Ресторан пустел. Официанты сдвигали столы и стулья. Игорь спрашивает:
-Хочешь сыграю еще? Ты это ни разу не слышала…
-Конечно, хочу.
Заиграла странная мелодия. Игорь быстро и размашисто перебирает пальцами, поднимает руки над головой и снова обрушивается всей силой на клавиши. Бабочка давно перекочевала в нагрудный карман, рубашка расстегнута, челка взлетает в такт. Основная мелодия постоянно обрывается резкими, режущими пронзительными аккордами. Какая-то больная музыка, истерзанная.
Игорь перестал играть и промокнул капельки пота на лбу. Я не заметила, что прикусила губу и во рту соленый привкус.
Селена смотрит всю игру на Игоря. Что это за взгляд? Восхищение или ужас? Широко раскрытые глаза, не движется и, кажется, даже не дышит.
— Что это было? — спрашиваю я.
— Что у тебя происходит в жизни, если ты такое пишешь?
— Тебе не понравилось? Да, это вам не «Шербургские зонтики»… Все хотят «Шербургские зонтики», цветы-розы и слюнявые романы… Кругом дуры и сытые скучные сучки.
— Он что –псих? Или он гений? Знаешь, мы проходили по психологии, что все гении немного сумасшедшие, – перекрикивает Селена очередной состав. – Почему он так громко разговаривает? На что он сердится?
— Игорь, «Шербургсие зонтики» хотят потому, что они уносят, убаюкивают, можно сказать, даже дают надежду. Мне тоже помогло и стало немного легче. A твоя музыка –наоборот. Я тебя уже спросила – что у тебя в жизни творится? О чем твоя мелодия?
Игорь криво усмехается.
— Пойдем отсюда. Здесь все душит. Хотите, в одно нормальное место поедем?
Я перевожу. На что Селена обещает, что меня одну с «этим» не оставит.
— Может быть попрощаемся, и я отвезу тебя домой? Ты говорила, что сегодня Алина не придет. Хочешь, я останусь у тебя ночевать?
Хуже одиночества может быть только человек, с которым нет ничего общего. Хотя нет, почему, ее брат – мой будущий муж. Зачем она у меня останется? Будем обсуждать свадьбу и выбирать букет невесты?
— Селена, если хочешь, можешь ехать домой. Я не боюсь остаться одна. И этот русский музыкант не сделает мне ничего плохого. Он хочет показать нам интересное место. Поедем?
Селена решилась ехать с нами. Мы приехали в какой-то бар с оглушающей музыкой. На маленьком пятачке сцены оркестр-трио наяривает в динамики. Игорь здоровается со всеми.
— Вот, это – музыка и люди!
Игорь сбросил куртку, снял длинные фрак, смешно выглядывающий из-под куртки. Под белоснежной рубашкой оказалась черная футболка. Я и не заметила, в какой момент Игорь залез на сцену и открыл пианино. Он ворвался в музыку своей партией, разорвал и подбросил в нее еще больше оглушающих звуков, жизни, огня. Зал стонал, выл, топал. Я улыбалась ошарашенной Селене и показывала большой палец вверх.
Селена пробыла еще полчаса и начала зевать, несмотря на шум и вопли вокруг. Кто-то пытался вытащить ее танцевать и приобнял за талию.
Селена прокричала мне: „Я так не могу. Это уже слишком все для меня. Они все какие-то дикие. Я же не разрешала меня обнимать.“
Мне хотелось хохотать и веселиться. Я схватила Селену и тоже попыталась втянуть ее в танец. Она постояла, переминаясь с ноги на ногу, и сказала:
— Я – домой. Ты едешь?
— Нет! Я никуда не еду! Мне здесь очень хорошо. Я остаюсь.
— Алексу, думаю, тоже не понравилось бы…
— Алексу? – Я рассмеялась. – Ну и что? Мне наплевать, что ему не понравилось бы. Слышишь? Мне наплевать!
Селена уехала и сказала напоследок, что она все понимает, что мне, наверное, очень приятно встретить так много соотечественников. Она не будет говорить Алексу, чтобы его не расстраивать.
— Я думаю, что ты просто под влиянием «этого человека» и его музыки.
— Позвони мне завтра.
Я сказала: «Ладно, спасибо за вечер и за ужин. Мне было, правда, очень приятно с тобой увидеться…» и ушла в центр зала в гудящую на все голоса толпу: „…ой-йо никто не услыыыышит…»
Игорь целуется грубо. Он знает, чего хочет, его не интересует, хорошо ли мне. А мне хорошо! Мне очень хорошо! Я не могу толком набрать воздуха, не успеваю ничего сказать. Игорь отпускает меня только, чтобы я сказала адрес Ивану. Иван – настоящий богатырь из всех русских сказок. У него устрашающий конь – огромный черный джип. Джип срывается с места и ревет, пугая тихую берлинскую ночь. Мы целуемся на заднем сиденье. Иван смеется и смотрит на нас в зеркало, подмигивает мне. Я подмигиваю в ответ. Игорь говорит прерывистым шепотом: „Какая же ты …» и опять не дает мне дышать.
Алины нет дома. Мы, не снимая обуви с ног, спотыкаемся, продолжаем целоваться и падаем на ковер в зале. Игорь – сильный, страшный, весь из мускула и жил, на руке выше локтя татуировка. Хищная птица движется то медленно, то урывками, повторяя движения мышц.
На кухню проникает слабый свет, падает кривым прямоугольником из прихожей.
— Хочешь еще чай?
— Нет. Не хочу.
Игорь в концертных брюках и черной футболке. Весь в черном.
— Черный человек на моей кухне. Это известный музыкант и композитор, добро пожаловать, – смеюсь я. — Только что прозвучала партия на белых клавишах.
-Ты заметил, что я была в белом? Черное играет на белом…
Игорь смотрит из-за чашки своим пристальным взглядом. Мне кажется, что он притаившееся животное и в любой момент может снова неожиданно наброситься.
— Я скоро уезжаю в Питер. Я приезжаю сюда раз в месяц, иногда раз в два месяца. В зависимости от расписания концертов и халтуры типа той, в ресторане для этой тупой благообразной публики. Завтра у меня сольный концерт в Русском Доме. В шесть.
Я уже знаю, что приду в шесть в Русский Дом. Игорь тоже не сомневается.
— Что у тебя случилось? Что ты там грузилась с этой немкой? Мальчик бросил?
— Да. Можно, так сказать. Меня бросил мальчик. И у меня скоро свадьба с другим мальчиком. Мой будущий муж за мной следит и без моего ведома читает письма, звонит моим знакомым… В общем, у меня весело. Ты помог мне, спасибо. Кажется, что это все уже далеко и неважно. Ты очень вовремя появился.
— Я знаю. У тебя было на лице все написано. Не я, так кто-нибудь другой.
Игорь криво улыбается.
— По тебе видно, ты бы нашла утешение. Ты та еще сучка, ты та еще …сладкая, сытая сучка.
Игорь закручивает мне руку за спину и целует опять так, что от недостатка воздуха начинает кружиться голова.
Закрыв за Игорем дверь, я проветриваю и убираю квартиру.
Спать ложусь я уже под утро.
Я потягиваюсь всем телом: я – кошка и у меня девять жизней. Сквозь наваливающийся сон слышу, как Алина звенит ключами, открывая дверь.
— Ты всё спишь? Не боишься всю жизнь проспать? Ладно, проснешься, расскажу – закачаешься, как я провела время с Хайнцем.
Продолжение следует…
