(извлечения)
В основном, как известно, шлейхеры живут стайками. Как точно заметил еще профессор Ю. Н. Липский в своем знаменитом трактате о шлейхерах, к этим существам, действительно, совершенно неприменимо грубоватое слово «стая» вследствие ассерторической неотражательности стайковости последнего. Впрочем, каждый сколько-нибудь ориентирующийся в теме читатель давно уже и сам долгими лунными ночами проанализировал эту филологическую особенность в работах о поведении шлейхеров.
Питаются шлейхеры звездным излучением и прохладным гранитом, потому могут легко менять массу своего тела как в сторону плюса, так и в сторону минуса. Это дает им возможность преодолевать значительные расстояния вселенского пространства, не завися ни от метеорологических явлений на Земле и в созвездии Южного Креста, ни от технических средств передвижения, которых у шлейхеров все равно нет. Вопреки столь чудной возможности шлейхеры крайне редко по собственной воле преодолевают значительные расстояния вселенского пространства. Дело в том, что космические ветра раздувают их стайки в разные стороны, превращая шлейхеров стайковых в шлейхеров одиноких, что они ужасно не любят.
Хотя в созвездии Южного Креста шлейхеров до сих пор не обнаружено, есть все основания предполагать, что они там есть. Утверждать обратное было бы абсурдом, так как известно, что космические ветра дуют во все стороны мироздания и образуются на всей его территории. По крайней мере составитель настоящего труда не знаком ни с одной научной статьей, в которой утверждался бы подобный бред.
Природные трудности единственной отчасти исследованной нами колонии шлейхеров заключаются в том, что места, где можно полакомиться излучением ближайшей звезды, то есть Солнца, и места, где можно погрызть прохладный гранит, довольно далеки друг от друга, к тому же, постоянно передвигаются вместе с солнечным терминатором. Именно этому явлению мы благодарны за то, что изредка, в прозрачные ясные ночи, мы, сидя на кухне за исцарапанным телескопом и чашкой кофе, можем с улыбкой умиления наблюдать миграции шлейхеров, проходящие параллельно цепочкам кратеров в районах Моря Дождей, Залива Верности, Озера Надежды, а так же Озера Вечности и Карпат. В местах так называемых провизионных миграций шлейхеров замечены вспышки пунктирного свечения лунной поверхности…
* * *
… луна. И совершенно отчетливо видно, что это никакой не кружок, и не монетка, и не блюдце, а самый настоящий шар. Ее объемность достигает апогея, конечно, во время полнолуния. И когда облака – знаете, такие легкие, как перышки, или как пух крошечного серого котенка, – скользят по ней и легонько гладят ее. Кажется, будто они скользят не только с этой, но и с той стороны луны. Иногда мне видится, что это воздушный шар, прилетевший к нам с другой планеты, и тогда мне хочется угадать корзину внизу и людей в корзине. Иногда мне видится, что это и есть та самая другая планета, которую мы все так долго искали, и тогда я думаю, что на самом лучшем аэроплане Веймарской Республики можно, наверное, долететь до нее. И даже, может быть, там жить…
– Мой дорогой Курт, Вы стали слишком сентиментальны, – сказал Адольф. – Вам было бы очень полезно отдохнуть на лоне природы.
– Вы так думаете, милый Адольф? – спросил Курт, кутаясь в плед и печально глядя на луну за перилами террасы. — Возможно, Вы правы. Когда-то я считался мастером и гением интриги, что осталось во мне от меня самого той поры? Военная выправка? Вы сами знаете, чего стоит выправка старого генерала. Арийские черты лица? Черты лица практически всех людей становятся в этом смысле одинаково неопределимы к моему возрасту. Мой опыт? О! Мой опыт – это как раз то, что каждую минуту сообщает мне о моем несуществовании. Гений интриги умер, улетел, рассеялся где-то среди невиданных миров и сосен Урала. Здесь осталось старое, непринадлежащее человечеству существо, которое просто хочет прожить остаток жизни на луне.
– Мой дорогой Курт, Вы стали слишком сентиментальны, – сказал Адольф. – Вам было бы очень полезно отдохнуть на лоне природы.
