть.
– Я, Борух Гиршевич, полагаю несколько иначе. Мы с вами, как мне кажется, единомышленники, ценности разделяем общие и слово наше в общем деле одинаково весомо. Разве что, я имею редакторский опыт и лучше знаю, как технически делать газету, а у вас больше средств для финансирования прожекта. Мы оба, как компаньоны, заинтересованы не только в популярности газеты, но и в её процветании, а стало быть – получении определенной прибыли от издания. Это ли не мечта собственника – получать удовлетворение и выгоду от любимого детища? Даже коли оно не всегда паинька и слегка, без явной угрозы для жизни и здоровья, пошаливает? Я не отталкиваю руку дающего и не вгрызаюсь в неё алчно, наоборот, всегда готов прислушаться к аргументированному разумному замечанию и согласиться с ним. Ведь истина рождается в дискуссии. Не так ли?! К тому же, как утверждают, единственно верным мерилом для оценки чего бы то ни было, своеобразным «krite rion-критерием истины» может служить только практика. Если мои непродуманные решения или действия смогут стать ущербными для предприятия, у вас всегда будет не только право предварительного вето, но и перманентная возможность предоставления альтернативной, более перспективной дорожной карты действий.
В тот момент, полгода назад, Шрайбер согласился с доводами собеседника. И не пожалел. А если и пожалел, то лишь самую малость. Уж больно радостно было с хрустом открывать ежеутренне свежий, едва доставленный из редакции, газетный оттиск. Разве это ощущение радости соучастия в настоящем творчестве, могло сравниться с дополнительными хлопотами и практически нулевой рентабельностью? А хлопоты – что? Должен же чересчур серьезный, во всем неизменно успешный предприниматель хоть малость напоминать смешного единоверца из известной майсы о еврее, торгующем на Базарной площади отварными яйцами по цене сырых, чтобы быть всегда при деле и с наваром.
К тому же жизнь учит: то, что сегодня кажется бросовым и не имеет цены, вполне может стать бесценным уже завтра.
Шрайбер улыбнулся, но тут же провел по лицу ладонью, словно стирая не только улыбку, но и несвоевременную сентиментальность воспоминаний.
– Давай, Аврум, непосредственно о газете… – повторил он. – Прежде всего о не случившемся. Оно, понятное дело, всем присутствующим хорошо известно. Но проговорить всё же надо. Лишним не будет. Авось озвучим проблемы, обмозгуем, да и подправим что возможно, совместными усилиями. Очень, скажу я вам, полезное занятие в коллегиальном ведении дела. Замечательная метода. Я это называю умственной атакой. Голова ведь хорошо, а три, да ещё такие разные, но рассуждающие для общего блага, – много лучше. Не так ли, Якоб? Предлагаю плодотворное синектическое совмещение разнородных элементов. Эдакую гремучую смесь из deutsche und jiddische Köpfe, способную по-хорошему, исключительно для общественной пользы, взорвать укоренившуюся затхлость этого столь провинциального и столь родного городишки. – Шрайбер снова на долю мгновения улыбнулся и уже серьезно продолжил:
– Задумывая ежедневник мы наивно полагались на статистическую цифирь и данные всеобщей переписи населения империи. Как известно, из двух десятков тысяч обитателей Александровска восемь тысяч с лишком, едва ли не сорок три процента от общего числа горожан, – назвали своим родным языком именно украинский или малорусский. Однако, сегодня «Информатор» выходит исключительно по-русски. Хотя, напоминаю господа, изначально предполагалось, что его полосы будут открыты для качественных и эксклюзивных материалов как на украинском языке, или, как его называют, повторяя официоз документов, доморощенные русофилы – малорусском наречии, так и на языках наибольших городских общин: иудейской – двадцать восемь процентов жителей Александровска – или пять тысяч двести человек, русской – около двадцати пяти процентов – четыре тысячи шестьсот шестьдесят семь человек и даже немецкой – около двух процентов или триста семьдесят жителей. Почему так? Публикуя материалы на украинском, мы не только вызвали недовольство чинов из Управы и даже из канцелярии Екатеринославского губернатора, но и тут же на четверть снизили реализацию газеты. Не особо тянутся к своему родному наши Александровские малороссы! Впрочем, то же самое можно адресовать и нашим, Аврум, единоверцам. Вот уж действительно – космополиты: они истово молятся в синагогах на иврите, столь же истово ругаются, сотрясая Базарную площадь, на идиш, но городскую газету почему-то предпочитают читать исключительно по-русски. О соплеменниках Якоба я уже не говорю: они давно вынашивают планы издания своей собственной газеты. Поправь меня, Якоб, если я ошибаюсь…
– Всё так. Как только наши заводчики договорятся о совместном финансировании издания.