– Нет-нет, лоно природы меня сейчас не спасет, – сказал Курт и нащупал в темноте курительную трубку с гладким, обжигающе холодным холмиком золотой крышечки. – Меня спасет работа, единственное, что мне осталось от меня прежнего. Телефон, перо, митинги. Никакой луны. Не время. Я засмею Рема, уничтожу Геринга. И Вас, лично Вас, милый Адольф, ни за что в жизни не подпущу к креслу канцлера. И, конечно, больше никакой луны. Никакой, – Курт закурил, пуская дым в черные морозные небеса. – Луна… Нечто весьма романтическое. Не вяжется с образом генерала, да? – он хрипло засмеялся. – И то правда. Хватит держать ее за этакого козла отпущения в плаксивые минуты возвышенных любовников! На луне пора продавать земельные участки. Нарезать луну на дольки километров и продавать. Было бы очень здорово. Вы знаете, Адольф, это ведь то же самое, что продавать счастье. Потому что продавая луну, мы продавали бы одновременно надежду на будущее. А разве не это и есть счастье? – он вздохнул. – Кстати, и казну бы пополнили.
Он еще раз вздохнул и, как бы извиняясь, поднял глаза на луну, видимую сквозь пар его дыхания.
– Мой дорогой Курт, Вы стали слишком сентиментальны, – сказал Адольф. – Вам было бы очень полезно отдохнуть на лоне природы.
– Да, – сказал Курт. – Да-да. Вы правы. Мне пора на покой. И к сожалению, Вы займете мое место. Я думаю, для великой Германии все это закончится одной из тех страшных катастроф, которыми пугают школьников в учебниках по истории. Не знаю, какая, но какая-нибудь катастрофа да произойдет. Воздух пахнет ею. Позорная катастрофа. Не потому, что Вы делите человечество на арийцев и нечистые породы; и не потому, что Вы собрали вокруг себя толпу садистов и пьяниц, которых я сам, будь на это еще моя воля, в лучшем для них случае посадил бы за решетку. Катастрофа произойдет уже только потому, что луна для Вас – лишь чей-то козел отпущения, до которого самим Вам нет никакого дела. Вы никогда в жизни не сможете представить, что аэроплан долетает. Что Вы высаживаетесь и идете по серой тропинке, которая лишь Ваша, садитесь на серый треснувший камень, который только Ваш, смотрите на Землю и размышляете о том, куда же Вы теперь смотрите: вниз или вверх. И вдруг у Вас начинает слегка кружиться голова, и Вы понимаете, что Вы – на Луне. И это только Ваша Луна. А с Земли в этот момент на Вас смотрят миллионы глаз: мужчины и женщины, молодые и старые, поэты и политики. Они смотрят на Вас и Вас не видят. Они видят лишь воздушный шар, прилетевший к ним с другой планеты, шар, который гладят тонкие, как перышки, облака. А Вы сидите на луне и, как ребенок, болтаете ножками над облаками – и одновременно над всей этой звенящей бездной. И сапоги Ваши никогда, – о, поверьте мне, милый Адольф, никогда – уже не упадут в забвение ее вечности…
Курт замолчал и подождал, пока Адольф ему ответит. Но Адольф не отвечал. Тогда Курт повернулся в сторону второго кресла, поставленного на террасе, и увидел темноту. Гитлера на террасе не было.
Всю ночь уволенный канцлер Германии Курт фон Шлейхер курил и разговаривал сам с собой. В морозном пространстве вокруг него ему постоянно чудилась последняя вчерашняя фраза Гитлера, он слышал ее рядом со своим ухом и отвечал, отвечал, отвечал.
Шла предпоследняя ночь января 1933 года. Оставалось еще почти полтора года до Ночи Длинных Ножей и шесть лет до войны. Вилла на окраине Берлина была засыпана хрустящим, как свекольный сахар, снегом и изломанными стрелами гиперборейского ветра. Ветер отдавал шведскими фиордами и рыбой. В парке, вниз по дороге, на скамейке вечным сном спал какой-то бродяга. В трех аллеях от него, на другой скамейке жались друг к другу двое. Надо всем этим взвывало небо. Шел снег. Облака сменялись тучами. Висел шар.
* * *
…места селения вблизи следующих Морей: Кризисов, Холода, Ясности и – как показывают исследования обратной стороны луны – Моря Мечты. А так же в Океане Бурь, Болоте Эпидемий и в Альпах.
А размножаются шлейхеры делением. Предсказал это еще Юрий Гагарин в третьем варианте своего прощального письма перед Великим Стартом; развил гипотезу в теорию С. П. Королев. Очевидцами же превращения теории в реальность, как писалось в американских изданиях, оказались Нейл Армстронг и Эдвин Олдрин в 1969 году. Эти поразительные простаки как раз выставляли под американский флаг ящик кока-колы на случай, если заметившие флаг космические странники решат на Луне же утолить жажду, когда увидели шлейхера.
Позже они утверждали, что он был похож на человека. Собственно говоря, с тех самых пор шлейхера стайкового принято именовать шлейхером стайковым прямоходящим. Хотя это определение раскрывает суть шлейхеров точно так же, как суть Луны раскрывало бы определение «висящая».
Шлейхер делился. Сначала космонавты решили, что рядом с ним покачивается его тень. Но спустя несколько мгновений поняли, что это только что рожденный шлейхер-номер-два. Процесс деления закончился, шлейхеры одновременно (с уважением – как показалось американским космонавтам) посмотрели в сторону «Аполлона-11» и, будто бы беседуя о чем-то, ушли к горизонту. Во время следующих экспедиций на Луну увидеть шлейхеров более не удалось.
В свое время было проведено множество конференций и дебатов, посвященных проблеме шлейхеров. А в частности теме: «Зародилась ли их цивилизация на Луне или была привнесена из других областей космоса?» В этих заметках я не берусь расставить все точки над глобальным «и» этой проблемы. Рассмотрю подробнее лишь вышеприведенную формулу, благо, в ней одной содержится столько неясностей, неточностей и противоречий, что при детальном разборе хватило бы на статью в «Мун Джиографик Мэгэзин» (будь у меня чуть больше усидчивости, чтобы ее написать, и чуть меньше брезгливости, чтобы вообще писать что-либо в журнал с подобным «коровьим» названием).
Во-первых, нет стопроцентной уверенности, что цивилизация шлейхеров именно зародилась. Молодая ученая поросль, которая играет в данном случае роль уважаемой нами оппозиции, разделилась на два лагеря – первая половина считает, что вышеуказанная цивилизация существует вечно, изначально, и потому никогда не рождалась; другая половина полагает, будто бы шлейхеры еще вообще не зародились, а лишь собираются зародиться, а то, что мы называем шлейхерами – это отголоски их воображения, случайно проявившиеся в их собственном прошлом.
Во-вторых, нет единого мнения о том, есть ли у шлейхеров цивилизация. Быть может, они неразумны (что, скорее всего, так и есть), а в таком случае ни о какой цивилизации распространяться вообще неуместно.
В-третьих, слово «привнесена» уже говорит о том, что шлейхеры не могли перебраться на Луну сами (если они не являются ее урожденцами), хотя это еще совершенно не доказано. Видимо, в подсознании коллег, составлявших формулу, упрочнились космические ветра, разносящие шлейхеров на миллионы парсеков друг от друга. Но ведь не стоит исключать возможность добровольного сцепления шлейхеров посредством их передних лапок и совместного их перемещения таким образом на парсек-другой туда, куда надо, либо туда, куда дует ветер.
Остальные понятия в двух этих рядом стоящих определениях («других», «областей», «космоса» (последнее в особенности, ибо Земля в какой-то степени не является его частью), а так же проскользнувшее незамеченным «на Луне») тоже не внушают мне доверия. Еще мой незатейливый армейский товарищ Сенька Эмпирков утверждал, постукивая стволом «калашника» по перилам контрольной вышки: «Политрук козел. Определения бессмысленны, поскольку вначале следовало бы определить понятия, входящие в определения, следовательно определить определение».
В случае с происхождением шлейхеров понятия еще далеко не определены.
* * *
(из интервью):
В одиннадцать лет я написала рассказ «Тетрадь» о двух мальчиках, которые присвоили себе тетрадку с чужим текстом. Эти два мальчика были моими одноклассниками, Севой и Мишей, которые, разумеется, не догадывались, что я приписала им эти плагиаторские действия, даже не изменив их имен. В дальнейшем подобную практику я превратила в прием: имена в своих текстах не изменяю. «Тетрадь» я написала для того, чтобы один из этих мальчиков (я тогда еще не решила, какой именно) после ее публикации стал бы относиться ко мне лучше, чем раньше…
(из гостевой книги отзывов Ирины В.