– Якобу переживать не из-за чего, он в накладе не останется. Печатать два тиража вместо одного – всегда в прибыль, а не в убыток. Но это, пожалуй, дело нескорое, не сегодняшнего и даже не завтрашнего дня. А потому вернёмся к нашим сиюминутным проблемам. Чтобы сохранить объем газеты в шесть печатных полос, нам необходимо поднять цену на номер до трех копеек, а стоимость годовой подписки сделать не менее пяти рублей. Как считаешь, Аврум, не отпугнёт ли это читателей?
– Не должно. И Екатеринослав, и Харьков, и даже Мелитополь – уже давно работают с такой ценой. Это мы пасем задних.
– Хорошо. Договорились. Но уж коли поднимаем цену, то и качество публикаций должно расти опережающими темпами. Мы же заявляли весьма широкую платформу газеты, а являемся, по сути, самым обычным информационным местечковым изданием. Благо, хоть название этому не противоречит. Где резонансные, но объективные авторские материалы по актуальным вопросам политической и экономической жизни? Почему большая часть опубликованных материалов либо анонимны, либо, что, по сути, одно и тоже, – редакционные. Сколько у тебя сотрудников? Трое, четверо? Пусть, но, на вскидку, я могу вспомнить лишь одну фамилию – Вадимов. Виктор, кажется?
– Да. Виктор. Из молодых, да ранних. Самородок. Другой бы с таким талантом давно в Екатеринослав подался. В Киев. Или ещё дальше.
– Бойко пишет. Я бы даже сказал – ярко. И что важно – ему одинаково здорово удаются полицейские репортажи, отчеты о работе Управы и бытописание городских будней. А главное, его материалы, даже критического толка, всеми воспринимаются адекватно, не влекут штрафов и угроз закрыть газету.
– Ну сколько можно вспоминать, Борух Гиршевич?!
– Ровно столько, Аврум Аронович, сколько потребуется. Триста штрафных целковых выложить за твою скандальную передовицу даже для меня накладно. Уж лучше бы доложил чуток и приобрел автомеханическую новинку от «Фрезе и К°». Разъезжал бы сейчас по Александровску не на извозчике, а на автомобиле, с личным chauffeur.
– Собак бы пугал, – пробормотал Колоднер. – Да мальчишек потешал, как циркач из заезжего шапито. К тому же, о каком «чутке» речь? Добавить бы довелось втрое, а то и в пятеро.
– Я всё слышу, Аврум! – беззлобно усмехнулся Шрайбер, налил себе бренди, взял из пепельницы тлеющую сигару, аккуратно обмакнул головку в бокал с напитком, поднес сигару ко рту, пыхнул, выпустил наконец-таки дымную струю колечками и удовлетворенно продолжил. – Теперь о том, что получается. К редакционным материалам о культурной жизни города вопросов нет. Театральные премьеры, чемпионаты цирковой борьбы, концерты гастролирующих знаменитостей, синематограф – события освещены своевременно и ярко. А то, что перезревший вопрос о необходимости создания в городе общественной библиотеки поднят не скандально, но в виде участливого редакционного диалога с читателями газеты, и не только на улицах, но и в кабинетах Управы, тем более, с подверсткой к материалу благожелательного мнения Городского Головы на этот счет – и вовсе находка. Дорогого стоит! Ведь можешь, Аврум, когда надо для дела, не подкусывать по мелочам начальство!
Колоднер улыбнулся, шутливо-церемонно качнул головой вниз.
– Феликс Францевич отметил нашу объективность освещения событий в области усилий городского самоуправления к развитию просветительской и образовательной сферы. И даже твой, Аврум, экономический анализ показывающий, что учителя с неизменным, установленным ещё более тридцати лет назад ежегодным окладом недополучают по сегодняшней дороговизне минимум вдвое, считая и двадцатипроцентную надбавку, что ввели в прошлом году, встречен одобрительно. Голова заявил мне, при встрече, что готовит соответствующее обращение в Министерство народного образования ибо, по его словам, «дороговизна жизненных условий и материальная необеспеченность заставляет учителей отказывать себе в удовлетворении насущных потребностей, заставляет львиную долю времени искать сторонних занятий с целью заработка, отдаляет от школы, снижает продуктивность труда, а главное – пагубно отражается на их здоровье и психике; кроме того, низкая оценка труда учителя не соответствует оценке труда людей иных интеллигентных профессий, а значит, повышение им зарплаты станет всего лишь актом справедливости».