на одном из онлайн-конкурсов русской литературы):
М.Ш-р,
— Fri May 26 12:21:16 2000
Так как, к счастью, я не имею прямого отношения к литературе, да и вообще залез сюда случайно и случайно прочитал, буду честен как единственно настоящий простой читатель. Рассказ мне Ваш очень понравился. Не знаю, что дурного нашли сетевые литкритики Вепрь и Иосиф Виссарионович в чрезмерной маскулинисткости рассказа по Гендеру. Я таких слов не знаю и знать не хочу. Собственно говоря, и конкурс, и рассказ я нашел по ссылке с какого-то интернет-журнала, в котором было напечатано интервью с Вами, а в журнал я попал через ссылку с Вашей фотографией на одном из серверов с анекдотами. Я узнал, что Вы уже несколько лет живете в Америке. Я очень удивился и почему-то обрадовался. Но более всего я удивился, когда узнал, что Вы – лесбиянка. Еще в детстве я слышал, что самые красивые мужчины – голубые, а самые красивые женщины – соответственно, розовые. Может быть, мне нужно стать геем, чтобы хоть в каком-то смысле оказаться к Вам ближе. Да, чуть не забыл. Мне кажется, что я – один из тех двух мальчиков-плагиаторов, о которых Вы говорили в интервью журналу (уже не помню, как он назывался). Пока.
Ирина,
— Fri May 26 20:40:07 2000
Боже мой, Миша, это, правда, ты? Я не верю, такого не бывает. Если это действительно ты, скажи, чем закончилась та история после публикации «Тетради» в «Костре».
М.Ш-р,
— Fri May 26 22:13:12 2000
А ничем не закончилась. Мы уходили печь картошку на Мышиную поляну, ловили тритонов в Бунарке, играли в пиратов у меня дома. А однажды, когда мы смотрели старинные монеты твоего отца, а Севка уже ушел на секцию, ты сказала мне: давай поцелуемся. А я сказал: ты че, дура? А еще я помню тюлевые занавески со звездочками на окнах в твоей комнате. Через два месяца наша семья уехала в Германию, и я о тебе больше ничего не слышал. Так что та история действительно совсем ничем не закончилась.
Ирина Мише,
— Fri May 26 22:16:44 2000
Миша, Мишка Шлейхер. Больше всего на свете я хочу сейчас пива, много пива, чтобы забыть, что ты снова существуешь. Лучше бы ты вообще никогда не прочитал это дурацкое инетрвью в интернете. Я ведь тогда полночи проплакала, глядя на звезды в занавесках и на круглую глупую луну в тех тюлевых звездах. По-моему, это из-за тебя я стала лесбиянкой. Надо мне было выбрать Севку.
М.Ш-р,
— Fri May 26 22:38:32 2000
А я ведь так и думал. Черт возьми, почему я не вернулся тогда через год? Ведь была возможность – приехать в гости в родную страну. Отец улетел по делам. Я же в летние каникулы вместо этого поехал с классом на немецкие острова в Северном море, а потом с родителями в Италию. Потом тысячу раз жалел о том, как ответил тебе тем вечером. Но уже, как ты понимаешь, было поздно. Я к тому времени прожил в Германии некоторое количество лет. Сейчас у нас почти вечер, луна в окне. Я только что десять минут сидел и курил, глядя на луну, как когда-то ты – через тюлевую шторку. Знаешь, мне показалось, будто на эту же луну глядишь сейчас и ты, хотя это невозможно, потому что у вас только начинается вторая половина дня. Ведь ты живешь в Америке. Странно все получилось. Как-то не по-человечески что ли. Ты в Америке, я в Германии. А когда-то жили в длинной белой пятиэтажке по ул. Дудина, ходили в одну советскую школу, читали «Костер». Ира, я напишу тебе письмо, если не возражаешь. Здесь мы уже, кажется, смущаем народ своей перепиской. ОК?
Ирина Мише,
— Fri May 26 22:40:44 2000
Не надо, Миша, не пиши. Все равно бесполезно, ведь я не люблю мужчин. Бай.
Продолжение следует…