– Красиво сказал, пробормотал Колоднер. – И главное – правильно. Не поспоришь!
Шрайбер улыбнулся и продолжал:
– Феликс Францевич в ближайшие же дни готов встретиться с редактором «Информатора», то есть с тобой, Аврум, и дать по этому вопросу развернутое интервью. Кроме того, он готов обсуждать и иные первоочередные вопросы предстоящего благоустройства города: водопровод, канализация, замощение и освещение улиц, озеленение, потребности полицейской и пожарной команд и решение вопроса с недостатками городского транспорта.
– Однако! – загорелся Колоднер, радостно, в предвкушении, потер ладонь об ладонь.
Либман недоверчиво покачал головой:
– Действительно – неожиданно. Феликс Францевич не особо любит встречаться с газетчиками.
– Проще и правильнее сказать, Якоб, не встречается с ними вовсе. – Шрайбер улыбнулся.
– Это правда! – согласился Колоднер.
– Да, Аврум, и поэтому я считаю этот шаг навстречу – несомненным позитивом. Тем паче – речь идет о вещах достойных. Продуктивное сотрудничество с властью много лучше бесперспективной конфронтации. А правильная, и не в ущерб принципам, подача материала поспособствует росту тиража не менее полицейских репортажей твоего Вадимова. Не так ли, господа?
Колоднер и Либман согласно кивнули.
– Однако, это сотрудничество, хотя и перспективно, но долгосрочно. А деньги для решения насущных газетных проблем – нужны уже сейчас. Имеющийся портфель рекламодателей, даже с учетом таких крупных, как завод «Землеобрабатывающих машин и орудий А.Копа» и машиностроительных фабрик «Торгово-промышленного товарищества Лепп и Вельман», расходов не покрывает. Каков же выход?
– Искать нового крупного рекламодателя? Только где же его… – неуверенно начал Колоднер.
Шрайбер прервал его, панибратски хлопнул по плечу.
– Молодец, Аврум! Прямо в яблочко! – захохотал. – И я – молодец. Я его уже отыскал! Этого безумно щедрого рекламодателя зовут – Герман Нибур! Мельничный король Юга Империи заказывает нам эксклюзивную рекламу своей новой санатории «Александрабад». Это новое направление его Geschäft, а, следовательно, нужен и новый нетривиальный подход. Прежде всего не только традиционные рекламные объявления, но и авторская серия ярких тематических статей для публикаций прежде всего в нашей газете, а затем, для начала, и по всем южным губерниям. Но и это ещё не всё! Теперь слушайте – самое главное. Именно для этого, Якоб, мне и нужна твоя самая лучшая типографская машина. По заказу клиента мы сделаем большим тиражом для распространения по всей Империи полноцветный многостраничный буклет с красочными фотографиями и описаниями возможностей санатории. Нечто более серьезное и творческое, нежели банальный каталог или прейскурант для машиностроителей. Наш буклет должен стать настоящим произведением искусства, так чтобы и через сто лет внуки сегодняшних посетителей санатории разглядывали его с удовлетворением. Якоб, ты представляешь объем предстоящей работы?!
– Это очень сложное, но очень интересное и весьма своевременное предложение, – Либман потянулся к отставленному было бокалу с бренди. – Нибур – человек слова и всегда очень щедро платит за качественную работу. Прозт!
Шрайбер кивнул.
– Да, но я в ближайшие дни буду занят с Феликсом Францевичем, как же… – всполошился Колоднер.
– Не беспокойся, Аврум, занимайся исключительно выпуском газеты и Городским Головой! – Шрайбер вновь с хохотом прервал редактора. – Нибур, как оказалось, фанат бытоописательских очерков Вадимова. Он уверен, что именно Виктор сможет сделать рекламный прожект лучше других. Вместе, конечно, с нашим замечательным фотографом. Как его… – Шрайбер энергично потер сложенными щепотью пальцами.
– Коган! Давид Коган!
– Вот именно, Коган! Было бы просто удивительно, если бы он ни был замечательным! – Шрайбер снова захохотал.
Продолжение следует…
